Н. ДД разведку бы уничтожили, многие хотели в ней командовать. А Примаков спас. Но все равно какие-то люди остались. Один из таких меня и выдал. Я понял это в камере. Когда тебе показывают твое старое фото из Москвы, все становится понятно. Я с тем человеком не говорил. Противно. Признал: да, я. И на этом закончили. Больше им ни слова.
— А как вы в первые годы там осваивались?
— Это долгие годы и долгий разговор. У меня все было в порядке с документами. Испанский язык был и тогда хороший. Жил в Латинской Америке. Я постоянно учился. И в молодости, и когда стал профессором — уже сравнительно недавно. Я даже сам преподавал в престижной школе.
— Но вы же были фотографом?
— Да, и фотографом. Близко к президенту страны, в которой находился. Ездил по миру. И без всяких подозрений.
— А как передавали в Центр? И как вербовали?
— Это — уже другое. И с годами необходимость в вербовках уменьшалась. Многое знал сам, без источников. Такая была высота. Это не было пиком. Я продвигался вперед, становился выше. Меня хорошо знали не только в Латинской Америке.
— Ваша жена вам помогала?
— Я тебе твердо говорю: моя жена не знала. Ее обвиняли в шпионаже. Но она ничего не делала. Она хорошая журналистка и пишет и сегодня статьи, которые разоблачают все их сделки там. Ее хотели посадить: обвинения и суды. Время рассказать обо мне не пришло. А может, и не придет никогда.
— Но многие знают, что вы — Герой.
— Да, присвоили.
— Слышал, что один из ваших сыновей музыкант?
— Великолепный, закончил джулиардскую школу. Он не от меня. Но я плевать на это хотел и усыновил его, когда женился. Ему было совсем мало лет, и он мой, родной. А младший в Москве — архитектор. И мне его жалко. Из него, из всего этого талантливого молодого поколения выжимают всё, что они сейчас могут дать. Понимаешь? Так не должно быть. Человек приходит в девять утра и уходит в шесть вечера. А им говорят: останьтесь, работайте. Но человек такого не выдерживает. Этот труд подавляет инициативу, прижимает. Это худший капитализм. Чтобы творить, надо быть свободным.
Рядом во время нашего разговора был молодой сотрудник — прикрепленный. Терпеливо ждет, пока мы поговорим. Я потом извинился, что долго. Он сказал: «Ничего». Понял, что мне разрешили.
Кто Иуда
Полковник Потеев. Его отец-фронтовик был Героем Советского Союза. А он сам воевал в Афганистане в составе групп спецназа КГБ. Награжден орденом Красной Звезды.
Видимо, был завербован в США, где работал под крышей постоянного представительства РФ при ООН. Вернулся оттуда в 2001 году. Затем занимал высокие посты в Центре. Имел доступ к секретным документам. Был исключительно осторожен. Даже отказывался от повышения по службе: ведь для этого требовалось пройти проверку на полиграфе.
Готовился к побегу долго. Заблаговременно отправил в Штаты двух взрослых детей, устроив сына и дочь на хорошую работу. Взял отпуск. И бежал из России в 2010 году по поддельному паспорту на странную фамилию «Дудочкин». Предполагаемый маршрут: Москва — Беларусь — Украина — Германия — Соединенные Штаты. Наверняка уходил по заранее подготовленному американскими спецслужбами коридору.
Прихватил секретные досье. Почти сразу же, не переводя дыхания, выдал нескольких российских нелегалов. Среди которых и ветеран разведки, Герой Советского Союза и этой нашей главы Михаил Анатольевич Васенков.
Московский окружной военный суд приговорил Потеева к 25 годам лишения свободы в колонии строгого режима.
В июле 2016 года пришло сообщение о смерти Потеева. Спросил у ветеранов разведки, можно ли этому верить. Не попытались ли американцы обезопасить своего агента? Или, может, приложил к этому руку кто-то другой?
Но ответ прозвучал твердо. Очень похоже на правду. Предателю — 64 года. Он и до этого немало пил. А в чужой стране, где не покидало и не могло покинуть чувство страха (совсем не раскаяния, не угрызений совести, таким потеевым неведомые), тяга к спиртному могла перерасти в алкогольную зависимость. Дошла до Москвы информация, что предатель запил. И ушел Иуда.
ПОЭТ НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ:Герой России Юрий Анатольевич Шевченко
Настоящее имя Героя России, разведчика-нелегала Юрия Анатольевича Шевченко раскрыто только в начале 2020 года.
Нас познакомили довольно давно. Признаться, я получал искреннее наслаждение от встреч с ним. В чем разница между Шевченко и многими из нас? Какой же это острый, пронзительный, быстрый ум! Там, где обычный человек останавливается и ставит точку, он идет дальше, смотрит глубже, заглядывает туда, куда не приходит в голову всмотреться нам. Он разведчик и художник. Аналитик и поэт. Внимательнейший наблюдатель и путешественник. Полиглот и рассказчик.
И как же умеет Юрий Анатольевич быть неприметным. В тесноте и шуме большого зала он словно теряется. Сидя в центре четвертого ряда, уходит в глубокую тень, словно натягивая шапку-невидимку. В переполненном фойе сливается с толпой, и единение так естественно, что он свой везде, неотделим от пейзажа, незаметен и одновременно живет общей жизнью. И чувствуется по всему: жизнь для него прекрасна. А он — ее искренний и Богом выделенный любимец.
