Что ж, с Соломатиным не поспоришь. Но у этого великого разведчика-волкодава действительно бывали вербовки, которые обеспечивали безопасность страны, ограждали от конкретных угроз.
И потому частично, пока лишь частично, привожу воспоминания ушедшего в 2005-м Соломатина о нашем друге — американце Гленне Майкле Соутере. Всё повидавший Соломатин признавался: никогда не встречал в разведке таких чистых, романтичных и светлых людей. Вот уж кто работал на нас за одну лишь идею.
Началось всё в Риме в 1980-м, когда какой-то молодой бородач запросто обратился в советское консульство с просьбой помочь ему, американцу, с переездом из США в Советский Союз. Напорись он на какого-нибудь безукоризненно знавшего свое дело дипломата, тот наверняка нашел бы предлог отправить бородатого подальше. С такими просьбами в те времена приходили к нам часто люди нездоровые, с психическими расстройствами. Или засылался провокатор, и такая потом поднималась в газетах шумиха! Могло быть и хуже: подстава, то есть попытка сотрудника или агента иностранной службы войти в доверие к советским коллегам. Но посетитель случайно обратился к одному из подчиненных Соломатина, который, зная методы работы резидента, тут же доложил шефу о странном посетителе.
И Борис Александрович, больше всего опасаясь подставы, все же рискнул встретиться с просителем. В откровенной беседе старшина ВМС США Соутер признался, что разочаровался в своей стране. Он уже несколько лет на флоте, и всюду ложь. Его авианосец «Нимиц» напичкан ядерным оружием, а всюду трубят, что ничего такого на нем нет и не было. Врут миру на каждом шагу, ни в грош не ставя и собственных союзников: шпионят даже за Израилем и Египтом. Снимают со спутников чужие объекты, не только военные. Сеют рознь по миру. Следят за своими же моряками. Уж он-то точно знает: служит личным фотографом у командующего 6-м, южным, флангом натовского флота адмирала Кроу, плавает на штабных кораблях, беседует с матросами. А еще он с детства любит поэта Маяковского, изучает русский язык и хотел бы в СССР заняться переводом его стихов на английский. Жаль, он не в курсе ничего секретного, но и то, что видел, — повод для отъезда в страну, строящую социализм.
Соломатин сразу понял: Соутер напичкан секретами, чего американец в силу наивности не представляет. Это даже не было вербовкой. Борис Александрович предложил Гленну сделку. За несколько лет тот докажет свою преданность СССР, а уж он лично похлопочет о предоставлении Соутеру советского паспорта. Моряк согласился, а вот московское начальство резиденту пришлось уламывать. Ведь моряк сразу же отказался работать за деньги, а это очень настораживало. В 1980-х почти все агенты уже трудились только за вознаграждение — и чем больше оно было, тем лучше. Так что история с инициативником (еще один термин) выглядела несколько фантастично.
Но фантастика уступила место реальности, когда в Центр начали поступать материалы от Гленна. Профессия фотографа вообще ценится в любой разведке: передвижения по миру, общение со множеством людей, высокие посты занимающих, допуск на объекты, от посторонних глаз закрытые. Очень естественное сближение с представителями всех служебных рангов: любому приятно получить от фотографа сувенир в виде фотографии.
Соутер, плавая на кораблях 6-го флота США и организовывая встречи своего адмирала с прессой, являлся носителем ценнейшей информации. Соломатин ему это быстро разъяснил.
Коротко и без подробностей: Соутер передал список целей на советской территории, по которым должны были быть нанесены ядерные удары. Во внешнюю разведку регулярно поступали все фотографии образцов новейшего вооружения. Москва узнала, в каком случае, по мнению американцев, Советы могут сами начать войну, сочтя, что главный противник перешел некую критическую черту. И уж конечно советское командование было в курсе всех планов и деталей передвижения ВМС США. Коды, перестановки в руководстве морского флота, настроение на боевых кораблях, сигналы «свой» — «чужой»… Все это передавалось в Москву незамедлительно и регулярно.
Как удавалось? Соутер ухитрился непонятно каким образом пройти проверку на детекторе лжи в ВМС, получил допуск к секретным документам, которые переснимал прямо в своей лаборатории на корабле. Советской разведке не пришлось тратиться даже на фотоматериалы. А после учебы Гленн должен был стать офицером.
И вдруг к нашему бескорыстному другу пришло ощущение, будто за ним приглядывают. Соутер не ошибался: он попал под колпак.
Соломатин четко разъяснил мне его ошибки. Учил русский язык, и еще в 1980-х одно это вызывало у ФБР подозрение. Чересчур увлекался, ни от кого не скрывая, советским поэтом Маяковским, в котором янки видели коммунистического пропагандиста. И главное, по словам Бориса Александровича, «слишком любил свою жену». А та, итальянка, совсем не враг рюмке, ревновала: куда вечерами исчезает муж? Не уверен, правду ли поведал мне Соломатин, но святая простота Соутер признался супруге, что тайно встречается с русскими знакомыми. Они с женой помирились, поссорились, расстались, и под самый Новый, 1983 год перебравшая экс-любовь затащила прямо во время вечеринки в своей квартире некого американского офицера в ванную и выдала Соутера с потрохами.
