действительно становится другим человеком, не теряя своей сути. Это невероятно трудная духовная работа, которую можно делать только тогда, когда ты знаешь, что полностью веришь в свои цели. И это необходимая часть нашей работы, ведь только тогда, когда становимся той личностью, о которой свидетельствуют наши документы, мы не привлекаем ненужного внимания и можем успешно выполнять задания Центра.
Виталию всегда бесконечно верили и доверяли, он пользовался там большим уважением и всегда уверенно чувствовал себя своим среди чужих.
В отпуск мы приезжали крайне редко, это было трудно, и нельзя было рисковать. Только один раз приехали втроем: я, муж и трехлетняя дочка. Потом она выросла и говорила на другом языке, и приезжать уже было нельзя. Сын приехал в Москву только тогда, когда мы вернулись, ему — 14 лет. Мы с мужем приезжали два раза раздельно. Но первый раз, когда мы возвращались «домой» (в зарубежье. — Н. Д.) и поднимались в аэропорту по лестнице, я посмотрела на Виталия и увидела, как за несколько секунд, пока он поднимался, разведчик-нелегал становится другим человеком. Потрясающе! Даже я, которая знала каждую его клеточку, восхищалась им. Он был разведчиком-нелегалом с большой буквы.
Все годы мы работали вместе. Но у каждого из нас была и своя работа. Многое мы обсуждали, обговаривали, но было и такое, о чем я не знала. Однажды мы получили телеграмму, он уехал на несколько дней. Вернулся уставшим, похудевшим. Вопросов я не задавала. Из следующей телеграммы узнала, что Виталия наградили орденом Красной Звезды.
Приходили сообщения из Центра, иногда их принимала я, иногда — муж. Он был невероятно занят. Порой спал по четыре часа. У него была дикая нагрузка. Чем могла помочь, тем помогала.
Там родилась Леночка, потом Женя. Без них наша супружеская пара выглядела бы странно. Молодые, здоровые и без детей. При родах на родном языке не кричала. Испанский язык так вошел в подкорку, что стал на необходимое время родным.
В целом мы пробыли за границей 22 года. Вернулись и только дома узнали о своих воинских званиях: муж — полковник, я — подполковник. Но Талик продолжал ездить, большую часть был там. Страны? Всякие. Разные. В основном далекие.
Виталий всегда был очень требователен к себе и к тем, с кем работал. Не признавал никакой непорядочности, недобросовестности. Считал, в нашей работе все должно быть прозрачно, без малейшей неряшливости. Был на сто процентов безупречным, чистым человеком.
В 2000 году на наш профессиональный праздник выпустили юбилейный знак. В один из дней вызывают нас на объект, и я говорю: «Талик, нам сейчас вручат». Нет, оказывается, мне присвоили звание полковника. Проходит еще немного времени, опять нас вызывают, и я снова говорю: «Теперь точно — вручат знаки». Приезжаем: мужу присвоили звание генерала. Такого мы никак не ждали.
С Героем тоже интересно. Виталий утром ездил с сыном по делам. Приходит домой, звонок: «Вас хочет видеть президент». В этот день Владимир Путин встречался с Чавесом, муж решил, что будут задавать ему вопросы по Венесуэле, подготовился.
А в этот день у нас на работе празднуют юбилейную дату. Подходит ко мне один из руководителей разведки и говорит: «Тамара, поздравляю. Виталию присвоили звание Героя России». А мы и не знали, и не догадывались, а вокруг-то многие знали, но хранили в секрете.
Казалось бы, Виталий достиг таких высот в своей работе, но ему и в голову не приходило зазнаваться или любоваться собой. Звезду он ни разу не надел — конспирация. Он был невероятно скромным и даже застенчивым по отношению к своим успехам, ему все казалось, что сделал мало, что должен сделать больше.
Его родные узнали, что их брат, дядя… — генерал Службы внешней разведки и Герой России, только на траурном митинге.
Когда командировка закончилась, нам очень трудно было вернуться к русскому языку. Очень сложно! Но прошло время, и родной русский вытеснил все другие языки. Ну, естественно, кроме испанского. Когда прочно обосновались дома, в Москве, конечно, говорили по-испански: дочь Леночка и сын Женя русского совсем не знали. А потом потихонечку начали общаться на русском. Жене он дался быстрее. Пошел в школу, были, понятно, трудности. Сейчас он пилот гражданских авиалиний, по-русски — без акцента. У Лены — сложнее. Но со своим акцентом она стала ведущей на телевидении. Сколько интересных интервью!
Об этом сейчас говорить не будем, но дети нелегалов — это важный и непростой вопрос.
Лена и Женя очень любили своего отца, восхищались и гордились им. Он был для них не только добрым, умным, любящим отцом, но и верным, преданным, всегда понимающим их и помогающим во всем другом.
Виталий очень любил молодежь, всегда старался понять молодые души, помочь, подсказать. Никогда не задавался, не ставил себя выше, и молодые ребята всегда это чувствовали и тянулись к нему.
