Приближался последний заезд; мы ничего не выиграли пока, но если бы Граф Орлов пришел первым, дело было бы в шляпе. Мы слушали затаив дыхание. Наша лошадь до самой финишной прямой шла третьей. Вот диктор объявил, что Граф Орлов, шедший за лидерами, сделал рывок.
— Ну, давай, давай, кляча несчастная! — завопил Арти в исступлении.
Но Граф Орлов пришел к финишу, отстав от лидера на целую шею.
— Ничего, легко досталось — легко и расставаться! — сострил я с притворным смирением.
— Само собой! — сказал Арти. — Что для нас какие-то несколько фунтов!
И вдруг он пришел в ярость:
— Это все ты, дурья башка!
Он рванулся ко мне, пытаясь преодолеть опьянение, но кулак его беспомощно повис.
Пришлось умиротворить его пивом, хоть он и так уже накачался. Я предложил вернуться на ферму, но Арти, кажется, решил упиться до потери сознания. В шесть Мерфи собрался закрывать бар, и мы вместе с остальными вышли наружу. Арти перегнулся через перила веранды, и его вырвало. Появился Мерфи с тряпкой и ведром воды.
— Новички сопливые, а туда же лезут! — проворчал он.
— Заткнись ты, ирландский ублюдок! — огрызнулся Арти. Ему заметно полегчало. — Боишься, что ли, тряпку испортить?
Он угрожающе двинулся к Мерфи.
— Что ты сделал с Мэйбл? Где она?
— Знать не знаю. А и знал бы — тебе бы не сказал.
— Пошли, Арти, — вмешался я. — Надо чего-нибудь поесть.
— Опять есть? — заныл Мерфи. — Думаете, у меня денег куры не клюют? Кредит, кредит, кредит! Всем подавай в кредит!
— Мы заплатим по счету наличными, — ответил я. — И что за нами записано, вы тоже получите.
Мне удалось затащить Арти в столовую. Он настоял, однако, чтобы мы еще выпили за едой. На новую официантку он и внимания не обратил. Мы снова перешли в бар. Вскоре он совсем скис и заснул у окна. Я разбудил его, уговорил Мерфи выдать мне две бутылки пива и засунул их в карманы пиджака.
Мы пустились в путь. Я поддерживал Арти, но получалось это, надо сказать, плоховато: силенок не хватало, да и самого меня пошатывало. Уже стемнело. Ноги у Арти подгибались, он все бормотал что-то себе под нос. Первый раз на моей памяти он так накачался. У меня отлегло от сердца, когда мы наконец доплелись до сарая. Я снял с Арти башмаки, и он заснул мертвым сном.
Утром во рту у меня было ни дать ни взять как в хлеву у коки, а голова — словно футбольный мяч, в который накачали больше воздуха, чем следовало. Солнце стояло высоко. Я сел на койку и налил стакан пива. Арти Макинтош застонал и тоже сел, держась за голову.
— Выпей этого нектарцу, — предложил я. — Сразу почувствуешь себя как в раю.
Он взял стакан с пенящимся пивом, отхлебнул и поморщился.
— Ну, расскажи мне всю правду. Здорово я валял дурака?
— Не больше чем всегда, — успокоил его я. — Лез в драку со старым Мерфи… И от нас уплыли денежки, которые мы поставили на лошадок.
— Граф Орлов. Помню. Надо же быть такими идиотами — рыть картошку, чтобы дать заработать букмекеру!
Мы прикончили обе бутылки; мне стало чуть получше.
— Который час? — поинтересовался Арти.
— Около полудня — у меня в желудке звонит.
Я вызвался приготовить картошку с бараниной — для разнообразия.
— Слушай, друг, — сказал Арти, когда я оделся, — мне приснилось или Мэйбл в самом деле натянула мне нос?
— Не приснилось. Она и впрямь это сделала, — ответил я. Любопытство мое пересилило даже муки похмелья. — Тут что-то не то. Мне сдается, старик Мерфи что-то знает.
После обеда мы снова завалились спать. Меня разбудил голос Жадюги Филлипса. Я привстал и выглянул наружу. И словно меня кто-то обухом по голове хватил: Филлипс был тут собственной персоной, и рядом с ним в повозке… Мэйбл Эверард!
Я не верил своим глазам. Арти Макинтош спал, разинув рот, и метался во сне. Я не стал будить его. Слышно было, как старик Филлипс распряг лошадь, потом пригласил Мэйбл в дом. Она вошла, не проронив ни слова.
Примерно часом позже раздался стук по тарелке, и Жадюга Филлипс окликнул нас:
— Ребята, вы тут?
— Тут, — ответил я.
— Ужин готов.
— Подавись ты им!
Арти Макинтош проснулся словно только для того, чтобы высказать Жадюге это пожелание.
— Кончай дурить! — сказал я. — С ним дама.
— Кому ты голову морочишь?
— Разрази меня гром! Хочешь пари: и на десятый раз не угадаешь, кто она!
— Грета Гарбо, я полагаю, — ответил Мак и вдруг уставился на меня так, словно услышал, что пришел конец света. — Послушай, ты рехнулся или того хуже?
Он обулся, вымыл лицо и руки и причесался перед зеркалом, которое я повесил в сарае на гвоздь.
— Не пойму, зачем ты мне шарики вкручиваешь, — бросил он и направился в дом.
Во главе стола восседал старый Жадюга. А Мэйбл вилкой доставала картофель из кастрюли. Она обернулась и побледнела как смерть, увидав Арти.
— Это моя жена, — сказал Жадюга запинаясь.
Мой приятель словно поперхнулся чем-то. От замешательства и бог весть от чего еще у него даже кадык заходил.