Соломатин не понял, почему американец, оказавшийся к тому же сотрудником секретной службы, долго переваривал информацию. Сообщил о пьяном признании только после того, как Соутера несколько раз допросили в ФБР. Предложили пройти проверку на детекторе уже не в ВМС, а в Бюро расследований, что было исключительно сложно. Наверняка бывшая жена рассказала в ФБР, как однажды Гленн даже взял ее на встречу с советскими, чтобы доказать супружескую верность.
И по заранее оговоренному плану Гленн купил билет итальянской авиакомпании, которая доставила его из Норфолка в Монреаль. Опасное местечко, где с людьми рискованной профессии порой случались неприятные истории. Но не с Гленном, сумевшим с пересадкой добраться до Рима. Ну а оттуда в первой декаде июня 1986 года соратники Соломатина перебросили ценнейшего помощника в Москву.
Адаптация — момент деликатный. Некоторые наши друзья, например американец Гай Бёрджесс из знаменитой «Кембриджской пятерки», да и тот же Ким Филби или Герой России атомный разведчик из США Моррис Коэн, так и не смогли выучить трудный язык. А Бёрджесс не приспособился к иному жизненному укладу.
У Соутера все пошло как надо. В ответ на его письмо председатель КГБ СССР Владимир Крючков ускорил, как и обещал Соломатин, прием в советское гражданство и выдачу краснокожей, по выражению Маяковского, паспортины на имя Михаила Евгеньевича Орлова. Гленн сам выбрал себе новое имя: фамилия намекала на свободный высокий полет и широкие просторы.
Он преподавал слушателям в учебном заведении, называющемся ныне Академией имени Андропова. Ему быстро присвоили звание майора КГБ, что редко случалось с осевшими у нас бывшими агентами. Впрочем, и в свои 97 лет здравствующий англичанин Джордж Блейк носит звание полковника. Кстати, Орлова представили тогда и ему, и Филби. Они сошлись, познакомились семьями, иногда встречались.
Михаил Евгеньевич, как и Блейк, успешно штудировал русский, основы которого изучил еще в Штатах. И, как и Блейку с Филби, улыбнулось Орлову в СССР семейное счастье. Полюбил преподавательницу русского языка Елену, и она в 1987 году ответила взаимностью. В разведке не редкость, когда слушатели — и русские, и иностранные, женятся на своих учительницах. Родилась дочка Александра. Семья поселилась в четырехкомнатной квартире, майору выделили дачу, он купил заветные — для советского человека — «Жигули».
Все было бы хорошо, если бы не одно огромное «но». Вовсю развертывалась «перестройка», а ее романтичный идеалист Орлов принять не смог. Советы стремились к тому, от чего он и сбежал из США. Зачем и кому это нужно? Товарищи по Службе успокаивали Михаила Евгеньевича, пытались объяснить то, что и сами не особенно хорошо понимали.
Наступало время огромных перемен, с которым романтику Орлову было не по пути. Конечно, в СССР его раздражали и длиннющие очереди, и дефицит элементарных товаров, и некоторая даже его коснувшаяся бюрократичность. Но для идеалиста все трудности меркли по сравнению с целями, к которым столько лет шла страна, которую он искренне считал своей Родиной. Иногда казалось, будто сделал для нее не всё, что мог и на что способен.
Пытался найти забвение в семейной жизни. Сколько счастья приносила маленькая Саша. Приходила радость, когда переводил Маяковского на английский.
Откуда свалилось страшное решение уйти? Соломатин, и это всего лишь его личная точка зрения, полагал, будто в семье не все складывалось. И романтик сдался. Неплохо знавший Орлова полковник разведки И. придерживался иной точки зрения: майор устал. Сложно было переварить непредвиденные перемены. Товарищи помогали, как могли, но нервы Орлова — после всего сделанного и пережитого — были натянуты до предела.
И 22 июня 1989 года лопнули. Будь проклят тот дачный гараж. Офицер задраил «Жигули», завел мотор…
В предсмертных письмах он умолял коллег по Службе простить его как человека, который не смог выполнить задание, благодарил их за терпение и доверие. Просил не оставлять жену и дочь Сашу без помощи. Написал в США хорошо понимавшей его матери. Попрощался в послании с Джорджем Блейком. И еще одна просьба: похоронить его под сознательно взятой фамилией Орлов в форме майора КГБ.
И что поразительно: и в последние мгновения жизни он думал, как бы не подвести товарищей. Если последнее может как-то навредить их делу, которое он по-прежнему считает общим, то хоронить в закрытом гробу. Хоронили в открытом. Все, о чем просил Михаил Евгеньевич, было выполнено.
Его могила на Новокунцевском кладбище — рядом с последним пристанищем великого Филби. На памятнике — изображение так и оставшегося молодым майора: 1957–1989, фамилия выбита на русском. И гравировка размером поменьше: Glenn Michael Souther.
По-моему, он во многом повторил судьбу своего любимого Маяковского. Вера, работа, усталость, переутомление. Слом. Возможно, как и у поэта, на какое-то время разладилось с любимой женщиной.