Тем не менее опубликованное 11 сентября в московских газетах Заявление ТАСС сообщало, что «Советское правительство осуждает ведущуюся в США враждебную кампанию против СССР и Кубы», и откровенно предупреждало: «Сейчас нельзя напасть на Кубу и рассчитывать, что это нападение будет безнаказанным для агрессора».
На следующий день после встречи с Робертом Кеннеди, 6 октября, Георгия Никитовича пригласил в ресторан журналист Чарльз Бартлетт, давний личный друг президента. Бартлетт сказал Большакову, что Джон Кеннеди хочет получить послание Хрущева «в подробном письменном виде, а не со слов брата».
По-видимому, президент опасался, что по каким-либо причинам могло произойти искажение в передаче личного послания Хрущева, и еще раз хотел удостовериться в его идентичности. Большаков дословно повторил то, что накануне сказал Роберту Кеннеди.
Впоследствии советник президента Теодор Соренсен вспоминал: «Президент Кеннеди привык полагаться на канал Большакова для получения прямых приватных сообщений от Хрущева и чувствовал себя обманутым лично. Так оно и было».
Подчеркнем, что 1 марта 1993 г. газета «Бостон глоб» опубликовала секретный доклад, подготовленный адмиралом Робертом Деннисоном в 1963 г. и всецело посвященный событиям кубинского кризиса. В докладе указывалось, что разработка планов авианалета и вторжения на Кубу или сочетания того и другого была закончена, и войскам был отдан приказ о готовности номер один к началу осуществления операций между 8 и 12 октября[277].
В связи с подготовкой высадки на Кубу по просьбе министра обороны Р. Макнамары Джон Кеннеди разрешил возобновить полеты самолетов-разведчиков U-2. До 5 сентября полеты выполнялись ЦРУ, однако с 14 октября их начали осуществлять ВВС США. И первый же из возобновленных разведывательных полетов над территорией Кубы принес неожиданное открытие, поразившее сначала аналитиков ЦРУ, а затем и президента с командованием Пентагона. На аэроснимках аналитиками ЦРУ были уверенно идентифицированы советские ракеты средней дальности Р-12 (SS-4 по классификации НАТО). Значительную помощь в дешифровке кадров аэросъемки аналитикам оказали данные, полученные годом ранее из Москвы от агента ЦРУ «Hero».
Фотографии пусковых установок и советских ракет, а также результаты их дешифровки и выводы аналитиков ЦРУ были немедленно переданы советнику президента по национальной безопасности Макджорджу Банди.
Утром 16 октября фотографии и выводы аналитиков ЦРУ доложили Джону Кеннеди. Размышляя о причинах действий СССР, пытаясь понять логику Н. С. Хрущева, президент задал вопрос своим советникам:
– В чем смысл размещения баллистических ракет на Кубе? Это выглядит так, как если бы мы начали размещать большое количество БРСД в Турции. Я бы назвал это опасным шагом.
В кабинете воцарилась тишина. Наконец, советник президента по национальной безопасности Банди ответил:
– Так мы и разместили их там, господин президент![278]
Задумавшись над сложившейся ситуацией, Джон Кеннеди (в отличие от присутствовавших советников, он знал свою роль в попытках обмануть Хрущева, усыпить его бдительность, в том числе по отношению к Кубе) тем не менее санкционировал активизацию разведывательных полетов. Только 17 октября их было совершено шесть. А всего с 4 октября по 8 ноября средствами ПВО Кубы были зафиксированы 124 разведывательных полета авиации США, некоторые из которых совершались на сверхмалой высоте – 100–300 метров.
Донесение разведки о наличии советских баллистических ракет на Кубе вызвало у осведомленных об этом сотрудников администрации Кеннеди шок и панику. Впервые американские руководители осознали, что значит чувствовать револьвер со взведенным курком у собственного виска, чем ранее они неоднократно грозили СССР. И только в этот момент президент Кеннеди принял решение отменить проведение операции «Мангуст» как прямую провокацию возможной ядерной войны.
18 октября в Овальном кабинете Белого дома состоялось первое заседание кризисного штаба в составе вице-президента США Линдона Джонсона, госсекретаря Дина Раска, министров обороны Роберта Макнамары и юстиции Роберта Кеннеди, директора ЦРУ Джона Маккоуна. В дальнейшем он получил наименование Исполнительного комитета Совета национальной безопасности, и его последующие заседания проходили в специально построенном в 1961 г. на случай ядерной войны подземном бункере рядом с одним из флигелей Белого дома.
Целью заседания являлось принятие политических решений на основании последних разведывательных данных о советских ракетах на Кубе, способных поражать цели на территории США. Похоже, американские руководители впервые начали осознавать последствия ядерного конфликта для самой Америки.