Горжусь, что видел Юрия Анатольевича Шевченко в первый торжественный вечер сразу после того, как где-то в закрытой тишине огромного здания президент России Владимир Владимирович Путин наградил его Звездой Героя.
Публиковались небольшие наши беседы без упоминания его славного имени. Напечатана коротенькая глава его воспоминаний в книге «Вартанян» о наставнике и друге Геворке Андреевиче.
И вот наконец пришла пора, когда выпадает честь рассказать о нелегале Юрии Шевченко более подробно. Не уверен, что полностью удастся передать его высочайшую интеллигентность, тонкое понимание собеседника, сдержанность и в то же время открытость. Но я попытаюсь. Хочется, чтобы мы знали, каких замечательных людей дарит нам Отечество, безопасность которого наши разведчики-нелегалы самозабвенно защищают.
Юрия Анатольевича с легкостью можно принять за русского или американца, немца или француза. Худощавый человек среднего роста, с аккуратно подстриженными усиками, десятилетия работавший во множестве стран, мог встретиться вам и мне в любом городе мира и не привлечь никакого внимания. Выделяет его разве что определенный фирменный знак — берет, явно не нашенского покроя, который носится с неким необъяснимым для меня шиком. Долгие годы жизни прожиты советским, а затем и российским нелегалом вдали под чужими именами. Сравнительно недавно (по меркам разведки) он благополучно вернулся в Москву.
Мы в его уютной и со вкусом обставленной квартире. На стенах — отличная живопись. Картины приехали сюда вслед за хозяином со всего земного шара — от далекой Африки до близкой Европы. А вот в подборе мебели чувствуется определенное разностилье, чему хозяин даст неожиданное объяснение. Здесь до него жил другой человек его профессии. Они не были даже знакомы: тот уже вернулся, а Юрий Анатольевич был еще там. Бывшего хозяина не стало, но Шевченко не расстается с тем, что осталось от предшественника, тоже Героя. И мебель хранится в комнате, словно в память об ушедшем.
Юрий Анатольевич великолепный рассказчик, чутко улавливает настроение собеседника, переходя время от времени, как бы для разрядки, с русского на другие языки. И знает их, по крайней мере те несколько, которым обучен и я, в совершенстве, естественным образом употребляя жаргонизмы и словосочетания, которые понятны лишь исконно местным обитателям, прожившим в этих географических районах годы и годы.
Мы оба полагали, что проговорим час, ну два. А не хотите ли четыре? Я был заворожен его рассказом. Он, по-моему, это чувствовал. Иногда приходилось выключать диктофон. И не только потому, что записывать было нельзя, просто кое-чего я не понимал, до того необычно, даже невероятно было повествование, и он терпеливо объяснял, втолковывал то, что было для него азбукой, а для меня — иероглифами. Иные, то и дело всплывающие подробности, и я это с горечью осознавал, явно не предназначались для широкого круга. Впрочем, где-то на третьем часе беседы к нам присоединился кот Тишка. Хозяин согнал его со стула: «Тиш, тоже хочешь послушать? А тебя разве звали?» Не звали никого.
И как здорово, что теперь наш диалог — уже не «беседа для двоих».
Повторюсь, встретились, чтобы поговорить о Геворке Андреевиче Вартаняне. Я был знаком с ним и Гоар Левоновной долгие годы как журналист, писатель, биограф. Шевченко — сподвижник и нелегал той же твердой… нет, совсем не так, изящной, гибкой породы. И, сидя за накрытым со знанием дела столом, полностью пренебрегая алкоголем, подбадриваясь только чаем, мы вели откровенную беседу. Заготовленные вопросы не пригодились, они бы звучали наивным диссонансом, ибо главным был он, а я — раскрывшим рот ведомым.
— Давайте начнем с Геворка Андреевича Вартаняна, Героя Советского Союза, великого нелегала. Мы вместе работали в одном отделе, у нас был общий куратор.
— А название отдела нельзя назвать для истории?
— Нет, не надо. Думаю, эти мелочи ничего не дают. Я бы предпочел вести беседу информативно. И знаете, с чего бы хотелось начать? Со своеобразной вводной. Может, с того, что такое разведка.
— И потом перейти к нелегальной?
— Как-то мы беседовали о нашей работе с директором СВР. И я заметил, что нелегальная разведка — это и есть настоящая разведка. А остальные службы должны ей просто помогать. Логика здесь специфическая, можно на сей счет долго теоретизировать. Но позволю прежде всего поведать именно об эмоциональном отношении к нашей Службе и немножко, краешком, коснуться публикаций и книг — о разведке, и нелегальной в том числе, и разведчиках. В последнее время издано много, они есть, читаются, но, быть может, внешнее там затмевает глубоко внутреннее. Но главное, если мы говорим о Геворке Андреевиче, то мне бы хотелось, чтобы было понятно: Вартанян из той плеяды, что посвятила свою жизнь Родине. Я не сторонник высокопарности, однако как здесь скажешь по-другому.