«1. Утвердить предложенный Министерством иностранных дел СССР и Министерством обороны СССР проект указаний резиденту ГРУ о встрече т. Большакова с братом президента США Р. Кеннеди.
2. Копию указаний направить советскому послу в США т. Меньшикову».
Из указаний Президиума ЦК Г. Н. Большакову обратим внимание на два момента. Большакову рекомендовалось передать Роберту Кеннеди, что «его московским «друзьям» непонятно, что имел в виду Кеннеди, когда в предыдущей беседе назвал кубинскую проблему «мертвой». Если собеседник таким образом желал сообщить, что правительство США отказалось на будущее от агрессивных действий и вмешательства во внутренние дела Кубы, то, безусловно, такое решение только приветствовалось бы Советским Союзом».
Также т. Большакову предписывалось строго придерживаться указаний и, «если Р. Кеннеди поставит другие вопросы, не предусмотренные данными указаниями, то ему следует, не давая ответа по существу, зарезервировать за собой право «обдумать вопросы» и обсудить их с Р. Кеннеди позднее. Если по каким-либо соображениям Р. Кеннеди будет уклоняться от встречи с т. Большаковым, не следует проявлять навязчивость в организации такой встречи»[256].
Еще раз подчеркнем, что советские послы в Вашингтоне М. А. Меньшиков и сменивший его 15 марта 1962 г. А. Ф. Добрынин были осведомлены об «особых полномочиях», предоставленных Президиумом ЦК КПСС Г. Н. Большакову.
Решающая встреча «Джорджи» с Кеннеди-младшим произошла 21 мая в загородном доме министра юстиции в Хикори-Хилл. В ходе продолжавшейся более двух часов беседы Роберт уточнил, что его брат-президент знает об их встрече и одобряет такой канал связи. В то же время он просил, чтобы, при необходимости, Георгий Никитович звонил ему только из телефона-автомата и называл себя только двум сотрудникам – помощнику Кеннеди и его секретарю.
Однако Кеннеди, как и при дальнейших контактах, уклонился от ответов на вопросы о политике США в отношении Кубы.
Ситуация была столь неординарна, что один из руководителей Большакова в Москве оставил на сообщении Г. Н. Большакова об итогах этой встречи с Р. Кеннеди для сведения И. А. Серова следующую резолюцию: «Это беспрецедентный случай, когда член правительства США встречается с нашим работником, да еще конспиративно».
Всего Георгий Никитович встречался с братьями Кеннеди более сорока раз, в том числе и в сугубо неофициальной обстановке, не считая телефонных разговоров между ними.
Роберт Кеннеди вспоминал, что встречался с Большаковым регулярно в среднем один раз в две недели. Иногда эти встречи происходили по инициативе министра юстиции, иногда по просьбе Большакова: «Он был представителем Хрущева… В любое время, когда у него или у Хрущева появлялось сообщение для президента или у президента появлялось сообщение для Хрущева, мы действовали через Георгия Большакова… Я встречался с ним по самым различным поводам»[257].
Роберт Кеннеди проникся личной симпатией к советскому дипломату, между ними установились доверие и даже дружеские отношения, что нередко является основой для успешного развития деловых контактов и достижения взаимоприемлемых договоренностей в политике. Сам Георгий Никитович отмечал в 1962 г. в служебной записке, что за время знакомства удалось перейти «от чисто деловых отношений с Р. Кеннеди к чисто личным».
В контактах Большакова с братьями Кеннеди можно выделить три этапа. Первый из них связан с подготовкой первой встречи Н. С. Хрущева с новым президентом США Джоном Кеннеди. Она состоялась 4 июня 1961 г. в Вене и была посвящена как так называемому берлинскому вопросу, так и перспективам мирного сосуществования двух социально-экономических систем, возглавлявшихся СССР и США.
Только за 14 дней, с 21 мая по 2 июня, Большаков встречался или говорил по телефону с Робертом Кеннеди пять раз, а однажды по просьбе последнего даже срочно приехал к нему в Министерство юстиции. Все просьбы американского президента относительно встречи своевременно передавались в Москву.
К моменту встречи с Кеннеди Хрущеву было 67 лет и, имея за спиной более чем тридцатилетнюю политическую карьеру, он считал 45-летнего американского президента неискушенным в политике «мальчиком в коротких штанишках». Что, естественно, не соответствовало действительности.
Еще накануне встречи в Вене Роберт сообщил Большакову, что «президент не намерен на этой встрече обсуждать кубинскую проблему», – понятно, что она была очень болезненной для Кеннеди. Но желал ли того президент США или не желал, руководитель СССР все время предпринимал попытки перейти к ее обсуждению, что вызывало раздражение у Джона Кеннеди.
И хотя в ходе переговоров он назвал провалившуюся попытку высадки на Кубу 17–19 апреля ошибкой, однако, как показали последующие события, Джон Кеннеди не «проделал работу над ошибками», наоборот, в 1961–1962 годах США предприняли ряд мер экономического и военного характера против правительства Фиделя Кастро.
