Но те, уползая из Вены, напоследок подкинули гадость: опубликовали показания перебежчика Петра Дерябина, который работал в Австрии. Среди преданных им коллег-разведчиков был и Борис Наливайко. И из Вены пришлось уехать.
А в тот свой приезд в Москву Мэннинг-Мерфи встретился с Наливайко. Поговорили, вспомнили, и Мерфи подписал ему книгу на память, в скобках добавив: «Только без пива».
После Австрии Борис Яковлевич работал в Чехословакии, в Берлине. Его огромный опыт пригодился в 1968 году во время так называемой Пражской весны. Еще раз повторю: выезд в западные страны после громкого скандала в венском кафе был для него закрыт.
Неизбежна пенсия, а не забвение
Светлана Борисовна вспоминала:
— Когда в молодости решилась спросить, правда ли то, о чем поведали подруги, отец нахмурился: «Ты уже взрослая, должна понимать, что я работаю в МИДе. Ты знакома с дядей Толей Ковалевым (после войны они вместе работали в Германии. — Н. Д.). Он заместитель министра иностранных дел, и я тоже там работаю.
Дочь деликатно промолчала. Может, и должна она была знать, кем трудится отец, но хранить это надо было тихо, держать при себе, а не обсуждать с подружками — даже близкими.
О чисто житейском, не о разведке, Светлана Борисовна говорила с естественным знанием дела. Отец отличался необычайной пунктуальностью. Опоздать куда-то, прийти просто в гости на минуту позже было не в его строгих правилах. Порядок в доме всегда образцовый. Аккуратность во всем — не только в одежде.
Когда уже взрослой ездила в гости к отцу и маме, работавшим за границей, всегда возвращалась с сумкой, полной дефицитных тогда лекарств. И еще долго раздавала их знакомым и не очень знакомым, обращавшимся к Борису Яковлевичу с просьбой найти, купить, прислать. И он, внимательно относившийся ко всем, не только к коллегам, никому не отказывал. А Светлана еще долго раздавала эти ценные посылки.
Был Борис Яковлевич фантазером. Любил компании. В Новый год специально перед большим сбором выпускал стенную газету. Вырезал фигурки разных человечков и приклеивал фото гостей с соответствующими подписями.
Все подруги Светланы по биофаку МГУ были влюблены в ее отца. Возможно, и потому, что тут была настоящая семья, а семейная жизнь их родителей сложилась не так счастливо. Все девчонки хотели бы иметь такого отца.
Любил животных. Это благодаря ему дочь и пошла в биологи. Родители Бориса Наливайко жили в Евпатории. И они с дочкой, наведываясь туда, любили на долгие часы уходить в степь. Там стрекотание, запах земли и теплой травы. Ловили ящериц. И однажды у Светланы получилась пара — самец с самочкой. Держали их в трехлитровой банке, кормили мухами, и у ящериц появились яйца. Еще они с отцом ловили в море раков-отшельников. А когда, накупавшись, загорали, отец лепил из песка разные фигурки — очень хорошо получалось.
Выйдя в отставку, Борис Яковлевич погрустил, как это принято у мужчин. Но в отличие от многих быстро вышел из подавленного состояния. Он был членом множества обществ, ассоциаций. Наставлял молодых последователей. Рассказывал на больших сборах то, о чем можно было рассказать. А что недорассказал, попытались сделать мы со Светланой Борисовной в этой главе.
Борис Яковлевич Наливайко ушел в 2008 году. В 2018 году скромно, однако все же отмечалось его столетие.
Не знаю, жив ли Мерфи. Но уверен в другом: противостояние разведок по-прежнему продолжается.
КУКА НАДО БЫЛО БРАТЬ ЖИВЫМ:Георгий Захарович Санников
Полковник разведки в отставке Георгий Захарович Санников родился в 1929 году. Начинал, во что нелегко поверить, еще в 1944 году курсантом Киевской спецшколы ВВС. После окончания юридического факультета Киевского университета в 1952 году начал службу в госбезопасности Украины. На профессиональном языке — «немец», ибо дважды и с большой пользой для внешнеполитической разведки отправлялся в длительные командировки в Германию.
А в послевоенные годы молодой лейтенант Санников боролся с бандеровцами. И с оружием в руках, и словом, и сугубо агентурными методами. Когда гонялся за бандитами, пришлось молодому офицеру оседлать совсем не лихую партизанскую кобылку по кличке Линда, на которой отправлялись в разведрейды еще бойцы легендарного отряда Дмитрия Медведева, сражавшиеся под Ровно, начиная с 1942 года. Участвовал Георгий Санников в операциях, которые быстро, иногда чуть не на ходу, разрабатывал полковник Сергей Стехов. Тот самый комиссар и начальник разведки медведевского отряда, соратник и боевой товарищ легендарного разведчика Николая Кузнецова. Санников участвовал в оперативных радиоиграх, стремясь проникнуть в зарубежные центры ОУН. Георгий Захарович Санников соединяет геройское военное партизанское прошлое с героическими, мало нам по разным причинам известными событиями 1950-х, когда борьба с бандеровскими недобитками продолжалась. Та битва была тихой, о ней мало писали газеты. Но для обеих сторон кровопролитной.
По-моему, знания уважаемого ветерана Службы весьма востребованы и сейчас.
