— Как вы можете говорить о преследовании, — со злостью спросил Стерлинг, которому в Мельбурне настоятельно рекомендовали положить конец красной пропаганде в городе, — если мистер Тай тоже обвинен в нарушении закона?
— Половина зданий в городе находится в таком же состоянии, как комитет союза безработных, — не сдавался Том Роджерс.
— Валяй, Том, не давай ему спуску! — громко выразил свое одобрение Арти Макинтош.
— Выведите этого человека из зала, — распорядился судья.
Констебль Промежду-Прочим Лоутон, выполняя приказ судьи, приговаривал:
— Нечего орать, когда суд заседает, промежду прочим.
Рыжая Макушка Пиктон вел себя на скамье подсудимых вызывающе: давился смехом, гордо поглядывал на своих дружков, сидевших в зале, и вообще не принимал всю процедуру всерьез.
— Вы, кажется, думаете, будто все это чрезвычайно весело? — строго спросил его судья.
— И в самом деле, — сказал Пиктон, втайне порядком перетрухнувший, но в присутствии шайки своих товарищей готовый выкинуть любую штуку. — Вот ненормальный! — И он ткнул пальцем себя в грудь. — Получит шесть месяцев, а все думает, что это шуточка!
Его приятели, видно, сочли это за блестящую остроту, и на скамьях, где они сидели, началось буйное веселье.
— Как дело-то было, — стал рассказывать Рыжая Макушка. — Лори Дигдич наловил в тот день рыбы и принес ее в клуб. Ну, я подумал, наверно, он хочет эту рыбу покоптить, вот и решил помочь! — Заметив, что его достойные приятели уже заливаются безудержным хохотом, ободренный Пиктон добавил: — Вот ненормальный! Воображает, будто ему поверят!
Судья, обычно снисходительный к несовершеннолетним, дал Рыжей Макушке месяц исправительного учебного заведения. Это несколько поумерило веселье в рядах разбушевавшихся юнцов.
Следующим слушалось дело Чамми Флеминга. Лицо его папаши побагровело, когда судья, не подозревавший о положении Чамми в обществе и горой стоявший за безопасность уличного движения, приговорил его к месячному тюремному заключению без замены штрафом и отобрал у него водительские права.
После перерыва в суд набилось множество народу: прошел слух, будто ожидается нечто вовсе уж сенсационное.
И действительно, произошла сенсация — судья назвал имя Дарби Мунро! Бенсоновцы не ожидали, что увидят в зале самого Дарби: сержант Стерлинг отправил его в Мельбурн, в приют для алкоголиков. В городе даже был создан комитет, добивавшийся возвращения Дарби. На скамье подсудимых появилась странная личность, облаченная в нелепую голубую куртку Карлтонского футбольного клуба (ее пожертвовал специально для этого случая знаменитый Сладенький Верити, лучший нападающий в истории футбола и выдающийся гражданин Бенсонс-Вэлли), бело-коричневые башмаки, дорогие кремовые крикетные брюки, явно сшитые на человека, носящего одежду размеров на шесть больше, чем та, которая была бы впору Дарби, и изящную соломенную шляпу. Странная личность оставалась неузнанной до тех пор, пока, охваченная вполне понятным волнением, не стала грызть ногти. Тут-то тайна раскрылась.
Раздался дружный приветственный гул.
— Эй, Дарби! — крикнул Ругатель Спарко. — А где же твой знаменитый (далее следовало непечатное, непроизносимое) братец?
После того как Промежду-Прочим Лоутон выставил Спарко за дверь, сержант Стерлинг изложил суду дело Дарби Мунро.
— Учитывая все обстоятельства, — заключил Стерлинг, — я отослал обвиняемого в его же собственных интересах в дом призрения для больных алкоголизмом. Однако ему каким-то образом удалось бежать оттуда и вернуться в город, чтобы продолжать нарушения общественного порядка, бродяжничать и пьянствовать.
— Почему вы покинули дом? — спросил судья у Дарби.
— Какой дом? — переспросил Дарби, поглядывая кругом и продолжая трудиться над своими ногтями.
— Снимите шляпу! — приказал судья, и Дарби поспешно повиновался. — Вы прекрасно знаете, какой дом. В который вас отослал сержант. Почему вы сбежали?
— Уж очень много там пьянчуг, — ответил Дарби после длительного размышления.
Под громкие крики одобрения судья вверил Дарби заботам многострадального капитана местной Армии спасения.
Весь город сплотился против нового полицейского. Сам сквоттер Флеминг, ощущавший, словно каторжное клеймо, позор заточения сына, заявил Таю и Дигдичу, что Стерлинга придется убрать.
Горожане от слов перешли к делу.
Некоторые из нарушителей легко могли уплатить штраф, но даже и они предпочли отсидеть свой срок за решеткой. Арестантское помещение оказалось переполненным. Стерлинг добивался размещения части своих узников в Пентриджской тюрьме, но получил отказ; его жена надрывалась день и ночь, готовя на заключенных и стирая им одеяла.
В конце концов Стерлингу пришлось досрочно выпустить большинство заключенных.
Юные головорезы из лердибергской банды выловили всех бродячих собак и сдали их Стерлингу; птичий двор был набит воющими и лающими псами. Дарки, питавший привязанность к своим дворняжкам, ухитрился заплатить за них выкуп. Явившись, чтобы забрать своих любимиц, он чрезвычайно подробно стал описывать их приметы:
— Коричневая сучка, зовут ее Барбара (Стерлинг нахмурился, услышав имя своей жены). Сучка маленькая, но с гонором, с ней хлопот не оберешься.
