— Вы настолько хорошо знаете всю эту историю?
— Настолько, что даже был ее участником. Работал как раз в то время под посольским прикрытием в ФРГ. На кладбище пришло много коллег Сташинского по нашей службе. Думали, горе так сломало, что и приехать проводить своего ребенка не смог. Однако выяснилось: сбежал. И в такой ситуации, которую и представить было нельзя.
— Не проводить собственное бите, к которому рвался…
— Только ли это. До сих пор уверен: не мог знать Сташинский, а уж его жена тем более, что как раз в эти дни закрывается раньше доступная для перехода граница между ГДР и Западным Берлином.
— Повезло?
— Только не нам. Случайно повезло предателю. Еще день-два — и не успел бы. Перебежчик добровольно сдался в Западном Берлине чужим властям, да еще сделал признание: это я убил Бандеру, а до этого Ребета по заданию Москвы. Шум поднялся страшный. Столько в нас полетело камней. И моего знакомого, который по доброте своей отпустил Сташинского, могло ждать не только увольнение по службе, а и трибунал. Так что Инга Поль, молоденькая учительница, как раз и перевоспитала боевика, а не он ее.
И тут по приказу высшего начальства мы с моим старым приятелем, в чем только уже не обвиненным, чего только теперь не ожидавшим, были отправлены в Западный Берлин. Надо встретиться со Сташинским, уговорить его… Я понимал бессмысленность задания. Товарищ, отчаявшийся и обозленный, честно признался, что если увидит Богдана, то убьет его, а мне предложил уходить. Но как можно бросать друга. Да, действительно, беда. И двое суток мы простояли с биноклями неподалеку от здания военного командования США в Западном Берлине, где размещалось и ЦРУ. Я понимал: мы теряем время, американцы его надежно спрятали.
— Сташинскому дали всего восемь лет. Отсидел четыре и исчез. И никто точно не знает, где он и что он? Читал, что отправили его американцы в ЮАР, тогда расистскую и для мира в принципе закрытую. А еще будто он со своей Ингой Поль объявился в США.
— Это версии. А вот мой товарищ понес наказание, но не такое суровое, к счастью, до трибунала не дошло. Но здесь мы проиграли. Бандера вернулся из небытия героем, а наша страна понесла политическое поражение, которое уже в современной истории нам так болезненно аукнулось.
ВСЯ ЖИЗНЬ — ЛЕГЕНДА:Герой Советского Союза Михаил Анатольевич Васенков
Герой Советского Союза, нелегал Михаил Анатольевич Васенков ушел в разведку на всю жизнь.
Еще не время подробностей. Просто первый разговор с Героем. Первое знакомство. Первое и пока единственное его интервью. Быть может, последуют и другие.
Представлю собеседника.
Михаил Анатольевич Васенков родился в 1942 году в Подмосковье. Работу в «особых условиях» (нелегальных) начал во второй половине 1970 — х. В январе 1976 года Хуан Жозе Лазаро Фуэтес, по легенде — гражданин Уругвая, появился в Испании. Приехал туда из Мексики, а может и с Кубы. Затем перебрался в Перу, показав письмо на бланке испанской фирмы: их сотрудник собирается изучить местный рынок, а также язык южноамериканского индейского народа кечуа. Экзотично? Кстати, навыки испанского Васенков получил в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы.
Через пару лет Хуан Жозе Лазаро Фуэтес подал прошение о предоставлении перуанского гражданства, приложив копию уругвайского свидетельства о рождении и паспорт. В 1979-м получил паспорт гражданина Перу. Работал фотографом — прикрытие для нелегала прекрасное, дающее возможность общаться со многими людьми и перемещаться по свету.
В 1983 году женился на местной журналистке Вики Пелаес. Усыновил ее мальчика от первого брака. Затем вся семья в 1985-м, предположим, что по заданию Центра, перебралась в США. В Нью-Йорке в 1987 году и родился младший сын.
Упорный фотограф заводил нужные связи, пытался расти, не останавливаться на достигнутом. Уже в зрелом возрасте поступил в университет «Новая школа социальных исследований» и стал доктором политологии. Некоторое время преподавал в Колледже имени Бернарда М. Баруха недалеко от дома, ведя курс латиноамериканской политики.
Оперативная работа шла успешно. К примеру, Лазаро-Васенков передавал в Центр информацию о маршрутах передвижения президентов США, сообщал утвержденные графики их зарубежных визитов. 12 января 1990 года Михаилу Васенкову закрытым указом было присвоено звание Героя Советского Союза с не много о чем говорящей, но внушающей уважение формулировкой: «За мужество и героизм, проявленные при исполнении служебного долга».
Пишут, будто он — генерал-майор. Но в ответ на мою просьбу в Пресс-бюро Службы внешней разведки пояснили: в отставку вышел в звании полковника.
В результате предательства полковника Потеева 27 июня 2010 года арестован в своем доме в Йонкерсе, что километрах в четырех от Манхэттена.
Вместе с группой наших нелегалов был обменен СВР на американских шпионов и доставлен самолетом в Россию.
Где мы встретились? А разве это имеет значение? Ну хорошо, конечно в Москве.
