— Некрологе.
— О том, что Вильям был связан с нами, стало известно после событий 1990 года, когда произошло присоединение ГДР к ФРГ. Иногда, до этого, возникали подозрения, и мы предлагали ему прервать работу. Но он говорил: ничего подобного и ничего страшного — я с вами. Мужественно держал контакт. Да, многое с ним связывало, у нас были результаты. Но не менее важны и наши личные отношения. Не сразу, конечно, даже не после первых лет, но на последнем этапе сотрудничества я действительно считал его своим другом, а он меня — своим. Полное взаимное доверие. Необычный, своеобразный человек, и к тому же он был… что-то забываю это слово по-русски, кажется, масон.
— Есть такое слово и понятие.
— Вильям считал необходимым сохранить свои человеческие качества, собственное видение мира.
— Сэра Вильяма так и не раскрыли. А вот Гюнтера Гийома, вашего суперагента — советника канцлера Вилли Брандта, западногерманская контрразведка все-таки разоблачила. Канцлер был вынужден подать в отставку, Гийом попал в тюрьму. А ведь источник из Первого главного управления КГБ СССР предупреждал, что вашему человеку в окружении Брандта угрожает опасность и он на грани разоблачения. Информацию передали вашему руководству, но почему-то никаких мер не приняли и Гийома из игры не вывели.
— Подождите-подождите. Давайте разберемся. Сейчас, годы спустя, общепризнано, что отставка Вилли Брандта произошла не из-за раскрытия Гийома. Причины здесь другие, и они подробно описываются в выходящих на Западе аналитических книгах. Хотя, не отрицаю, дело Гийома повлияло на карьеру канцлера. И во-вторых, о провале Гюнтера. Тут нами допущен серьезный просчет. Фамилия «Гийом» — своеобразная, она французская, для Германии не типичная. Под этой своей настоящей фамилией он и попал по нашей линии в Западную Германию. Сделал карьеру. Его не могла не заметить контрразведка. Время от времени попадал под проверки. Но все обходилось благополучно. Как-то арестовали одного человека, в записной книжке которого обнаружили фамилию Гийома, его телефон. Федеральная служба защиты конституции ФРГ установила, что общались они с арестованным совершенно официально. Но наметки, конечно, остались. У одного из контрразведчиков были какие-то подозрения, слабые намеки на то, что в Социал-демократической партии действует агент, имя и фамилия которого начинаются на «Г».
— Откуда же взялись эти данные? Не думаю, что таких на букву «Г» вокруг канцлера были десятки.
— Прямо с этого и начну. Мы упустили важный момент: начальный период вывода Гийома — 1956, 1957, 1958 годы. Он не занимался тогда никакой большой работой, вкалывал в магазине своей тещи. Мы, собственно, посылали его как резидента для взаимодействия с другими агентами. К более ответственным делам он только готовился. А мы в тот период пользовались шифром, полученным от советской службы. Посылали агентам односторонние радиограммы из Центра с указаниями, заданиями… Иногда использовали шифрограммы для поздравлений с праздниками, приятными датами. В деле Гийома пагубным оказался день рождения сына.
— При чем здесь сын с его днем рождения?
— Не только сын — сыграло роль и поздравление его жене. Мы аккуратно поздравляли наших агентов и их родственников.
— Понял, в чем тут загвоздка. Радиограммы расшифровали?
— Сейчас расскажу. Уже в конце 1950-х годов мы получили информацию: советский шифр, перенятый нами, разгадан англичанами, и западные немцы в курсе. Дешифровки находятся в Службе по защите конституции. Они имели опознавательные номера, группы цифр. То есть эти расшифрованные радиограммы уже можно было разложить, что называется, по папкам получателя. Мы совершенно изменили шифр, и с того времени никаких новых дешифровок не было.
— Но почему вы оставили Гийома в самом пекле? Ведь он ходил уже по лезвию…
— Мы проанализировали все радиограммы, посланные разным агентам. Решили, что для Гийома они опасности не представляют. Да и в деле его, которое мы просматривали, не было никаких пометок о посланных поздравлениях. Прошло почти двадцать лет, время работало на нас. Но работник западногерманской контрразведки, который обнаружил в телефонной книжке фамилию Гийома и знал, что существуют какие-то подозрения по поводу действующего в Социал-демократической партии агента с фамилией на букву «Г», однажды обратился к своему коллеге из другого отдела. У того имелись разложенные по папкам расшифровки, но фамилия получателя еще не была установлена. Сравнили поздравления с датами рождения сына и жены Гийома. Тут все и стало ясно. В апреле 1973 года начальник ведомства по защите конституции уже знал точно: Гийом и его жена — наши агенты. И 29 мая 1973 года доложил об этом в присутствии начальника бюро Клауса Кинкеля своему министру Дитеру Геншеру.
— Забавное сочетание — оба занимали впоследствии пост министра иностранных дел.
— Но в юридическом плане, перед судом это вряд ли послужило бы доказательством принадлежности Гюнтера Гийома к нашей разведке. И тогда было решено оставить Гюнтера у Вилли Брандта.
— Зачем? С какой целью?
— Чтобы затем оперативными методами получить доказательства его шпионской деятельности.
