— Вечная история, — саркастически заметил Тай, пожимая руку Данкену. — Не повезло тебе, старина. А этот мало того, что дуриком настрелял, ему еще надо было стойку разбить.
— Да случайно же! — пытался оправдаться Дарки.
Напряжение ненадолго спало, пока не подошли к столу Тай и Том Роджерс. Метнули монету. Тай снял пиджак, взял свой личный кий из отдельной стойки и начал игру.
Будь вы болельщиком «Королевского дуба», вы бы решили, что Дарки очень метко сострил, сказав, что у Тая голова, как у погонщика верблюдов, — лысая и желтая. А будь вы болельщиком АНА, вы бы, наверно, выразились так: ах, какая у него красивая, смуглая голова! Но за кого бы вы ни болели, вы бы признали, что уверенности, даже надменности у Тая хоть отбавляй. И вы бы признали, что он производит впечатление искусного бильярдиста. Одет он был в серый вельветовый жилет и шелковую рубашку; золотые запонки позвякивали при каждом ударе, правая рука двигалась только от локтя, верхняя часть ее была плотно прижата к боку, большой и указательный пальцы легко сжимали кий.
Сторонники «Королевского дуба» старались найти подтверждение своим надеждам на победу. Правда, Том Роджерс еще никогда не выигрывал у Тая, хотя вот уже сколько лет они встречались в соревнованиях, но все же не раз он здорово его прижимал. Обнадеживало еще одно обстоятельство: Том обычно мало тренировался (видно, в свое время в Мельбурне натренировался на всю жизнь!), а к этой игре он готовился очень старательно; говорили, что он вошел в форму.
Хорошо рассчитанным ударом Тай послал свой шар в красного и оба оставил за чертой. Когда дело доходило до бильярда, следовало отдать должное этому негодяю. Он мог набрать сто очков в несколько заходов, а уж нащелкать до пятидесяти ему ничего не стоило, тогда как Том Роджерс за все десять лет жизни в Бенсонс-Вэлли дальше сорока одного кряду не пошел. Загрустившие было болельщики АНА вновь прониклись уверенностью, глядя на непобедимого Тая.
Том Роджерс помелил кий. Старый синий костюм ловко сидел на нем; седые волосы и черные брови придавали особое благородство его красивой голове. Он внимательно изучил позицию и решил не делать дуплета от длинного борта — предпочесть дуплет от короткого. Пиджака он не снимал. Даже в таком матче, да еще имея противником Тая, он сохранял свою обычную уверенность. Болельщики «Королевского дуба», которые во всем полагались на Тома Роджерса, надеялись на него и сейчас — они верили в то, что он одолеет ненавистного врага.
— Лучший кий Мельбурна в молодые годы, так я слышал, — с надеждой произнес Арти Макинтош, поставивший на Тома двенадцать фунтов.
Он схватил хороший куш на Аткинсе и Дарки и теперь выложил весь свой выигрыш.
Надо сказать, что вражда между игроками не носила личного характера. Никакой личной неприязни именно к Роджерсу или к какому-нибудь другому рабочему Тай не питал, может быть, только относился к ним с молчаливым презрением привилегированного к обездоленным. Что же касается Тома Роджерса, то вообще не было человека, которого бы он почему-либо ненавидел. С Таем он вел борьбу много лет — за пособие, зарплату, за лучшие условия работы, спорил по политическим вопросам, но это была борьба против целой системы. Битва на бильярдном столе стала сейчас для всех как бы символом той борьбы, которая шла в городе.
В последний момент Том Роджерс передумал и сделал осторожный удар, поставив свой шар у короткого борта.
— Бой будет не на жизнь, а на смерть! — сказал Дарки, потирая руки и уповая на победу Тома Роджерса.
— Решительный и недолгий! — сказал Лори Дигдич, надеясь на победу Тая; на тренировках Тай показывал высший класс.
— Ставлю еще один квид на Тома! — выкрикнул Арти.
Он швырнул фунтовую бумажку на пол, Дигдич подошел и прикрыл ее своей.
— Пример не из лучших, — язвительно сказал сержант Флаэрти Дигдичу (тот всегда говорил, что сержант плохо следит за порядком и соблюдением законов).
Какое-то время игроки шли наравне, затем Тай начал комбинацию, которая могла стать роковой для «Королевского дуба»: два шара стояли у средних луз. Отличными ударами он пять раз подряд положил своего от красного, потом оставил красный. Это была его ошибка. Затем он четыре раза положил своего от белого шара и сделал несложный карамболь. «Королевский дуб» совсем пал духом, когда Тай набрал тридцать пять и все еще не остановился. Он сделал паузу, чтобы намелить кий и изучить позицию. Уверенность сквозила в каждом его движении: он покажет Роджерсу и его дружкам, что есть люди, которые рождены быть выше их. Во всем.
В окно просунулась веснушчатая физиономия Рыжего — никто и не заметил, как сорванцы снова подобрались сюда.
— Играют тут два мерзавца, — сообщил он притаившимся в темноте дружкам, — Тай — городской секретарь и Тай — городской инженер.
— Есть в этом городе полиция или нет? — Теперь язвил уже сквоттер Флеминг.
Сержант Флаэрти рванулся к окну и влепил Рыжей Макушке оглушительную затрещину. Мальчишки рассыпались по переулку.
Тай будто и не слышал этого сердечного приветствия — так напряженно он целился и… грубо промазал легкий карамболь. Он выругался.