Как-то осенью, вспоминал Георгий Никитович Большаков, «уже после венской встречи в верхах, мне довелось посетить Белый дом с одной из советских делегаций. И вот тут ко мне вдруг подошел президент Кеннеди и, взяв за локоть, повел в правительственный зал.
– Джорджи, – сказал президент, – я благодарен тебе за услуги, которые ты оказал накануне Вены. Они пришлись кстати – как для меня, так и для премьера Хрущева. Я думаю, что в дальнейшем, если не будет возражений с вашей стороны, мы будем продолжать связываться через тебя с Хрущевым.
В соответствии с полученными из Москвы инструкциями я ответил:
– Это зависит от вас, господин президент!
Джон Кеннеди похлопал советского разведчика по плечу и улыбнулся:
– Ну, до встречи!»
Следует подчеркнуть, что Джон Кеннеди смело и решительно шел на контакты с советскими представителями. По-видимому, он действительно хотел добиться снижения уровня конфронтации в советско-американских отношениях, надеясь исподволь склонить к уступкам Хрущева. В том числе и используя для этого прямой конфиденциальный канал связи с Хрущевым через Большакова.
Коллега Г. Н. Большакова, кандидат психологических наук В. А. Гаврилов, обоснованно писал: «Можно сказать, что Большаков в течение почти двух лет был лицом Советского Союза, и это лицо нравилось лидерам американского истеблишмента, которые отнюдь не испытывали никаких симпатий к СССР и его руководителям. А с точки зрения большой политики можно сказать, что в самые напряженные периоды холодной войны он передавал в Москву важную информацию, которая способствовала урегулированию критических ситуаций»[258].
Второй этап интенсивных контактов Большакова с Кеннеди пришелся на период обострения так называемого берлинского вопроса, связанного с нежеланием США, Великобритании и Франции пересмотреть оккупационный статус Западного Берлина. Ввиду того, что Западный Берлин фактически являлся плацдармом для проведения разведывательно-подрывной деятельности против Восточного Берлина, столицы Германской Демократической Республики, и Группы советских войск в Германии (ГСВГ), правительство ГДР приняло решение о введении пограничного пропуска между оккупационными зонами разделенного города. И в ночь на 13 августа 1961 г. для обеспечения пропускного режима между оккупационными зонами Берлина в городе была возведена стена, символизирующая линию государственной границы ГДР, с несколькими контрольно-пропускными пунктами для перехода границы. (Заметим, что особый пропускной режим между Восточным и Западным Берлином был отменен только 9 ноября 1989 г., что стало прелюдией к прекращению существования ГДР.)
26 октября к контрольно-пропускному пункту Чарли под прикрытием американских военнослужащих и танков прибыли мощные бульдозеры, с намерением снести КПП и часть стены. И только прибытие советской танковой роты остановило готовившуюся провокацию. Вооруженное противостояние продолжалось более двух суток, но, неожиданно для берлинцев и многочисленных иностранных корреспондентов, утром 28 октября советские танки развернулись и покинули Фридрихштрассе. Следом ретировались и американские военнослужащие.
Такое мягкое разрешение кризиса стало возможным вследствие того, что 26 и 27 октября в Вашингтоне Большаков дважды встречался с Робертом Кеннеди, передавая для президента США письменные и устные послания Н. С. Хрущева. Эти договоренности стали основой для деэскалации этого затянувшегося конфликта.
Впоследствии президент признался своим советникам: «Это не самое лучшее решение, но стена – это в сто раз лучше, чем война!»
Здесь необходимо заметить, что, по указанию Джона Кеннеди, во всех служебных помещениях Белого дома была установлена звукозаписывающая аппаратура, чтобы «сохранить для истории» обсуждение президентом всех вопросов государственного управления. Сегодня эти звукозаписи, наряду с другими документами, хранятся в Библиотеке-музее Джона Кеннеди в Бостоне (открытие Президентской библиотеки-музея Дж. Кеннеди состоялось 20 октября 1979 г.). Те из них, которые были признаны несекретными, были опубликованы в США[259].
В декабре 1961 г. разведка информировала Н. С. Хрущева, что на заседаниях Совета НАТО было признано целесообразным, чтобы Франция, Великобритания и США вступили в переговоры с СССР о статусе Западного Берлина[260].
Эти переговоры начались в Москве в начале 1962 г.: вели министр иностранных дел СССР А. А. Громыко и посол США в Москве Льюэллин Томпсон.
Однако президент США был недоволен их ходом. На очередной встрече Роберт Кеннеди сообщил Большакову: «Президент опасается, что беседы в Москве могут вернуть наши страны к дням Вены», и просил довести эту озабоченность до Хрущева, и желал бы лично встретиться с ним.
В январе и марте 1962 г. Джон Кеннеди дважды принимал А. И. Аджубея, причем оба раза при беседах присутствовал Г. Н. Большаков (на второй из этих встреч оба гостя были с супругами).