…> У нас еще есть клочок земли, есть осколки армии, и мы должны бороться! Мы хотим бороться! Мы будем бороться! И притом ясно, что наше дело хорошее, правое, святое, белое дело! Как не бороться за него до последней капли крови?!»[536]
Именно такие чувства воодушевляли Врангеля и его соратников. Более того, немалое количество участников Белого движения, которые уже находились на тот момент в эмиграции после Новороссийска и Одессы, вернулось в Крым. Ехали из Болгарии, Румынии, Польши, Египта, Греции, Турции, с острова Лемнос, оттуда, где уже наладился какой-никакой быт, осели семьи. Возвращались в октябре 1920 года, когда белому Крыму оставалось меньше месяца. Посыльное судно «Китобой»[537] пришло в Крым с Балтики 16 ноября, в день завершения эвакуации Русской армии с полуострова, хотя его команда знала о том, что бои уже закончились! Значит, верили и надеялись, несмотря ни на что.
Последний осколок старой России, Белый Крым… Около 60 тысяч квадратных километров (меньше, чем современные Латвия или Литва), около трех миллионов жителей. Врангелевскому Крыму было отпущено немного, всего восемь месяцев, с марта по ноябрь 1920-го. Но за этот короткий срок, имея минимум ресурсов и максимум проблем, Петр Николаевич Врангель сумел невозможное. Он не только реорганизовал потрепанные и деморализованные остатки ВСЮР (они были преобразованы в Русскую армию), но и оздоровил тыл, и провел ряд впечатляющих боевых операций в Северной Таврии. И ко всему этому Кутепов имел непосредственное отношение. Путем жестоких мер (пугавшие обывателей трупы мародеров и дезертиров на уличных фонарях) генералу удалось навести порядок в тыловых крымских городах, а 1-й корпус Кутепова блестяще действовал против многократно превосходящих сил красных во время летней кампании. Так, в июне корниловцы и дроздовцы уничтожили под Большим Токмаком 1-й конный корпус Д. П. Жлобы, причем в боевых действиях особенно отличилась белая авиация. 17 сентября Александр Павлович возглавил 1-ю армию, в состав которой вошли 1-й армейский корпус (командир — генерал-лейтенант П. К. Писарев; Корниловская ударная, Пехотная генерала Маркова и Офицерская стрелковая генерала Дроздовского дивизии), Донской корпус (командир — генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов, 1-я и 2-я Донская конные и 3-я Донская дивизии) и 1-я конная дивизия.
Но, как и успехи Деникина год назад, успехи Врангеля были тактическими, но не стратегическими. В сущности, они стали возможны лишь потому, что красные, не сумев ворваться в Крым с ходу зимой, временно признали Врангеля второстепенной угрозой и сосредоточились на Польском фронте. А сам Белый Крым был разменной монетой в политических играх европейских держав, и как только необходимость в нем отпала, его история подошла к концу. Признание со стороны Франции, последовавшее 10 августа, не помогло. Пятью днями раньше Пленум ЦК РКП(б) признал врангелевский фронт более важным, нежели польский. И хотя Врангель до самого конца возлагал надежды на совместные действия с Польшей (туда отправился его старый соратник генерал-лейтенант Я. Д. Юзефович, который из остатков Отдельной Русской Добровольческой армии Н. Э. Бредова должен был сформировать 3-ю Русскую армию), Пилсудский предпочел общим интересам национальные. Осенью 1920 года повторилась ситуация осени 1919-го, теперь красные ликвидировали Западный фронт, откупившись от поляков половиной Белоруссии и частью Украины, и бросили на Врангеля шесть полнокровных армий, которые 26 сентября возглавил талантливый военачальник-самородок М. В. Фрунзе. Рассчитывать на то, что их сдержит слабо укрепленный Перекопский вал, было наивно; рассказы о бетонных дотах, колючей проволоке с электрическим током и минных полях на Перекопе были не более чем фронтовыми байками.
После заключения советско-польского мира Врангель окончательно понял, что Крым обречен. Красный Южный фронт насчитывал 140 тысяч человек, 1000 орудий, 17 бронепоездов, 31 бронеавтомобиль, 45 самолетов. Русская армия могла противопоставить этому 37 тысяч человек, 213 орудий, 6 бронепоездов, 20 бронеавтомобилей, 25 танков, 42 самолета. Но без боя сдаваться никто не собирался, и 14 октября состоялась последняя отчаянная атака белых на Каховский плацдарм, в которой одновременно участвовали двенадцать танков (в их числе и «Генерал Кутепов»), что стало самым массовым применением этого вида оружия в Гражданскую войну. Но переломить ход событий уже было невозможно. 29 октября вся группа белых войск в Северной Таврии была окружена красными, но прорыв 1-й Конной армии С. М. Будённого в тыл кутеповцам не был подкреплен действиями 2-й Конной армии Ф. К. Миронова, в результате чего 30 октября — 3 ноября Кутепов ценой неимоверных усилий смог прорвать кольцо и по Чонгарскому перешейку вывел свои части в Крым. Его действия высоко оценил даже Фрунзе: «Особенно замечательным приходится признать отход основного ядра в Крым. Отрезанные от перешейков врангелевцы все-таки не потеряли присутствия духа»[538]. Тем не менее было понятно главное — за пять дней белые потеряли всё, чем владели почти пять месяцев.