— Они нарочно подговорили этого хулигана, — сказал Таю сквоттер Флеминг.
Однако даже эта передышка не взбодрила «Королевский дуб». Вел игру Тай, счет был шестьдесят против двенадцати.
К столу мрачно шагнул Том Роджерс.
Похоже было, что болельщики «Королевского дуба» потеряли всякую надежду, — Арти Макинтош даже пересел на подоконник, словно уже не считал нужным сторожить свои ставки.
В бильярдной игре существует одна аксиома: если игрок тащится за превосходящим его противником, он начинает играть ниже своих возможностей. Однако Том Роджерс сделал семнадцать уверенных ударов подряд, медленно и с трудом набирая очки. Тай ответил тремя ударами, и счет стал семьдесят к тридцати пяти.
Затем Тай начал грозную атаку двумя чистыми карамболями.
— Ну, теперь недолго и до конца, — сказал Лори Дигдич, и ни у кого не хватало духу возразить ему.
В это время Рыжий Пиктон — он был готов на любую проделку, лишь бы восстановить свой попранный авторитет, — подполз на четвереньках к окну и украдкой заглянул в комнату как раз в тот момент, когда Тай приготовился к очередному удару. С выражением отчаянной смелости на лице, которая была достойна лучшего применения, Рыжая Макушка, изловчившись, передвинул за спиной маркера цифры на табло, увеличив счет Тома Роджерса сразу на двадцать очков — лучшее достижение Тома за этот вечер. Игроки и зрители были поглощены борьбой на столе, у маркера глаз на затылке не было — никто ничего не заметил.
Том Роджерс выиграл три очка. В полном неведении о выходке Рыжего Фред Симингтон начал считать с пятидесяти пяти — на табло получилось пятьдесят восемь.
— Слушай, приятель, это неверно! — взглянув на табло, сказал Тай. — Ты ошибся.
— Не думаю, — без особой уверенности ответил Фред.
— Но ведь не пятьдесят же восемь у Роджерса, — упорствовал Тай. — Это-то уж наверняка.
— Я думал, у меня тридцать пять, — удивленно сказал Том Роджерс. — С последним красным будет тридцать восемь.
— Да и тридцати восьми-то нет, — упорствовал Тай. Его ничто не могло убедить.
Разгорелся яростный спор, а Рыжая Макушка сидел под окном и слушал.
— Да я только подправил чуток, — объявил он наконец, опасаясь, что он больше навредил, чем помог. — Прибавил ему двадцатку.
— Выигрываешь ведь, а все плачешь! — не удержался Дарки и ткнул Тая в грудь.
— Ну разве это соревнование? — твердил Тай. — Вы нарочно натравливаете эту шпану.
— Ничего подобного! — все больше распалялся Дарки. — А Фред? Ведь Рыжий тоже толкнул его под руку, нет, что ли?
— Не горячись, Дарки, — предостерег Том Роджерс. — Как-нибудь переживем, даже если проиграем.
Фред Симингтон выхватил из стойки кий и, вскарабкавшись на подоконник, бросился за Рыжей Макушкой, словно взбесившийся фокстерьер.
А в комнате был кромешный ад. Дарки и Тай орали друг на друга; Полковник Макдугал ополчился против сквоттера Флеминга; Спарко доказывал Данкену, что АНА — это растакой сброд нытиков; Фред Мэннерс утверждал, что, уж если говорить честно, кабы не Рыжая Макушка, он бы победил, и Как-Ни-Верти Аткинс согласился с ним. Все спорили, а Том Роджерс, Лори Дигдич и Эрни Лайл бегали взад-вперед, пытаясь утихомирить людей, а сержант Флаэрти встал между Дарки и Таем. Из-за окна доносился шум драки, констебль Лоутон бросился туда.
— Промежду прочим, никаких тут драк! Никаких драк, промежду прочим! — кричал он, разнимая дерущихся.
Наконец в окне показался Фред Симингтон и, задыхаясь, сообщил:
— Поймал его. Клянется, что подправил только один раз. Значит, у Тая семьдесят, у Роджерса тридцать восемь. И покончим с этим.
Он швырнул на пол обломок кия.
— Внимание! Я официальный маркер, мое слово — закон.
Наступила тишина, но то было затишье перед бурей.
Тай подошел к столу, однако счета на сей раз не увеличил. Том Роджерс набрал тринадцать очков, но это не устрашило его противников и не обрадовало сторонников.
— Ставлю на Роджерса, шесть против четырех! — крикнул Арти Макинтош, будто эта деланная уверенность могла сотворить чудо. — Кто против? Ставлю на Тома, как прежде. На сколько угодно, шесть против четырех! — Он помахал двумя пятифунтовыми банкнотами.
— Десять к десяти, — выкрикнул сквоттер Флеминг, никогда не упускавший возможности выгодно поместить деньги.
— У Тая на девятнадцать больше, — пожаловался Арти. — Шесть к четырем — это справедливо.
— Так на так, — настаивал сквоттер.
— Только уж тогда не жалуйтесь, что в этом городе процветают азартные игры, — попрекнул его сержант.
Не успел Арти принять пари, как Тай набрал подряд двадцать четыре очка.
К столу подошел Том Роджерс. Он изучил позицию: красный шар стоял на точке, белый в трех дюймах от него. Отличное положение!
— Он их прямо как приклеил друг к другу! — сказал Арти.