— Рад вас видеть, — еле выговорил он.
— Здравствуйте, — пробормотала Мэйбл.
Она поставила перед каждым обычную нашу еду и опустилась на стул.
— Передай-ка маринаду, друг, — начал Арти.
Мне пришло в голову, что, может быть, за грубоватыми шутками Арти имел обыкновение прятать неуверенность в себе или какое-нибудь глубокое душевное страдание, вот как теперь. Я не поднимал глаз от тарелки.
— Тогда подай перец, — настаивал Арти.
Старик Жадюга так и ел Арти глазами, но тот, не теряя присутствия духа, попросил горчицы, затем чатни.
— Возьмите соли, мистер Макинтош, — сказала наконец Мэйбл.
Чуть покраснев, она придвинула к нему блюдце.
Ужин закончился в молчании. Не в силах больше выносить все это, я извинился и встал из-за стола; Арти вышел следом за мной.
— Да, теперь я своими глазами видел, — сказал он, бросаясь на койку. — Значит, она вышла за Жадюгу Филлипса. Вышла из-за денег!
— Несчастная девчонка, — пробормотал я. — До чего же ее жизнь заела!
Ночь незаметно подкралась к ферме, как будто помогая скрыть ее печальные тайны. Я засветил фонарь и попробовал читать старый журнал. Арти лежал, неотрывно глядя в потолок. Он курил, зажигая одну сигарету от другой. И только один раз прошептал:
— А она там в постели с Жадюгой Филлипсом.
Мы встали на рассвете. Арти за завтраком почти не ел. В поле он схватил вилы и стал копать как бешеный.
— Полегче, ты прокалываешь картошку, — пожаловался Жадюга. — Берешь слишком близко к кустам.
Арти передал мне вилы и не прикасался к ним ни до перекура, ни после. Я удивился, это было непохоже на Арти, он всегда старался побольше работать именно вилами. Время уже подходило к обеду, Арти объявил, что пойдет наберет воды в кувшин, хотя обычно, если Жадюга забывал о воде, за ней ходил я.
Арти взял кувшин. Жадюга настороженно следил за ним.
— Лучше я сам, — предложил Филлипс. — Вы работайте. Я спешу, хочу вывезти картошку, пока она в цене.
Не обращая внимания на Жадюгу, Арти ушел. Отсутствовал он долго. Жадюга глаз не спускал с дома, пока Мак не появился на дороге.
— Я запряг лошадь для вашей жены, — объявил он. — Она едет в город.
— Что это ей взбрело? — проворчал Жадюга.
— За покупками.
Как видно, это встревожило Жадюгу. Он долго смотрел вслед удалявшейся повозке.
— Вот уж не думал, что она умеет править, — бормотал он, но было видно, что хотел он сказать что-то совсем другое.
К обеду Арти побрился и принарядился. Войдя в дом, мы застыли в изумлении. Пол был выскоблен дочиста. Красные и белые бумажные ленты украшали камин. Стол покрыт новой скатертью. Жадюга сидел за столом с — мягко говоря — мрачным видом. Мэйбл взглянула на него, потом на Арти. Это был взгляд рабыни, не знающей еще, кто будет ее господин.
— Передайте перец, — сказал Арти больше по привычке, чем из желания побалагурить.
Мэйбл подошла к кухонному шкафу и достала солонку и перечницу. Супруг ее нахмурился и засопел. Борясь с волнением, будто помощница жонглера, работающего с ножами, она поставила приправы перед Арти, и тот щедро сдобрил ими еду, не обращая внимания на возмущенный взгляд Жадюги.
— А кто уплатит за это? — осведомился Жадюга.
— О, не беспокойся, — мягко ответила Мэйбл. — У меня было пять фунтов своих денег. И мне хотелось, чтобы у тебя были красивые вещи и вкусная еда.
— Всю жизнь я сам зарабатывал себе на пропитание, — сказал Жадюга, отчеканивая каждое слово. — И ни к чему мне все эти штучки.
После супа она подала говядину с морковью, потом яблочный пирог. Жадюга Филлипс ел, но деликатесы, казалось, застревали у него в глотке. Все это выглядело бы уморительным, если бы не накал страстей, готовых в любую минуту вырваться наружу.
Только добравшись до своего сарая, мы услышали громкий голос Филлипса; Жадюга, видно, готов был лопнуть от злости, страха и ревности.
Арти вышел из сарая и спрятался за баком с водой.
— Ты познакомилась с ним раньше, еще в пивной! — рычал Жадюга.
— Да, я знала его, — отвечал дрожащий голос Мэйбл. — Но ведь эти вещи я купила для тебя.
— Так вот, мне они не нужны! — отрезал Жадюга. — И все покупки в моем доме буду делать я. Понятно?
— Да.
— Есть у тебя еще деньги? — гремел Жадюга.
— Нет, я все истратила.
— Есть деньги? Не вздумай врать.
— Мне больно. Пусти, у меня нет больше денег, ни пенни.
Арти сжал кулаки, готовясь вмешаться. Я еле удержал его.
— И чтоб ты никогда не просила его ни о чем! — продолжал бушевать Жадюга. — Он пьяница и бездельник! Держись от него подальше! Слышишь?
— Д-Да.
Я силой увел Арти Макинтоша в сарай. В доме воцарилась тишина. Арти опустился на койку и обхватил голову руками. Я подсел к нему и попытался воззвать к его чувству юмора, пропев подходящий к случаю куплет из той же песни:
— Чуть улыбнется хозяйка мельком, старый хрыч уж ревнует — смотри! Но, хоть готов он меня убить, все равно потерянного не воротить старому коки из Бангари!