Стерлинг сжал кулаки. Какое-то мгновение Дарки казалось, что сержант его ударит.
— А вон и овчарка, коричневая, кобелек, я его зову Не-Суй-Нос-Куда-Не-Надо…
Телефон не давал Стерлингу покоя ни днем, ни ночью. Он поднимал сержанта с постели, оповещая его о преступлениях всех мыслимых видов, но тревога оказывалась ложной. Трактирщики, любители орлянки, букмекеры пускали в ход все известные средства и уловки, пытаясь возобновить свои махинации, однако Стерлинг с помощью детективов, наезжавших время от времени из Мельбурна, снова выловил их. Двоих букмекеров и двоих игроков в орлянку он посадил и добился, чтобы у владельца Гранд-отеля отобрали лицензию.
Рыжая Макушка Пиктон, вернувшийся в ореоле героя в лоно лердибергской банды, замыслил страшную месть.
Однажды вечером, осуществляя первый этап адского плана, он крикнул Стерлингу: «Эй, фараон поганый!» — и пустился наутек.
Обрадованный открытым вызовом, Стерлинг — он теперь постоянно носил легкие ботинки — бросился в погоню по темному переулку.
Пиктон, имевший преимущество в пятьдесят ярдов, перескочил через забор, перебежал двор англиканской церкви, промчался по огромному двору католической школы и понесся дальше вверх по холму. Стерлинг не отставал, но незнание местности затрудняло его.
Рыжая Макушка миновал монастырь и оказался в поле. Он пыхтел и ругал скверными словами выглянувшую из-за туч луну.
Луна ярко осветила местность, и Стерлингу стало легче бежать. Он был уже ярдах в двадцати от Пиктона, когда тот, собрав последние силы, пролез через проволочную изгородь.
Впереди в лунном свете блеснула полоска воды — оросительный канал. Он в ловушке, подумал тяжело дышавший Стерлинг. Попался.
Однако, пока полицейский преодолевал изгородь, Рыжая Макушка перебрался через канал. Выпрямившись, Стерлинг увидел, что Пиктон уже на другом берегу.
— Ну, беги же! — кричал Пиктон. — Поймай меня, фараон поганый! — Он плясал, строя рожи и показывая Стерлингу нос; впрочем, это был самый пристойный из использованных им жестов. — Эй, фараон поганый, ну, догоняй!
Сержант прикинул ширину канала — около двадцати футов. Он не заметил слева доски, по ней-то коварный Рыжая Макушка и перешел на ту сторону. Перепрыгнуть канал Стерлингу казалось невозможным, однако, если рыжий веснушчатый хулиган сумел это сделать, к лицу ли колебаться ему, Стерлингу, выступавшему в тройном прыжке на Олимпийских играх! Надо прыгать!
И новый полицейский Бенсонс-Вэлли отступил на шаг назад, намереваясь по крайней мере на три фута перекрыть мировой рекорд по прыжкам в длину, да еще поздним вечером, да еще прыгая через канал глубиной восемь футов, из которых пять футов составляла илистая зеленая вода, а три — вязкая грязь.
— Фараон, догоняй! — подзуживал Стерлинга Рыжая Макушка.
Новый полицейский положил на землю каску, разбежался и сделал огромный прыжок в темноту. Он плюхнулся в отвратительную жижу как раз посередине канала и погрузился с головой.
Рыжая Макушка подождал, когда Стерлинг появится на поверхности, — все-таки было бы ужасно, если бы такой видный и всеми уважаемый человек вдруг утонул.
Сержант Стерлинг вынырнул, глотнув порядочно воды; ноги его завязли в грязи. К несчастью, плаванье было единственным видом спорта, которым Стерлинг никогда в жизни не занимался. И он снова стал уходить под воду.
Рыжая Макушка помчался в город сообщить приятную новость.
Стерлинг вынырнул во второй раз, побарахтался в иле и опять скрылся под водой. Шутка Рыжей Макушки грозила обернуться трагедией. Перед затуманившимся внутренним взором сержанта Стерлинга уже стали мелькать картины прошлого, но тут выработанная годами самодисциплина помогла ему прийти в себя. До суши было всего несколько шагов. Стерлинг поднял голову и глотнул уже не илистую воду, а воздух. Он стал медленно двигать руками и ногами, сопротивляясь желанию сдаться и тем покончить с мучениями — нехваткой воздуха и леденящим ужасом близкой гибели. Ноги его снова увязли в иле, но он, собрав все силы, снова отбросил мысль о капитуляции. Он бил руками по воде, барахтался, как овца; в эти мгновения он олицетворял собой инстинкт самосохранения, свойственный всем живым существам.
Новый полицейский выполз из грязи и ила и ничком упал на берег; лишь одно чувство еще осталось в нем — всепоглощающая ненависть к жителям Бенсонс-Вэлли.
Наконец он поднялся, измученный, совершенно без сил, и медленно побрел обратно. В размокших ботинках хлюпала грязь, пропитанная вонючим илом одежда прилипала к телу.
Проходя через чей-то участок возле Мэйн-стрит, он услышал голоса и спрятался в кустах. Никто не должен видеть его в таком плачевном состоянии! Больше часа пролежал он там, припав к земле, дрожащий и несчастный, пока не набрался решимости пройти через все унижения, только бы добраться домой.