«Все были в шоке, – вспоминал об этом заседании Роберт Кеннеди. – Такого поворота событий никто не ждал. Да, Хрущев обманул нас, но мы и сами себя обманули. Никто в правительстве ни разу не заикался о том, что русские могут разместить там (наступательные) ракеты»[279].
В ходе заседания был поставлен вопрос о возможности нанесения авиационного удара по обнаруженным стартовым ракетным позициям. На прямой вопрос президента Роберт Макнамара ответил, что он не может гарантировать стопроцентного уничтожения целей. И при этом предположил, что на Кубе могут находиться и другие ракеты, дислокацию которых американская разведка еще не выявила.
(В 1962 г. для ЦРУ и Пентагона так и осталось секретом, что к этому моменту на Кубу уже были доставлены 94 из 164 планировавшихся ядерных зарядов, в том числе для оперативно-тактических ракетных комплексов «Луна-М», о чем Роберту Макнамаре станет известно только в 1992 г. на конференции, посвященной истории Карибского кризиса в Гаване.)
В начале октября 2012 г. на сайте Архива Национальной безопасности США (исследовательского подразделения крупнейшего Университета имени Джорджа Вашингтона) была размещена очередная серия рассекреченных документов Пентагона, Государственного департамента, ЦРУ и Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ), касающихся Карибского кризиса. Главным апологетом авиаудара по Кубе выступал председатель ОКНШ генерал Максвелл Тейлор. (Он также предполагал, что вторжение на остров будет стоить жизни более чем 18 тысячам военнослужащих США.)[280]
Комментируя эту публикацию (а многие американские документы по-прежнему оставались не рассекреченными и через 50 лет после описываемых событий), старший аналитик архива Национальной безопасности Уильям Берр подчеркивал, что эти документы подтверждают: на Кеннеди оказывалось колоссальное давление со стороны военных, некоторые из которых «вели себя неуважительно по отношению к президенту США и позволяли себе высказывать возмутительные вещи».
Опубликованные в 2012 г. документы Пентагона раскрывают подробности «планов дезинформационных операций с целью создать у Москвы и Гаваны ложное впечатление о готовности США нанести удар по Кубе в любую минуту, с тем, чтобы держать противника в постоянном напряжении и заставлять его тратить драгоценные ресурсы»[281].
18 октября, после выступления на Генеральной Ассамблее ООН, в советское посольство в Вашингтоне прибыл министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко. Перед его запланированным посещением Белого дома посол А. Ф. Добрынин доложил о состоянии советско-американских отношений и высказал мнение, что США отложили реализацию плана вторжения на Кубу.
Вечером в Белом доме Громыко встретился с Джоном Кеннеди и госсекретарем Дином Раском. Разведывательные аэрофотоснимки с их расшифровкой позиций советских ракет на Кубе находились в столе американского президента. Однако в ходе продолжительной беседы Кеннеди не воспользовался уникальной возможностью в конфиденциальном порядке обсудить «ракетный вопрос» с советским министром и выработать приемлемое компромиссное соглашение. Вероятно, им двигали «внутрипартийные» соображения, требовавшие «демонстрации воли и мускулов» в отношении бывшего союзника по антигитлеровской коалиции, который уже 32 года рассматривался в качестве главного геополитического конкурента и противника США. Вместо этого президент поднял вопрос о понятии «наступательного» и «оборонительного» оружия.
После встречи Громыко отправил Хрущеву шифротелеграмму, в которой оптимистически утверждал: «Все, что нам известно о позиции США по кубинскому вопросу, позволяет сделать вывод, что обстановка в целом удовлетворительная. Это подтверждается как официальными заявлениями деятелей США, включая президента Кеннеди, в том числе заявлением последнего в беседе с ним 18 октября, так и всей информацией, которая доходит до нас по неофициальным каналам»[282].
Однако, находясь в Вашингтоне, А. А. Громыко с резидентами ГРУ и КГБ не встречался, а они уже обладали другой информацией.
В субботу 20 октября в «ситуационном центре» – противоядерном бункере Белого дома – состоялось второе заседание Исполкома СНБ, на котором принимается решение объявить морскую блокаду Кубы с целью недопущения доставки «наступательных вооружений». После этого заседания Джон Кеннеди решил проинформировать американцев о развитии обстановки вокруг Кубы и о наличии там советских ракет. Два дня он готовил прямое телеобращение «к нации».
21 октября о сложившейся ситуации Кеннеди проинформировал британского посла и решил проинформировать командование НАТО.
В 19 часов вашингтонского времени 22 октября Джон Кеннеди обратился к нации по поводу ситуации вокруг Кубы. Но данное послание в равной мере было адресовано и главам других государств, и в первую очередь – советскому руководству.
Для лучшего понимания политической и морально-психологической обстановки того времени приведем обращение президента Джона Кеннеди к нации 22 октября целиком.