— Контрразведчики сурово подставляли своего канцлера.
— Согласен. И держали Гийома в советниках целый год. А когда Гийом с братом поехал в отпуск в Скандинавию, то там они и задержали Гюнтера с секретными документами. Во время судебных разбирательств как раз они фигурировали на его процессе. Между прочим, на моем тоже. Но истинная причина провала — наш недосмотр по расшифрованным радиограммам.
— Быть может, я ошибаюсь, но этот же разгаданный англичанами шифр в последние годы Второй мировой войны вывел американцев на сеть советских атомных агентов.
— Шифр в разведке — это важнейшее. Не углубляясь сейчас в подробности, я все же замечу, что и антифашисты из «Красной капеллы» были схвачены из-за дешифровки радиосообщений. А Гийому поначалу пришлось в ФРГ сложно. Как наладить семейную жизнь так, чтобы она не вызывала подозрений у окружающих. У него возникали конфликты с женой, не всегда она его понимала. А сколько упреков он услышал от сына. Парню было уже шестнадцать-семнадцать лет: он крайне левый, входил в Союз этой левой молодежи. И больше того: считал отца правым консерватором, предателем и так далее.
— А нельзя ли раскрыть в этой беседе и еще одного вашего выдающегося сотрудника под оперативным псевдонимом «Топаз»? О нем в последнее время все больше вспоминают, называя гением разведки.
— Время «Топаза» еще не настало. Да и настанет ли? Боюсь, что если и настанет, то очень, очень не скоро.
— Что ж, отложим на следующую пятилетку.
— Или гораздо дальше.
— Согласен. Расскажите, ведь это можно: как все-таки ваши разведчики-нелегалы проникали в чужие страны?
— По-разному. Давайте о случае совсем не типичном. Наш нелегал ушел из ГДР на Запад под своей фамилией. Вот у кого необычнейшая судьба. Этот человек, будем именовать его В., служил в войсках СС.
— Ничего себе!
— Совсем в юные годы. Потом уже в ГДР работал редактором профсоюзной газеты. И мы использовали легенду: будто бы, узнав о бывшей принадлежности В. к СС, в Восточной Германии его стали прижимать, вот и рванул в Германию Западную. В ФРГ он не скрывал: да, редактировал газету профсоюзов, а во время войны служил в СС. Пробиваться ему оказалось сложновато. Устроился, если не ошибаюсь, в журнал «Шпигель» где-то в Гамбурге. А ему — и нам — нужен был все же Бонн, который гораздо ближе к политическому центру. Но В. — журналист эрудированный, интересовался внешней политикой, хорошо писал. И попал, как и сэр Вильям, в руководство партии Свободных демократов. Его отдел занимался вопросами внешней и военной политики.
— Прямо в точку. Вы, наверное, о таком и не мечтали.
— Мы не мечтали, мы его к этому готовили. В. стал для нас если не ведущим, то одним из серьезных источников информации. Он устанавливал контакты с коллегами по НАТО, с политическими партиями, выезжал в составе официальных пресс-групп в другие страны. Так познакомился со своей будущей женой.
— Готов спорить, что она работала в интересующей вашу службу партии или министерстве.
— А что тут спорить — именно так. Они поженились. Она — чистейшая западная немка, и при всяких вероятных проверках не возникало никаких сложностей. Поначалу трудилась в одном из отделов министерства обороны Западной Германии. И уже давала информацию мужу.
— Он, видимо, поначалу работал с ней втемную, вряд ли афишировал, что трудится на разведку ГДР?
— Я не помню, в какой период он перед ней раскрылся — сразу или нет. Наверное, на первых порах внушал, что, работая в пресс-службе ведущей партии, не может не интересоваться и оборонной политикой страны. Полагаю, начиналось так, и, признайте, выглядело логично.
Но затем он привлек ее политически, сознательно. Когда начальник этой дамы перешел в ведомство канцлера, то она последовала за ним. Судьба В. необычна, а использованную нами разработку такой не назовешь.
— Генерал, но признайте, что ваши агенты частенько использовали подобный прием. Ведь очень помогали ГДР, да и не только, бедные, порой уже не первой молодости секретарши, сблизившиеся с красавцами из вашего ведомства.
— Это трафарет, который приклеили моей службе на Западе. Мы, мол, использовали любовные связи, совращали бедняжек, заставляли работать на нас и в конце концов бросали.
— Разве не похоже на правду?
— На самом деле бывали разные ситуации. Действительно, в отдельных случаях наш вербовщик, ну, иногда и нелегал, привлекал женщину к работе на базе личных взаимоотношений. Под разными легендами, не раскрывая себя, склонял ее к тому, чтобы она давала информацию, доступные ей документы. Но, поймите, тут не было трафаретов. Во многих случаях люди женились. Я и сейчас поддерживаю с ними контакты. Знакомились на началах необычных, а потом — счастливые браки, дети. Признаю: бывало и по-иному — расходились. Или еще более трагично — агентов раскрывали, и мужчину приходилось отзывать назад. Иногда вывезти супругу не удавалось, и тогда арест, суд, изредка, очень редко — даже тюремный приговор. Но обычно до такого не доходило.