Он среднего роста. Поджар. Спортивен. Не зря наш общий знакомый Валерий рассказывал, что Михаил во время учебы в специальной школе был силен и в беге на длинные дистанции, и в плавании. Все эти годы в зарубежье не прекращал занятия спортом. Увлекся боевыми искусствами и достиг в них немалых успехов. Особенно в карате, получив, во что нелегко поверить, хотя и хочется, черный пояс.
Васенков никак не похож на русского паренька, родившегося в тогда подмосковном Кунцеве. Скорее испанец, латиноамериканец. В общем, типичный латинос, о котором не скажешь, что ему за 75.
Хромает, опираясь на короткий костыль. Извиняется: врачи запрещают долго стоять на ногах. «Давайте присядем. Ничего страшного. Дней через десять я эту штуку выкину, буду ходить не хромая».
Держится очень уверенно. И люди вокруг понимают, кто он. Одет скромно. На лацкане — Звезда Героя Советского Союза.
Суть работы по Васенкову — в верности Родине. Не важно, где живешь. Она все та же. Она твоя. И ради нее ты и выбрал такую жизнь, где риск не только неизбежен, но и нужен государству, которому служишь.
Склонен к философии. Наверное, во внутреннем душевном одиночестве, на которое обречены нелегалы, это выход мыслям. По крайней мере, дозволено хоть такое.
Время и десятилетия пребывания в чужих краях все-таки сделало свое дело. Михаил Анатольевич говорит по-русски с испанским акцентом. Чувствуется, что на испанском и думает, а потом переводит на русский. Из синонимического ряда, мысленно произносимого на испанском языке, выбирает одно нужное слово. Такое я замечал и у других его соратников по редчайшей специальности в профессии разведки. Иногда переходит на английский. Пару раз даже на французский. Но основной язык для него теперь испанский.
Очень много ссылок на испанскую классику, которую он знает в совершенстве и постоянно цитирует. Я не испанист и прямо ему об этом сказал. Он вроде как обиделся:
— Почему?
— Так получилось.
Называл меня на «ты», Николай. Дело не в грубости. Так ему легче обращаться, ибо здесь он не допускает ошибок в здорово забытом более чем за полвека языке. (То же самое «ты» предпочитал и американец, Герой России Моррис Коэн (Питер Крогер), за десятилетия пребывания в Москве русский так и не выучивший.)
Сказал мне: «Про Абеля написал хорошо, я читал. Ты к нему с уважением. А про Вартаняна не понравилось». Особенно тем, что я в деталях описал его кончину: «Зачем написал такие подробности?» Я объяснил, что с согласия жены Геворка Андреевича. Она сама рассказала. По словам Михаила Анатольевича, не надо выходить за грань. Может, мне и урок?
А заговорили мы для начала о нашем общем друге Валере К. Комсомольце и полковнике. Васенков вспомнил, что когда Валера в кого-то влюбился, он заткнул в его шляпу кусочек чеснока. И женщина Валерия отвергла, сказав: «От тебя пахнет чесноком». И оправдания Валеры, что он не любит чеснок, не помогли. В нашем разговоре Васенков переживал: общий товарищ болел, перенес несколько операций.
Валера К. рассказывал мне о его ранних годах: «Миша Васенков был спортивным парнем. В училище быстрее всех бегал кроссы. Плавал хорошо, но мне, мастеру спорта в этом виде, проигрывал раз за разом. А когда понял, что просто так не обыграть, из бассейна буквально не вылезал, тренировался. И так упорно, что вскоре за ним никто не мог угнаться».
— Михаил Анатольевич, а что с ногой?
— Ничего. Это так — глупость. Врачи мне здесь сделали операцию. Пока хожу с этим костылем. Но скоро выброшу и забуду. А в 2010-м в США с ногой было не совсем так, как писали. Ногу и ребер мне при аресте и в тюрьме не ломали. Не так перевели, не так поняли.
— А что было в 2010-м?
— Было предательство. Если бы не это, меня бы не взяли. Никто меня не знал. Как и Козлов (Алексей Михайлович Козлов, Герой России, был арестован по доносу предателя Гордиевского и просидел в 1980-е два года в камере смертников в ЮАР, с которой у СССР не было дипломатических отношений. — Н. Д.) я ни с кем не общался. Был все время один.
Меня отправлял еще Крючков. (В те годы Владимир Александрович Крючков был начальником Первого главного управления КГБ СССР — внешней разведки. — Н. Д.) Знаете, как тогда было? Отправляли очень надолго, иногда навсегда, на всю жизнь. И Крючков мне сказал: «Знай, возможно, ты никогда домой не вернешься». И я это знал. И к этому шло. Да, я не должен был возвращаться.
Из тех людей, арестованных в Штатах, с которыми я сидел на скамье в суде, никого никогда не видел и ни о ком не слышал. И они меня не знали — не видели. Я был — десятый и для них — неизвестный. Но американцы знали, кто я.
— Откуда?
— В 1991 году во все области нашей жизни, во все — проникло немало чужих людей. Их толкали, навязывали, они занимали места. На некоторых они сидят до сих пор. И эти чужие выдавали.
— Как Калугин?
— Нет, я не совсем о таких, как он. Эти кроты, предатели сидели здесь. И думаю, в разведке тоже. Если бы не Примаков (первый директор Службы внешней разведки РФ. —