Впоследствии Кутепов критиковал некоторые действия Врангеля на посту главкома. Так, по его мнению, изначально ненужными были Кубанская десантная операция и разделение войск на 1-ю и 2-ю армии, а «отход основного ядра в Крым» должен был произойти раньше: «Отход был бы без давления на фронте, войска шли бы спокойно, с музыкой. За время отхода можно было бы из Таврии вывести в Крым все наши хлебные запасы. Дух в войсках не был бы потерян. На Перекопе войска сами укрепили бы свои позиции, и мы смело могли бы отсидеться в Крыму всю зиму. <…> Врангель не согласился с моим планом, так как считал, что очищение нами Северной Таврии могло бы неблагоприятно повлиять на наши переговоры с Францией»[539]. Но, так или иначе, в реальной обстановке конца октября — начала ноября Кутепов действовал энергично, хотя и небезупречно (некоторые его соратники потом ставили ему в вину упущенную возможность разгрома 1-й Конной армии). Он снова, как и в феврале 1917-го, сделал всё, что от него зависело, и прав был Б. А. Штейфон, когда утверждал, что «Врангель был обязан Кутепову тем, что так достойно и с такой честью закончил крымский период своего Главнокомандования»[540]. Заслуги Кутепова в 1920 году были оценены Врангелем по достоинству: еще 24 июля Александр Павлович был награжден орденом Святителя Николая Чудотворца 2-й степени, а 20 ноября за арьергардные бои в Крыму произведен в чин генерала от инфантерии. Таким образом, 38-летний Кутепов опередил в чине самого Врангеля, который оставался генерал-лейтенантом (это имело чисто символическое значение, так как старшинство в белых армиях всегда определялось должностью, а не чином).
Впрочем, этот приказ Врангеля был издан уже на Константинопольском рейде. За шесть дней до этого, вечером 14 ноября, Александр Павлович Кутепов в последний раз смог взглянуть на родной берег с борта транспорта «Саратов», где кроме него находились еще 7349 человек. Это была уже вторая эвакуация в жизни генерала, но, в отличие от Новороссийска, теперь впереди был не Крым, а зарубежье, где «белых русских» не ждал никто. 126 русских кораблей и судов вывезли из Крыма 145 693 человека. Иностранные корабли и суда — пять французских, пять американских, четыре английских, три итальянских, два греческих, по одному турецкому, норвежскому, датскому и бельгийскому (обычно упоминаемый в качестве польского пароход «Полония» — Polonia[541] — ходил на самом деле под французским флагом) — эвакуировали еще около десяти тысяч.
В массовом сознании благодаря многочисленным художественным произведениям утвердился образ ухода Русской армии из Крыма в ноябре 1920-го как панического бегства из Севастополя под обстрелом стремительно приближающихся красных. В. В. Маяковский в поэме «Хорошо!» (1927) собрал все штампы о Крымской эвакуации воедино: тут и «бьет мужчина даму в морду, солдат полковника сбивает с мостков», и «кашей грузился последний эшелон», и наседающие «наши», ведущие огонь по трапам[542]. Примерно так же выглядят и финальные кадры первой серии фильма А. А. Алова и В. Н. Наумова «Бег» (1970), там, где белые пулеметчики, прикрывая посадку на корабли, практически в упор ведут огонь по входящей в порт красной кавалерии, а та атакует эвакуируемых в конном строю. На самом же деле в Крыму ничего подобного не происходило. Вернее, были отдельные эксцессы, без которых никогда не обходится грандиозная операция по перемещению сотен тысяч людей. Были сложности, особенно трудно эвакуировалась Феодосия, где были и давка на трапах, и оставшиеся на пристани; последние суда покинули мыс Чауда, что находится между Феодосией и Керчью, лишь на рассвете 19 ноября, когда другие уже стояли на рейде Мода в Босфоре. Тоннажа не хватило на всех желающих, и в итоге суда уходили перегруженными. Так, рассчитанный на 978 раненых транспорт «Владимир»[543] ушел из Феодосии, имея на борту 12 600 (!) беженцев, почти вшестеро больше, чем было пассажиров на «Титанике». Но все же ничего подобного хаосу Одессы и Новороссийска не наблюдалось и близко. Схему эвакуации четко проработали заранее, корабли и суда распределили по всем крымским портам, за каждой частью был закреплен «свой» транспорт, специальные воинские команды строго следили за порядком во время погрузки. Не было и никакого «стремительного преследования белых красными». Передовые части Красной армии были сильно потрепаны во время тяжелого штурма Перекопа (только убитыми РККА потеряла там 10 тысяч человек, вдвое больше, чем Русская армия), а 12 ноября вообще отдыхали, что позволило арьергардам белых оторваться от противника. Днем раньше Фрунзе направил Вр