У Виталия были огромные планы на будущее, он хотел еще столько сделать! Мечтал работать с будущими нелегалами, передавать им свой огромный, бесценный опыт. Он понимал, что времена изменились, что сейчас и молодежь другая, и методы другие. Но всегда считал, что, несмотря на время, на воспитание, на образование, самое главное — это мотивация.
Сегодня мотивация у наших людей должна быть огромной. Против нашей страны всюду подняли такой вой. Даже сейчас, в таких суровых условиях пандемии, когда все страны должны объединиться, противники всеми силами стараются опорочить и унизить Россию. Это издевательство и вакханалия. Мне кажется, что сейчас настоящая российская молодежь должна стремиться к нам, в очереди стоять, рваться записаться в разведку, чтобы добывать сильную информацию, чтобы гасить все эти ничтожные наскоки, чтобы поднимать престиж нашей страны и делать ее великой и могучей.
А кому повезет стать настоящим разведчиком, с гордостью и высоко поднятой головой всегда с честью нести это высокое звание. Как его нес наш Виталий.
СЛУЖИЛИ ДВА ПОЛКОВНИКА:Людмила Ивановна и Виталий Алексеевич Нуйкины
Имя полковника-нелегала Виталия Алексеевича Нуйкина, скончавшегося в 1998 году, рассекречено совсем недавно. О нем, о долгой совместной работе в особых, нелегальных условиях вспоминает супруга и соратница, полковник в отставке Людмила Ивановна Нуйкина.
— Людмила Ивановна, скажите, а Нуйкина — фамилия настоящая?
— Да. Эта фамилия мужа.
— Его сейчас нет?
— Он давно ушел. Я бы хотела о моем Виталии Алексеевиче рассказать. Дружили с ним с шестнадцати лет. Я, правда, жила в деревне Шемонаиха, точнее в селе Верх-Уба Шемонаихинского района Восточно-Казахстанской области. Глушь, после войны жили бедно. А вспоминаю свою деревню с теплотой. Всем нам хотелось учиться, и мы помогали друг другу. Не в чем было идти в школу, так иногда даже одежду одалживали или скидывались по копейке на покупку новой. А в классе не бывало чернил. Писали сажей на каких-то листочках, на обрывках газет.
Работала в тайге, пять лет — фельдшером-акушеркой. Там деревья сходятся вверху и так — что солнца не видно. А познакомились в Усть-Каменогорске, это в Восточном Казахстане, где я училась в медицинском училище.
— Муж тоже медик?
— Нет, окончил МГИМО — дипломат и переводчик. Он знал и арабский, и индийский, и французский, и английский. Муж у меня был классный. Мы с ним столько лет отработали в паре. Это был мой непосредственный начальник.
— Полковник?
— Да, полковник.
— А вы — подполковник?
— Нет, полковник, но получила, когда мужа уже не было. Умер в 1998-м — инфаркт. Мы же привыкли себя держать при любых ситуациях. Первый инфаркт у него случился в аэропорту, но он заставил себя сесть за руль своей машины, доехать до нашей поликлиники, отстоять в очереди за медицинской карточкой, а потом немножко расслабился. И наступила клиническая смерть. Его воскрешали пять часов и спасли. После этого прожил еще год. А я долго работала. В семьдесят лет ушла в отставку, а потом лет восемь помогала, продолжала ту же самую работу.
— Ваш муж был Героем Советского Союза, России?
— Да нет. Однажды одному большому начальнику задали вопрос: почему вы так редко своих поощряете? А он ответил: зачем? Они делают свою работу.
— А как вы вообще попали в разведку?
— Когда муж учился в МГИМО, на него вышли люди из Первого главного управления. Подробностей не знаю, никогда не спрашивала, у нас это не принято. Так за тридцать восемь лет и не спросила. Но могу вам сказать, как наши службы находят нужных людей. Подмечают, знакомятся, наблюдают. Потом беседуют и, если подходит, предлагают вот такую работу. И смотрят, получится ли из него разведчик или нет.
Однажды, когда я еще работала по своей медицинской линии, муж как-то невзначай спросил меня: не хочешь ли потрудиться с чужим паспортом? А я говорю: зачем мне чужой, у меня свой хороший. И больше мы никогда об этом не говорили. Муж был уверен во мне, знал, что пойду за ним. Сыну Юре, здесь родившемуся, исполнилось уже три года, а я пошла на подготовку. И учились мы долго.
— Лет пять?
— Даже дольше обычного. Так сложилось. Но зато постигала все премудрости, выучила несколько языков, без которых мне бы никуда.
— А как учились?
— С преподавателем и сама. Читала книги английские. Смотрела телевизор целыми днями на английском, французском. И когда приехали туда, у меня уже была база и французского, и испанского. Поехали мы для начала отрабатывать свою биографическую легенду в страну с французским языком. Да и подучить его тоже.
— Но ведь, наверное, было опасно?
— Да нет. Тогда не так уж. Если бы со мной что-то произошло, я бы сказала, что я русская.
— И вам никогда не было страшно?
— Да страшно в любой стране. Мы проходили подготовку как раз в той, которая была не совсем капиталистической, скорее социалистической. И нам надо было побыстрее пожениться. Везде на это — три месяца: подать заявление, ждать. А потом наш коллега подсказал: что вы