Полковник оценивает сегодняшнюю ситуацию на Украине как крайне тревожную. Нынешние ультра многое унаследовали у Бандеры с Шухевичем. И прежде всего жестокость, стремление идти до самого конца. Они вражье — настоящее, серьезное, трудно истребимое и очень заразное.
— Георгий Захарович, и все-таки, почему такая жуткая вспышка ультранационализма? Ведь казалось, что разногласия — непримиримы, но с течением лет вошли в более спокойное русло.
— Векторы изменились. Прошел кажущийся период некоего не примирения, а сосуществования. Но спор вечен. Это даже не спор, а битва двух несовместимых лагерей. Сегодня противостояние, и если бы только идеологическое. Даже жестче.
Ведь в постсоветскую эпоху спецслужбы знали, что в Карпатах, в Предкарпатье, во Львовской области появились секретные лагеря. Там готовились те, что пришли на смену ОУН. Началось — еще при Ющенко, после первого майдана. Дали из маленького зародыша вырасти мускулистому нацистскому зверю.
— Но откуда деньги? И кто их давал? Не Ющенко же. Украина и в то время жила небогато, а подготовка боевиков обходится дорого. Американцы?
— Кто ж еще? Это моя версия, моя концепция и моя глубокая убежденность. Они и сразу после войны помогали ОУН. Чудес не бывает: американцы знамениты тем, что последовательно ведут свою политику. Не меняют стиль. У них все запрограммировано. Когда кто-то пытается их поприжать, ничего не изменят. Но по плечу похлопают: все будет о’кей. И гнут свою линию дальше. Вот такой о’кей.
Я хорошо знаю Украину. В 1944 году туда приехал и до 1956-го участвовал в ликвидации остатков банд оуновского подполья. А в 1956-м послали «учиться на шпиона». И как не хотел, даже отказывался. Зачем мне это? О разведке имел представление наисмутнейшее. На Украине-то — все родное, знакомое. Там понимал даже то, что пониманию не поддается. Представьте начало 1950-х. На хуторе конспиративная хата, где у старика-хозяина четыре сына. Двое погибли в банде в УПА, а двое — под Берлином, кавалеры орденов Славы и Красной Звезды. И этих двух ребят призвали, когда Красная армия освобождала Украину. Оба, ясно и понятно, тоже были связаны с бандеровцами. Но увидели молодые парни нашу армейскую мощь и честно воевали, чтобы за ошибки расплатиться. Одна большая семья, а какие разные воззрения. Одна мать родила их. Одним молоком вскормила. А сыновья пошли в разные стороны.
Я — свидетель удивительных судеб имевших ко мне отношение людей. Оккупированная Украина. Партизанское подполье, по заданию которого молодой парень работает конюхом в немецкой жандармерии. Потом он — боец Красной армии и наказывает молодой жене: «Если родится дочь, назови Светланой, а если сын — то Иосифом». Чувствовал, что погибнет. И погиб. А его девочка, которая была рождена Светланой, закончила московский Иняз, стала потом советским нелегалом. Она — «немка», и я принимал участие в ее подготовке. Роскошно работала. И сейчас, в 20-е годы XXI столетия жива-здорова.
— Георгий Захарович, а как вам было после войны сражаться в бандитском окружении? Ведь вы наверняка кого-то пытались вразумить, кого-то вербовали.
— Без этого нельзя. Не скажу, что была завербована вся Западная Украина, но многие ее жители нам помогали, как те две очень красивые молодые девчонки, мои тогдашние ровесницы. Их отца повесили оуновцы, мать умерла. И пришедшего с войны соседа, который воевал в Красной армии, тоже повесили. Они за отца, за соседа этого мстили. Но попросили мы их помочь выйти на бандита, назовем его Игорем, и они его нам не отдали.
— Непонятно почему?
— Игорь молодой был, за отца они — мстили, а Игорь с ними обеими жил. Приятные, преданные, достаточно по тем временам образованные девчонки. И какая судьба? Мужиков нет. Колхоз не отпускает, и куда ехать без паспорта? Вот так и жили… Денег у нас не брали: ни у кого в округе и близко этих бумажек нет. А покажут, и все понятно. За помощь мы снабжали их консервами. И девчонки эту ценность закапывали на огороде. Но работали с нами честно. Не считая случая с Игорем. Долго мы гонялись за его бандой на Западной Украине. И взяли.
Или был я знаком со вторым секретарем обкома комсомола крупной области на Западной Украине. Юра — убежденный коммунист, а его дядька — в том же краю — чуть не главный бандит. Приехал Юра в свой дальний район к маме, сразу заходит родной дядя с автоматом: «Ты чего, племянник? Еще раз приедешь, лично повешу». И хотя после этого друг мой домой не ездил, через несколько месяцев бандиты его убили. Пролил дядька родную кровь. И так везде, почти в каждой семье на Западе Украины.
Трудно примирять непримиримых. В советские времена первый президент Украины Кравчук был секретарем ЦК компартии Украины по идеологии. И во всеуслышание заявлял: «А что тут стыдного? Не надо стыдиться. Я тоже помогал хлопцам из леса. Все помогали». Если бы не помогало бандеровцам местное население, их бы не было. Днем — мы власть, ночью — они.