нас разобщает.
Пусть обе стороны впервые вынесут серьезные и конкретные предложения по инспектированию и контролю над вооружением, чтобы силы, направленные на уничтожение других стран, поставить под всеобщий совместный контроль…»[253]
А оперативное задание командования ГРУ предписывало Г. Н. Большакову заниматься добыванием «достоверной военно-политической и военно-экономической информации и данных о подготовке США к внезапному нападению на СССР и страны социалистического лагеря». Большакову предлагалось возобновить отношения с рядом ведущих западных журналистов, а также «заводить широкий круг новых знакомств, путем всестороннего изучения которых выбирать перспективных лиц».
Через десять дней после ошеломляющего провала операции по высадке антиправительственного десанта на Кубу, 29 апреля в баре Национального пресс-клуба Фрэнк Хоулмен предложил Большакову в знак благодарности за ранее оказанную помощь в подготовке публикаций организовать встречу с братом президента США Робертом Кеннеди, занимавшим в администрации пост министра юстиции. По словам Хоулмена, эта встреча сулила возможность получить такую информацию, которая наверняка будет представлять особый интерес «для начальства» Большакова.
С Фрэнком Хоулменом у Большакова установились доверительные отношения. «Мы дружили семьями, – вспоминал Георгий Никитович, – часто ходили друг к другу в гости и, естественно, обсуждали с ним самые острые проблемы во взаимоотношениях между нашими странами». Что вполне естественно и для журналиста, и для разведчика.
Но Хоулмен был также близким другом пресс-секретаря министра юстиции Эда Гартмана и не скрывал от Большакова, что, по его мнению, наиболее интересные моменты бесед с ним передает Гартману. А уже тот информирует о них своего шефа Роберта Кеннеди, «который живо интересовался положением дел в американо-советских отношениях»[254].
В одном из интервью, вспоминая своего друга, Хоулмен говорил, что «Джорджи» – так американцы называли Большакова, «очень сильно отличался от других советских представителей, с которыми ему приходилось иметь дело. Большаков был весельчаком, любил крепко выпить и хорошо при этом держался. В нем ценили чувство юмора, независимость суждений и критическое отношение к партийному вмешательству в советскую внешнюю политику». (Несомненно, такое «инакомыслие» в поведении представителя разведслужбы было запрограммировано его ролью и легендой. – О.Х.) Но после того как ЦК санкционировал связь Большакова с братом президента, он стал вести себя еще более свободно, раздражая прежнее начальство, которое сохранило над ним власть лишь более или менее символическую».
Хоулмен подчеркивал: «И тогда, и впоследствии мне приходилось иметь дело со многими советскими репортерами и дипломатами, но ни один из них не был таким обаятельным, как Джорджи».
Предложение Фрэнка Хоулмена об организации встречи с одним из министров США, да еще братом президента это – безусловная удача для любого журналиста и разведчика. Но если первому необходимо продумать вопросы для предстоящего интервью, то второму – еще и получить санкцию на саму подобную встречу. Сославшись на необходимость продумать вопросы интервью, Большаков уклонился от окончательного ответа. «Перспектива мне казалась заманчивой, – вспоминал Георгий Никитович, – но нереальной, и особого внимания реплике Фрэнка я тогда не придал».
Тем не менее о полученном от оперативного контакта предложении Георгий Никитович, в соответствии с установленным порядком действий разведчика, доложил резиденту. Отдавая себе трезвый отчет, что подобный вопрос не относится к его компетенции, резидент тем не менее запретил Большакову выходить на контакт с Р. Кеннеди.
Однако Большакову пришлось нарушить этот запрет, но не по собственной инициативе. 9 мая Хоулмен пригласил Большакова на ужин. А после ужина неожиданно сообщил, что в 20.30 «Джорджи» ожидает Роберт Кеннеди.
По сути, разведчик оказался в безвыходном положении: без угрозы расшифровки и иных нежелательных последствий, он не мог уклониться от столь лестного приглашения. И в назначенное время, в сквере у Музея естественной истории, советский дипломат и разведчик встретился с братом президента США. По ходу беседы начал накрапывать дождь, и министр юстиции предложил продолжить беседу в своем служебном кабинете.
Инициатива в продолжавшейся более полутора часов беседе исходила от Роберта Кеннеди, который следующим образом разъяснил мотивы этой встречи. Президент обеспокоен тем, что Советское правительство недооценивает способности и возможности США, что увеличивает опасности непонимания Москвой политики новой администрации.
Роберт Кеннеди откровенно назвал одну из причин напряженности в отношениях между США и СССР:
«Брат считает, что напряженность между нашими странами возникла главным образом из-за непонимания друг друга, неправильного толкования намерений и действий другой стороны. Именно поэтому и желает добиться расширения каналов информирования советского руководства о своей политике «новых рубежей».
Насколько же братья Кеннеди были правдивы в этих своих заверениях, читатель узнает из этой книги.
По мнению Большакова, таким образом президент США хотел показать, что его администрация готова отойти от курса политики Эйзенхауэра, если это стремление найдет понимание в Кремле. Роберт Кеннеди пояснил, что президент по-прежнему желает встречи с Хрущевым (предварительно согласованный визит в Москву Эйзенхауэра в июне 1960 г. был отменен после того, как 1 мая под Свердловском был сбит американский самолет-разведчик U-2), и считает, что эта встреча должна не только носить характер общего обмена мнениями, но и предусматривать достижение соглашения по конкретным проблемам, например о запрещении ядерных испытаний.
В то же время Большаков подчеркнул, что Роберт Кеннеди уклонился от обсуждения вопроса о Кубе, заявив, что «это проблема мертвая».
Однако Георгий Никитович понимал, что «кубинский вопрос» будет в немалой степени интересовать Хрущева, как это и произошло в действительности.
Чтобы у Большакова не возникло недопонимания смысла беседы, Роберт Кеннеди доверительно повторил, что Белый дом ищет нетрадиционные подходы к взаимоотношениям с Кремлем, и просил проконсультироваться по этому поводу с «друзьями» в Москве.
В завершение беседы американский министр предложил советскому дипломату-журналисту встретиться еще раз в неформальной обстановке после прояснения позиций сторон по затронутым вопросам.
На самом верху
В тот же вечер в Москву была отправлена срочная шифротелеграмма, излагавшая содержание беседы Большакова с Робертом Кеннеди. В конце телеграммы собственное мнение выразил резидент ГРУ в Вашингтоне: «Непонятны настойчивость и цель намерений Р. Кеннеди в установлении контактов с нашим посольством. Как известно, посол Меньшиков дважды встречался с Р. Кеннеди в здании посольства уже после избрания Дж. Кеннеди президентом. Посол Меньшиков в настоящее время находится в отпуске уже несколько дней».
Здесь следует отметить, во‑первых, что администрация США была невысокого мнения о советском после. Во-вторых, практика установления особых, конфиденциальных доверительных отношений между главами государств отнюдь не столь уж и большая редкость в практике межгосударственных отношений.
Многие исследователи истории Карибского кризиса искали подлинные мотивы установления администрацией США конфиденциального канала связи с Москвой через посредничество Большакова[255].
При этом, по нашему мнению, не назывались еще два весьма вероятных соображения братьев Кеннеди. Первое из них состояло в том, что, чтобы продемонстрировать «эффективность» своей политики на американо-советском направлении, Джон Кеннеди желал получать от советского руководства предварительное согласие на свои инициативы и предложения до их публичного оглашения и информирования Государственного департамента. Второе соображение могло состоять в том, что президент Кеннеди, как дальновидный политик, санкционируя очередную антикубинскую операцию и желая подстраховаться на случай непредвиденных чрезвычайных обстоятельств, хотел иметь уже налаженный канал прямой конфиденциальной связи с Кремлем. О чем и свидетельствует история Карибского кризиса.
В Москве же шифротелеграмма «Марка» пошла своим рутинным путем: начальник управления ГРУ по Западному полушарию генерал-майор В. С. Соколов наложил на ней резолюцию: «Непонятно, почему «Марк» был выбран Р. Кеннеди для такой беседы. Напрашивается вывод, что «Марк» сам напросился. «Марк» действовал в нарушение указаний резидента. Кто ему позволил это делать? Разобраться и доложить».
Постараемся ответить на вопрос: почему?
Весьма вероятно, что Роберт Кеннеди, которому, по должности, было подчинено Федеральное бюро расследований (ФБР, контрразведка) США, знал об имеющихся у него подозрениях о принадлежности Большакова к советским спецслужбам. И, таким образом, его обращение будет прямым образом доставлено непосредственному адресату.
Если же Большаков не связан со спецслужбами, то он не преминет довести полученную информацию до зятя Хрущева А. И. Аджубея. Таким образом, Большаков представлялся братьям Кеннеди идеальной кандидатурой для выполнения подготовленной для него миссии.
Начальник ГРУ И. А. Серов «по команде» доложил столь необычное послание начальнику Генерального штаба М. В. Захарову, тот – министру обороны, а Р. Я. Малиновский – Н. С. Хрущеву.
И сообщение «Марка» из Вашингтона вызвало большой интерес Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. По предложению Никиты Сергеевича, возможность установления конфиденциального канала связи Хрущев – Большаков – Белый дом рассматривалась на заседании Президиума ЦК КПСС 16 мая 1961 г. Принятое на нем постановление имело всего 2 пункта: