Легенды ГРУ — страница 4 из 24

Беспристрастная история вынесет свой приговор, более снисходительный, нежели осуждение современников.

Николай II. Из письма военному министру В. А. Сухомлинову 11 июня 1915 г.

Рождение сильнейшей спецслужбы мира

Политическое решение о выделении структур органов госбезопасности из МВД СССР в самостоятельное ведомство было принято Президиумом ЦК КПСС 8 февраля 1954 г. на основании записки министра внутренних дел С. Н. Круглова в Президиум ЦК КПСС. В ней, в частности, подчеркивалось: «Существующее организационное построение Министерства внутренних дел СССР и его органов громоздко и не в состоянии обеспечить должного уровня агентурно-оперативной работы в свете задач, поставленных перед советской разведкой Центральным комитетом КПСС и Советским правительством.

В целях создания необходимых условий для улучшения разведывательной и контрразведывательной работы считаем целесообразным выделить из Министерства внутренних дел СССР оперативно-чекистские управления и отделы и на их базе создать Комитет по делам государственной безопасности при Совете Министров СССР»[126].

13 марта 1954 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ об образовании КГБ при Совете Министров СССР.

Сам текст Указа был предельно лаконичен:

«Образовать Комитет государственной безопасности при Совете министров СССР.

Председатель Комитета входит в состав Совета министров с правом решающего голоса».

Первым председателем КГБ был назначен уже известный читателю первый заместитель министра внутренних дел СССР генерал-полковник Иван Александрович Серов. Главную роль в этом назначении, чего в своих мемуарах не скрывает и сам Серов, сыграла его совместная работа на Украине в 1939–1941 гг. и в последующие годы с Секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым.

Отметим, что по формально-кадровым основаниям и соображениям Серов, безусловно, подходил на эту должность. И, в принципе, не обманул ожиданий Хрущева по «перестройке» работы органов госбезопасности.

В этой связи представляется необходимым познакомить читателя с личностью первого председателя КГБ СССР.

Серов, бесспорно, обладавший некоторыми как организационными, так и административно-аппаратными способностями, быть может, даже талантами, исполнительностью, дисциплинированностью, не был обделен и чрезмерным самолюбием и самомнением.

При этом в действительности сам И. А. Серов был весьма далек от того образа «крутого профессионала», который пытается создать у читателя публикатор его дневников А. Е. Хинштейн.

Следует подчеркнуть, что непосредственно с разведывательной и контрразведывательной работой Серов сталкивался лишь в период с сентября 1939-го по 17 апреля 1941 г. (когда он занимал должность министра внутренних дел Украинской ССР), а также с ноября 1944 г. по май 1945 г. (когда он являлся уполномоченным НКВД СССР по 1-му Белорусскому фронту). В этот период времени он действительно тесно общался с начальником УВКР «Смерш» фронта А. А. Вадисом (подобно многим другим генералам «Смерша» в декабре 1953 г. Вадис будет уволен из органов МВД «по фактам дискредитации» и лишен генеральского звания). В остальной период с апреля 1941 по ноябрь 1944 г., И. А. Серов фактически исполнял обязанности «генерала для особых поручений» при наркоме НКВД СССР Л. П. Берии. В дальнейшем, оставаясь заместителем, с 24 февраля 1947 г. – первым заместителем министра внутренних дел СССР С. Н. Круглова, он, до 11 марта 1953 г. не имел никакого отношения ни к органам госбезопасности, ни к оперативной работе.

Генерал-полковник В. И. Алидин вспоминал, что в середине 1952 г. ему, как члену парткома МГБ, было поручено познакомиться с работой парторганизации Особого совещания при министре. Секретарь парторганизации показала ему протоколы заседаний Особого совещания, и он обратил внимание, что на многих из них стояла единственная подпись – «И. Серов»[127].

Не касаясь личных качеств Серова, отметим только, что в воспоминаниях современников имеется немало свидетельств его резкости, грубости и своеволия.

Отметим и еще одну деталь, которую и не скрывает в своих мемуарах И. А. Серов и которая имела самое непосредственное отношение как к становлению КГБ при СМ СССР, судьбам некоторых его руководящих сотрудников, а также к рождению многочисленных мифов о «Смерше», по сей день кочующих по страницам многих российских периодических изданий.

Может быть, вследствие пережитых унижений от Абакумова Серов крайне негативно, необъективно относился к военным контрразведчикам. На особые отделы фронтов, писал он, «были Абакумовым назначены малограмотные особисты, как в общеобразовательном плане… так и в военном ничего не знают… Раз они не могут организовать как следует работу по выявлению шпионов и диверсантов в частях и в тылу войск, то все это должны чем-то восполнить, чтобы «показать» видимость и работы и «свои успехи»[128]. Однако столь субъективное мнение опровергается архивными документами НКВД – КГБ СССР – ФСБ России. В частности, читатель уже мог убедиться в «объективности» характеристики, данной И. А. Серовым герою нашего повествования.

Таким образом, сам Серов является автором первой послеправды[129] о «Смерше». Этот неологизм означает стремление к формированию общественных настроений посредством распространения информации, оперирующей не фактами, а эмоциями человека, знакомящегося с ней. Сущность феномена «послеправды» заключается в том, что источнику (распространителю) информации «объективные факты менее важны, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям ее получателей»[130]. Особенно широкое распространение механизм формирования послеправды получил в сфере массовой информации. То есть речь идет о целенаправленном манипулировании общественным мнением и настроениями различных социальных групп населения.

По сути, мы имеем дело с известной ситуацией «двух правд», когда имеются две или большее количество версий исторического процесса, но для распространителя важно, чтобы была признана, усвоена его версия, вне зависимости от того, насколько правдиво она отражает и трактует реальные факты, события. И в геополитическом соперничестве, и в информационном противоборстве каждая из участвующих в нем сторон стремится утвердить подлинность именно своего взгляда, своей трактовки исторического прошлого. Американский историк Джозеф Найт так охарактеризовал эту ситуацию: «В информационный век побеждает тот, чья история убедительнее, чья история способна привлечь людей».

Механизм формирования послеправды давно применялся в сфере идеологической борьбы и информационного противоборства между государствами. Что получило на Западе официальное признание в виде концепции психологической войны.

В результате инициированной Серовым новой «чистки» кадров не скомпрометированными остались лишь три начальника фронтовых управлений контрразведки «Смерш»: Н. И. Железников, Д. И. Мельников[131] и П. И. Ивашутин.

Думается, что Серов не мог все же не испытывать определенного психологического дискомфорта от осознания того факта, что четыре его непосредственных предшественника – Г. Г. Ягода, Н. И. Ежов, Л. П. Берия, В. Н. Меркулов были расстреляны как «враги народа», а пятый – В. С. Абакумов – еще находился под следствием, то есть во власти подчиненных Серову следователей. Сам он в своих воспоминаниях без обиняков признавал, что дело «банды Абакумова» проходило полностью под его контролем, в отличие от «дела Берии»[132], которым занимались следователи Прокуратуры СССР.

Согласно решению Президиума ЦК КПСС на Комитет государственной безопасности при СМ СССР возлагались следующие задачи:

а) ведение разведывательной работы в капиталистических странах;

б) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок внутри СССР;

в) борьба с вражеской деятельностью разного рода антисоветских элементов внутри СССР;

г) контрразведывательная работа в Советской армии и Военно-Морском флоте;

д) организация шифровального и дешифровального дела в стране;

е) охрана руководителей партии и правительства.

Помимо этого, в партийном решении была сформулирована и главная задача: «В кратчайший срок ликвидировать последствия вражеской деятельности Берии в органах государственной безопасности и добиться превращения органов госбезопасности в острое оружие нашей партии, направленное против действительных врагов нашего социалистического государства, а не против честных людей»[133].

Приказом председателя КГБ при СМ СССР от 18 марта 1954 г. была определена следующая структура нового ведомства, в котором, не считая вспомогательных и обеспечивающих подразделений, были образованы:

Первое Главное управление (ПГУ, разведка за границей),

Второе Главное управление (ВГУ, контрразведка),

Третье Главное управление (военная контрразведка),

Четвертое управление (борьба с антисоветским подпольем, националистическими формированиями и враждебными элементами),

Пятое управление (контрразведывательная работа на особо важных объектах),

Шестое управление (контрразведывательная работа на транспорте),

Седьмое управление (наружное наблюдение),

Восьмое Главное управление (шифровально-дешифровальное),

Девятое управление (охрана руководителей партии и правительства),

Десятое управление (Управление коменданта Московского Кремля),

Следственное управление.

В целом эта структура раскрывает функции и задачи нового союзно-республиканского ведомства.

При образовании КГБ при СМ СССР 17 марта 1954 г. генерал-лейтенант П. И. Ивашутин назначается начальником его 5-го управления, на которое возлагались задачи обеспечение безопасности стратегических и особо важных промышленных объектов (предприятий оборонно-промышленного, ядерно-оружейного и ракетно-космического комплексов), которые являлись объектом первоочередных разведывательных и иных подрывных устремлений западных спецслужб.

Петру Ивановичу предстояло определиться как с самими объектами, требующими контрразведывательной защиты со стороны органов безопасности, так и со стоящими перед управлением задачами, вытекающими из условий дислокации объектов, особенностей их производственных циклов и условий, с чем он был отчасти знаком на примере Украинской ССР.


Генерал армии Ивашутин с сотрудниками


Благодаря этому назначению, несмотря на то, что Петр Иванович пробыл на этом посту всего около трех месяцев, оно позволило ему хорошо изучить структуру промышленности СССР, лично познакомиться со многими ее ведущими руководителями, «командирами» производств.

Однако менее чем через три месяца, уже 7 июня 1954 г., П. И. Ивашутин назначается заместителем Председателя Комитета государственной безопасности…

Прежде чем рассказать о деятельности Петра Ивановича на этом ответственном и важном посту, представляется необходимым кратко охарактеризовать некоторые события последующих лет, как оказывавшие самое непосредственно влияние на деятельность КГБ при СМ СССР в целом, так и на обстановку в стране, а порой – и за границей. Непосредственным современником и участником многих из которых предстояло стать П. И. Ивашутину.

Задачи внешней разведки КГБ при СМ СССР были конкретизированы в решении ЦК КПСС от 30 июня 1954 г. «О мерах по усилению разведывательной работы органов государственной безопасности за границей». Оно требовало сосредоточить усилия на организации работы в ведущих западных странах США и Великобритании, являвшихся давними геополитическими соперниками России, а также на «используемых ими для борьбы против Советского Союза странах, – в первую очередь Западной Германии, Франции, Австрии, Турции, Иране, Пакистане и Японии».

В том же году Совет Министров СССР утвердил «Положение о Первом главном управлении КГБ», которое определяло его функции, задачи, структуру, штаты.

В июне 1954 г. для «постановки первоочередных задач» было проведено Всесоюзное совещание руководящих работников КГБ, на котором И. А. Серов выступил с разъяснением установок Президиума ЦК КПСС для деятельности органов госбезопасности, их роли и места в системе советского государственного управления.

Подчеркнем, что образование КГБ при СМ СССР знаменовало собой действительно серьезный шаг по утверждению законности в нашей стране, хотя сам принцип законности неотделим от существующей системы права, имеющегося законодательства. А последнее, и, прежде всего, уголовное и уголовно-процессуальное законодательство, также претерпело существенные изменения в конце 50-х годов, на чем мы подробнее остановимся далее.

На момент образования КГБ его органы должны были руководствоваться уголовными кодексами союзных республик СССР 1920-х годов. Уголовный кодекс Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР), например, был принят еще 5 марта 1926 г. Непосредственно органы госбезопасности должны были руководствоваться диспозициями составов «контрреволюционных преступлений», предусмотренных печально известной статьей 58, имевшей 18 частей – различных составов преступлений: от шпионажа, диверсии, вредительства, террора (терроризма) до антисоветской агитации и пропаганды (статья 58.10).

В соответствии с Постановлением ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему укреплению социалистической законности и усилению прокурорского надзора» от 19 января 1955 г. было разработано Положение о прокурорском надзоре в СССР (утверждено Указом Президиума Верховного Совета СССР 24 мая 1955 г.). Для осуществления надзора за следствием в органах КГБ в Прокуратуре СССР был создан специальный отдел.

Позднее, в 1959–1960 гг., была изменена и система уголовного права Советского Союза.

В этой связи однозначно недопустимо отождествлять КГБ СССР с его историческими предшественниками НКВД-НКГБ и МГБ. В то же время деятельность органов КГБ в 1950–1960-е годы не была свободна и от влияния элементов субъективизма и волюнтаризма, хотя именно в этот период утверждается прокурорский и партийно-государственный контроль за их работой, о чем подробнее будет сказано далее.

Почему же во второй половине XX века КГБ СССР считался – и вполне заслуженно! – одной из сильнейших спецслужб мира?

Основная причина этого, на наш взгляд, заключена в его структуре и функциях, объединявших многие направления обеспечения безопасности страны – разведку, контрразведку, военную контрразведку, борьбу с терроризмом, диверсиями и вредительством, охрану государственных тайн и государственных границ, раскрытие и расследование преступных посягательств, что создавало функциональные, организационные и управленческие предпосылки для достижения максимального аккумулирующего результата вследствие известного синергетического эффекта.

И одним из подлинных создателей и строителей КГБ при СМ СССР был Петр Иванович Ивашутин, хотя отдельные его предложения и наработки не встречали немедленной поддержки и реализации, поскольку они опережали свое время, уровень постижения руководством КГБ СССР и страны в целом подлинной сути разворачивавшихся в мире глобальных процессов геополитического соперничества.

Подчеркнем, что в 1950–1954 гг. западные спецслужбы предпринимали активные попытки заброски в СССР своих агентов морским, воздушным и сухопутным способами. Так, только на территорию Краснодарского края в мае 1950 г., 2 мая 1952 г., 4 сентября 1953 г. и 9 мая 1954 г. было заброшено 5 групп агентов (10 человек). Иностранные агенты также арестовывались в Хабаровском крае и Мурманской области. А всего к 1958 г. органами госбезопасности СССР были арестованы 158 агентов иностранных спецслужб, заброшенных различными путями из-за рубежа.

Разумеется, сказывались на эффективности деятельности органов государственной безопасности и отдельные трудности объективного и субъективного порядка, ошибки, трагедии и даже предательства.

Следует подчеркнуть, что образование КГБ при СМ СССР сопровождалось тяжелой «родовой травмой» – раскрытием многочисленных нарушений законности, вершившихся его историческими предшественниками – НКВД, НКГБ и МГБ в 1930-х – начале 1950-х годов.

Отметить эти обстоятельства необходимо еще и потому, что П. И. Ивашутину приходилось непосредственно организовывать работу вверенных ему подразделений с учетом данных фактов еще задолго до известного «секретного» доклада Н. С. Хрущева делегатам XX съезда КПСС.

Сразу после сообщения об аресте Л. П. Берии как «врага народа» (сообщение о чем появилось в СМИ 10 июля 1953 г.) в органы прокуратуры и ЦК КПСС стали поступать многочисленные заявления и жалобы осужденных и их родственников по поводу пересмотра уголовных дел, и применения незаконных методов в процессе ведения следствия.

В записке в Президиум ЦК КПСС Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко и министра внутренних дел С. Н. Круглова от 19 марта 1954 г. отмечалось, что в лагерях, колониях и тюрьмах содержатся 467 946 осужденных за контрреволюционные преступления граждан[134], немалую долю среди которых составляли предатели, каратели и пособники немецко-фашистских оккупантов. И, помимо этого, еще находятся в ссылке после отбытия основного наказания за контрреволюционные преступления 62 462 человека.

В указанной записке подчеркивалось, что с августа 1953 по 1 марта 1954 г. в органы прокуратуры поступило 78 982 обращения граждан с ходатайствами о реабилитации, в связи с чем предлагалось создать специальную комиссию по пересмотру дел осужденных.

ЦК КПСС информировался и о том, что в «особом порядке» – Особым совещанием (ОСО) при наркоме/министре внутренних дел и госбезопасности в 1934–1953 гг. был осужден 442 531 человек, большинство из них – по «политическим обвинениям». (Эти лица были включены в ранее указанное общее число осужденных, но данное обстоятельство специально выделяется нами именно в связи с особыми условиями вынесения «приговоров» во «внесудебном порядке», в нарушение Конституции СССР 1936 г.). В 1941–1944 гг. ОСО рассматривались также дела на разоблаченных агентов германских спецслужб, фашистских карателей и пособников оккупантов. Из этого общего числа осужденных ОСО за 19 лет его существования (оно было ликвидировано 1 сентября 1953 г.) к высшей мере наказания были приговорен 10 101 человек, к лишению свободы на различные сроки – 360 921, к ссылке и высылке – 67 539 человек[135].

На основании предложения Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко и министра внутренних дел СССР С. Н. Круглова Президиум ЦК КПСС мае 1954 г. принимает решение об образовании Центральной и республиканских, областных комиссий по рассмотрению жалоб и ходатайств граждан, осужденных за «контрреволюционные» преступления (статья 58 УК РСФСР 1926 г.). Эти комиссии были наделены правом пересмотра «приговоров» Коллегии ОГПУ, а также Особого Совещания НКВД – МГБ СССР. Помимо этого, были образованы Выездные комиссии Президиума Верховного Совета СССР (всего их было образовано 97), наделенные правом объявления амнистии в отношении осужденных рядовых граждан и коммунистов, но не номенклатурных партийных работников.

О результатах работы Центральной комиссии Р. А. Руденко докладывал Президиуму ЦК КПСС 29 апреля 1955 г., что комиссией были пересмотрены уголовные дела на 237 412 осужденных граждан, при этом было отказано в смягчении наказания 125 202 проходившим по ним лицам.

В то же время были отменены приговоры или прекращены уголовные дела в отношении 8973 человек, что означало их реабилитацию, были освобождены из мест лишения свободы 21 797 человек, отменена ссылка 1371 осужденному. Помимо этого были сокращены сроки наказания 76 344 осужденным и в отношении 2891 из них были переквалифицированы обвинения на менее тяжкие составы преступлений[136].

На основании выявленных Центральной комиссией многочисленных фактов нарушения принципов и норм ведения следствия, в КГБ СССР, КГБ союзных и автономных республик Союза ССР, управлениях КГБ по краям и областям были образованы аналогичные комиссии с участием работников Прокуратуры СССР для пересмотра следственных и уголовных дел, наделенные правом пересмотра решений несудебных «двоек» и «троек», действовавших в 1937–1938 гг. В результате работы этих комиссий вскрывались многочисленные факты нарушения законности в ходе следствия и необоснованного привлечения к уголовной ответственности граждан, что влекло пересмотр их дел, снятие обвинений либо смягчение формулировок обвинения с досрочным освобождением осужденных.

В связи с выявленными в процессе пересмотра уголовных дел многочисленными фактами нарушений социалистической законности, в конце 1955 г. была образована специальная Комиссия Президиума ЦК КПСС во главе с секретарями ЦК П. Н. Поспеловым и А. Б. Аристовым для изучения и оценки деятельности органов НКВД-НКГБ-МГБ-МВД СССР в 30–50-е годы[137].

Подчеркнем и следующие важные обстоятельства: по вскрывавшимся в процессе пересмотра уголовных дел фактам, а также по результатам следствия в отношении высокопоставленных работников органов госбезопасности, началось выявление и привлечение к ответственности лиц, непосредственно виновных в грубых нарушениях социалистической законности.

19 апреля 1954 г. Президиум ЦК КПСС принял постановление «Об освобождении из ссылки на поселение ранее осужденных за антисоветскую деятельность» лиц, осужденных на срок до 5 лет.

3 августа 1954 г. Постановлением Совета Министров СССР были сняты административные ограничения со спецпоселенцев-кулаков. Президиумом Верховного Совета СССР принимались и иные указы, отменявшие различного рода репрессивно-дискриминационные меры в отношении отдельных категорий советских граждан[138].

В ознаменование десятилетия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 17 сентября 1955 г. был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны», в соответствии с которым подлежали освобождению от наказания военнослужащие РККА и ВМФ, осужденные за сдачу в плен.

29 октября 1955 г., через месяц после установления дипломатических отношений с Федеративной Республикой Германией, в порядке «жеста доброй воли» Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «О досрочном освобождении и репатриации немецких военнопленных, осужденных за военные преступления».

Необходимо также подчеркнуть, что критика деятельности органов госбезопасности в 1930–1950-е годы, начатая в июне 1953 г. и продолженная в феврале 1956 г. в докладе Н. С. Хрущева делегатам XX съезда КПСС о культе личности Сталина и его последствиях, оказала самое непосредственное воздействие на формирование, комплектование и деятельность органов КГБ в целом. При этом имевшая как позитивные, так и негативные последствия.

Новые горизонты

И ты познаешь правду, и правда сделает тебя свободным.

Надпись на гербе ЦРУ в центральном холле штаб-квартиры в Лэнгли (США, Вашингтон, округ Колумбия)

Новая должность заместителя Председателя КГБ при СМ СССР означала для Петра Ивановича Ивашутина расширение сферы его ответственности, однако и расширяла его права, в том числе – запрашивать и знакомиться как с действующими, так и с архивными, оперативными делами. За Ивашутиным был закреплен контроль над 3-м Главным, 5-м и Следственным управлениями КГБ. Однако, учитывая его обширный оперативный опыт, председатель КГБ Серов нередко привлекал Петра Ивановича для решения оперативных и стратегических вопросов и по иным направлениям деятельности органов государственной безопасности, постепенно расширяя круг его задач, в том числе до курирования деятельности разведки и контрразведки КГБ.

Напомним, что в международных отношениях это был период «холодной войны», когда Соединенные Штаты Америки небезосновательно видели в лице Советского Союза главного геополитического конкурента, выдвигавшего и последовательно отстаивавшего альтернативную американскую концепцию цивилизационного развития. А в области внешней политики откровенно руководствовались доктриной «отбрасывания коммунизма» (она была утверждена президентом США Д. Эйзенхауэром 14 февраля 1953 г.). Однако далеко не всегда разработанные КГБ при СМ СССР предложения по отстаиванию национальных интересов страны находили поддержку у членов Президиума ЦК КПСС.

Помимо повседневного оперативного руководства закрепленными за ним оперативными подразделениями КГБ, Петр Иванович, со свойственными ему целеустремленностью и настойчивостью, занялся изучением ряда вопросов, имевших важное значение для совершенствования и повышения эффективности деятельности органов госбезопасности. Заметим здесь в скобках, что И. А. Серов в своих мемуарах вообще не посчитал нужным коснуться столь важного вопроса, как причины трагедии лета 1941 г. и предупреждения угрозы внезапной вооруженной агрессии. Хотя даже в мемуарах Г. К. Жукова этим вопросам посвящен не один десяток страниц.

По линии кураторства Петру Ивановичу пришлось принимать участие в пересмотре уголовных дел осужденных в 1947 г. военных разведчиков-нелегалов, входивших накануне и в годы Великой Отечественной войны в ставшую впоследствии всемирно известной советскую разведывательную сеть в странах Западной Европы «Красная капелла». Хотя сам этот криптоним (кодовое обозначение) родился в зарубежных СМИ от названия масштабной операции абвера по поиску и ликвидации советской разведывательной сети.

Для Петра Ивановича это «дело» началось со следующего спецсообщения, направленного ГУКР «Смерш» НКО СССР 27 октября 1945 г. лично начальнику Главного Разведывательного Управления Генерального штаба РККА генерал-полковнику Ф. Ф. Кузнецову[139]:

«При этом направляю справку о недочетах в подготовке, заброске и работе с агентурой за границей, со стороны аппарата Главного Разведывательного Управления Красной армии.

Приложение – по тексту

Абакумов

Совершенно секретно

СПРАВКА

Во второй половине 1945 года Главным Управлением «СМЕРШ» были арестованы закордонные агенты и резиденты Главного Разведывательного управления Красной армии ТРЕППЕР Л.З., ГУРЕВИЧ А.М., РАДО Александр, ЯНЕК Г.Я., ВЕНЦЕЛЬ И.Г. и другие, оказавшиеся германскими шпионами.

В процессе следствия по делам этих арестованных, наряду с разоблачением их вражеской деятельности, выявлены недочеты в подготовке, заброске и работе с агентурой за границей со стороны аппарата Главного Разведывательного Управления Красной армии.

Так, арестованный в июле 1945 года резидент Главразведупра Красной армии в Бельгии ГУРЕВИЧ (кличка «Кент») показал, что он был подготовлен наспех, а переброска его в Бельгию была организована непродуманно.

По этому вопросу ГУРЕВИЧ показал следующее:

«Перед переброской меня за границу, по существу, я никакой подготовки не получил. Правда, после оформления моей вербовки работником Главразведупра Красной армии полковником СТАРУНИНЫМ, я был направлен на курсы при разведшколе Главразведупра Красной армии, но они для практической работы ничего, по существу, не дали. На этих курсах я в течение 5-ти месяцев изучал радиодело, фотодело, и был ознакомлен с общим порядком конспиративных встреч с агентурой за границей.

Следует указать, что ознакомление с порядком встреч с агентурой в условиях конспирации было очень поверхностным. На этот счет мы знакомились с материалами, составленными, главным образом, возвратившимся из-за границы работником Главного разведывательного управления БРОНИНЫМ, в которых обстоятельства встреч и сама конспирация их излагались очень неконкретно и, я бы сказал, даже примитивно.

Такая система обучения для меня, неискушенного в тот период человека, казалась вроде бы нормальной, но когда я столкнулся с практической работой за границей, то убедился, что она была не только недостаточной, а совершенно неприменимой в условиях нелегальной работы».

Как заявил ГУРЕВИЧ, вначале он должен был ехать для работы в Бельгию через Турцию, для чего ему были изготовлены соответствующие документы. Однако, в связи с отказом турецких властей в выдаче ГУРЕВИЧУ визы, Главразведупр за несколько часов до отъезда ГУРЕВИЧА изменил маршрут его следования в Бельгию, предложив ехать через Финляндию, Швецию, Норвегию, Германию и Францию под видом мексиканского художника, побывавшего несколько месяцев в Советском Союзе.

По вопросу о полученной легенде ГУРЕВИЧ показал:

«Надо сказать, что данная мне легенда была очень неудачной хотя бы потому, что я в связи с недостаточностью времени не мог получить никакой консультации о Мексике, об ее внутреннем положении, условиях жизни и даже ее географических данных. Кроме того, испанский язык, являющийся основным в Мексике, я знал далеко недостаточно для мексиканца и говорил на нем с явно выраженным русским акцентом.

Таким образом, в пути следования я был не в состоянии отвечать на самые простые вопросы о положении в Мексике, а это, бесспорно, навлекало на меня всевозможные подозрения.

Будучи в Париже, я встретился там со связником Главразведупра, который вручил мне уругвайский паспорт на одну из фамилий уругвайского коммерсанта, а я ему сдал свой мексиканский паспорт.

Получая паспорт уругвайского гражданина, я был совершенно недостаточно осведомлен о жизни Уругвая. Когда этот вопрос я поднял еще будучи в Советском Союзе, мне БРОНИН сказал, что такая возможность мне будет предоставлена.

Действительно, спустя некоторое время мне была представлена для ознакомления коротенькая справка, написанная от руки на 2-х страницах одним разведчиком, находившимся в Уругвае очень короткий промежуток времени. Причем в этой справке были указаны две улицы Монтевидео, названия нескольких футбольных команд и подчеркнуто, что население, особенно молодежь, часто собирается в кафе. Ни географического, ни экономического и политического положения в этой справке освещено не было.

Я даже не знал фамилии президента «моего государства», т. к. по этому вопросу в Главразведупре имелись противоречивые данные.

Когда я заметил БРОНИНУ, что этих данных для меня недостаточно, он обещал мне их дать, но их в Главразведупре не оказалось, и мне в последний день перед отъездом было предложено пойти в библиотеку имени Ленина и ознакомиться там с УРУГВАЕМ по БСЭ. Естественно, что и там нужных мне данных, как для коммерсанта из богатой уругвайской семьи, найти, конечно, не представилось возможным».

Арестованный Главным управлением «СМЕРШ» резидент Главразведупра Красной армии во Франции ТРЕППЕР (кличка «Отто»), объясняя причины провала своей резидентуры, показал:

«Резидент МАКАРОВ (кличка «Хемниц»), несмотря на то что он как будто бы прошел специальную школу, не знал самых элементарных понятий о разведработе, не говоря уже о том, что он не знал ни одного иностранного языка. Кроме того, «Хемниц» должен был проживать как уругваец, в то время как он не имел никаких понятий о его «родной стране», и еще менее о стране, в которой ему пришлось работать.

Такие же самые недочеты мне пришлось наблюдать и при моей встрече с резидентом ЕФРЕМОВЫМ (кличка «Поль»). Главной задачей группы «Поля» было информировать Главразведупр Красной армии о передвижении номерных частей через Бельгию, но при моей встрече с «Полем» оказалось, что ни «Поль» и никто из его группы не имеет элементарного представления о знаках различия немецкой армии».

Арестованный закордонный агент Главразведупра Красной армии ВЕНЦЕЛЬ (кличка «Герман») на допросе показал:

«Подготовка радистов в Москве Главным Разведывательным Управлением поставлена примитивно.

Радисты готовились в течение 3–4 месяцев, что явно недостаточно, в особенности для работы за рубежом, где каждый радист должен быть мастером своего дела. Он же в этот период времени, кроме изучения радио, обучался языку и другим дисциплинам.

Тактической подготовке совсем не уделяли внимания, в то время как это является основным для зарубежного агента».

Бывший агент Главразведупра «Берг» рассказывала, что, будучи переброшенной в Италию для выполнения специального задания, она не могла там легализоваться вследствие слабой подготовки и данной ей в Главразведупре непродуманной и громоздкой легенды.

Она заявила:

«Основная причина моей трудности работать в Италии – это несоответственность и громоздкость моей легенды.

Я была послана с легендой, что родилась на Кубе, жила в Испании, ездила в Америку, Францию, жила в Бельгии, затем через Голландию, Норвегию попала в Швецию, пожила в Стокгольме, а оттуда, направляясь в Кубу, через Италию приехала в Советский Союз, и наконец, через Румынию и Югославию прибыла в Рим.

Для укрепления и подтверждения моей легенды мне ничего не было сделано. Я не могла показать ни одного письма с кубинской маркой, и вообще ничего напоминающего о Кубе. Кроме того, общеизвестно, что в природе не существует кубинок с моим цветом волос и лица. Все это, естественно, должно было казаться странным самому непредубежденному человеку.

… Я знала слишком мало о Кубе. Больше того, что было прочитано мною перед отъездом в энциклопедическом словаре в Риме, мне найти не удалось. На вопросы знакомых я описывала Гавану и кубинскую жизнь по тому, как я представляла в своем воображении по песням и фильмам».

Арестованный ГУРЕВИЧ показал, что Главное Разведывательное Управление Красной армии неправильно наметило ему маршрут следования через Ленинград, где он на протяжении длительного времени проживал, работал и имел много знакомых, что привело к его расшифровке.

Прибыв на советско-финскую границу, ГУРЕВИЧ при объяснении с военнослужащими советской погранохраны и работниками таможни встретил там свою знакомую, бывшую ученицу курсов усовершенствования переводчиков при Институте иностранного туризма в Ленинграде, которая сразу же узнала его.

Экипировка ГУРЕВИЧА была также не в соответствии с данной ему легендой.

По этому вопросу ГУРЕВИЧ показал:

«…Выезжая из Советского Союза, я, по легенде, до этого находился в Нью-Йорке и других странах, а вез с собой только один, небольшого размера чемодан, в котором находились: одна пара белья, три пары носков, несколько носовых платков и пара галстуков, в то время как иностранные туристы, побывавшие в других странах, везут с собой в качестве багажа по нескольку чемоданов с различными носильными вещами, большое количество различных фотографий, личных писем и т. д.

Больше того, я, как личный турист, побывавший в Советском Союзе несколько месяцев, не взял с собой в качестве «памятки» ни единой русской вещи или даже открытки, которая бы напоминала о моем посещении этой страны.

Вследствие этого, сразу же, как только в Ленинграде я сел в вагон, в котором находились иностранцы, следовавшие в Финляндию, на меня было обращено внимание, почему именно я, как иностранный турист, не имею с собой никакого багажа».

И далее, касаясь своей переброски за границу, ГУРЕВИЧ показал:

«По приезде в Хельсинки я должен был явиться в «Интурист» и получить билет на самолет, следовавший в Швецию. Когда я обратился к швейцару «Интуриста», поскольку других работников в воскресенье не было, и спросил его на французском языке о том, что мне должен быть заказан билет на самолет, он предложил мне говорить на русском языке, дав понять, что он знает о том, что я русский, и играть в прятки с ним не следует.

К тому же надо отметить, что сам факт, связанный с предварительным заказом билетов через «Интурист», не вызывался никакой необходимостью, поскольку это можно было бы сделать без всякой помощи».

Аналогичные затруднения по вине Главразведупра Красной армии, как заявил ГУРЕВИЧ, он встретил также и в других странах:

«По приезде в Париж я остановился в гостинице «Сейтан», и на другой день должен был зайти в кафе «Дюспо», находящееся на Криши, для встречи со связником Разведупра. При этом было обусловлено, что при входе в кафе я займу место за заранее определенным столиком, закажу чай, немедленно расплачусь за него и буду читать французскую газету. Связник должен был точно так же находиться в кафе, сидеть за столом, имея на столе французский журнал. Здесь мы должны были друг друга только видеть, сами же встречи должны были произойти немедленно по выходе из кафе, около дома № 120 или 140 по Криши.

Прибыв по указанному адресу, я не нашел кафе с названием «Дюспо». В этом доме находилась закусочная, рассчитанная на обслуживание шоферов конечной автобусной остановки, под названием «Терминюс». При входе в закусочную я увидел, что там имеется всего 1–2 стола, за которыми посетители обычно играли в карты. Посетители же в основном заказывали вино и горячий кофе, как это принято в закусочных во Франции.

То, что я занял место за столом и заказал чай, вызвало смех у официанта, и мне был предложен кофе, говоря, что чаем они вообще не торгуют.

Я пробыл в кафе более получаса, однако связника Разведупра по данным мне приметам не встретил. Полагая, что, возможно, был перепутан адрес, я попытался разыскать на этой улице нужное мне кафе, однако его не нашел. В действительности же оказалось, что несколько лет тому назад в помещении, в которое я заходил, было именно кафе «Дюспо», но впоследствии оно было преобразовано в закусочную».

ГУРЕВИЧ также заявил, что Главразведупром Красной армии ему было предложено по приезде в Брюссель остановиться в гостинице «Эрмитаж». Оказалось, что эта гостиница уже пять лет тому назад была превращена в публичный дом, и иностранцы там не останавливались.

Как показали арестованные агенты КАЮМХАНОВ Е.М. и ЯНЕК Г.Я., их провалу в значительной степени способствовало то, что Главное Разведывательное Управление Красной армии пользовалось линиями переправ и проводниками агентуры за границу, которые из-за продолжительности их использования, без какой бы то ни было проверки, попали в поле зрения иностранных контрразведок.

Так, КАЮМХАНОВА через советско-турецкую границу сопровождал проводник «Мирза», который привел его к агенту Главразведупра, проживавшему в Турции в 8 км от советско-турецкой границы. По указанию Главразведупра, он должен был содействовать КАЮМХАНОВУ в дальнейшем продвижении его в глубь страны. Однако агент, при посадке КАЮМХАНОВА на пароход, следовавший в город Татван, передал его турецкой полиции.

Агент ЯНЕК, перебрасываемый Главразведупром Красной армии в Чехословакию, должен был, по полученному им заданию, добраться до села Иорданово, что в 40 км южнее гор. Кракова и, связавшись там с агентом Главразведупра, при его помощи доехать до гор. Цешин, затем пройти чехословацкую границу и пройти в гор. Прагу. Однако последний предал его гестапо, в результате чего ЯНЕК был арестован.

Арестованный ТРЕППЕР показал, что крупным недочетом в работе за границей, который приводит к провалам, является несвоевременное снабжение зарубежной агентуры документами, и плохое их оформление.

По заявлению ТРЕППЕРА, находясь в Брюсселе, он получил из Москвы паспорт для въезда во Францию. В паспорте должна была быть указана профессия – журналист. В действительности же, при получении паспорта, в нем была указана профессия не журналист, а «журналье», что означает – поденщик. Естественно, что поденщик, едущий в международном вагоне, сразу же вызвал бы подозрение у французской пограничной полиции.

Для пребывания в Бельгии, как показал ТРЕППЕР, он получил канадский паспорт на фамилию крупного промышленника МЕКЛЕРА, по происхождению из города Самбор, который более 10 лет проживал в Канаде. ГРУ было известно, что ТРЕППЕР не знает английского языка, а также не было принято во внимание, что на случай войны и возможной оккупации немцами Бельгии ТРЕППЕР не сможет проживать там как канадский гражданин.

В связи с этим в первые же дни после начала войны ТРЕППЕР потерял возможность проживать в Бельгии, т. к. в многочисленных бельгийских кругах он был известен как бельгийский подданный.

ТРЕППЕР, предвидя такое положение, своевременно обращался в Главразведупр о высылке документов для него и его работников, подходящих для военной обстановки, однако полученные документы оказались полностью непригодными.

Резиденты «Хемниц» и «Кент», работавшие в Бельгии, не получив резервных документов, к началу войны США с Германией остались со старыми уругвайскими документами, к тому же эти документы были оформлены с грубыми ошибками.

Как показал ТРЕППЕР, резидент «Хемниц», когда он был задержан 13 декабря 1941 года немецкой полицией, не был бы арестован, если бы он имел другие документы, а не уругвайские.

Главным Разведывательным Управлением Красной армии в Бельгию был направлен агент по кличке «Алекс», документы которого оказались совершенно непригодными для продолжения его поездки, согласно заданию в США.

В таком же положении оказался и агент Главразведупра по кличке «Поль», который был направлен в Швецию как резидент через Италию, Германию и Бельгию.

По указанию Главразведупра «Поль», будучи снабженным швейцарским паспортом, не нуждался в германской и бельгийской визах. Фактически же оказалось, что немцы к тому времени уже несколько месяцев не пропускали через свою территорию иностранцев, и в первую очередь – подозрительных швейцарцев.

Арестованный ГУРЕВИЧ о качестве полученных им из Главразведупра документов показал:

«Выбор уругвайского паспорта для меня, как легализующего документа, не был достаточно хорошо продуман и подготовлен Главразведупром. В Бельгии уругвайских подданных были считаные единицы, в то же время в полиции зарегистрировались одновременно два вновь прибывших уругвайца.

Это были агент Главразведупра Красной армии МАКАРОВ – коммерсант, родившийся в Монтевидео и купивший предприятие в Остенде, и я, тоже родившийся в Монтевидео и тоже занимавшийся торговой деятельностью в Бельгии. Причем оба наши паспорта были выданы в уругвайском консульстве в Нью-Йорке. Один был выдан в 1936 году, а другой в 1934 году. Номера же этих паспортов были последовательны, так, если один был за № 4264, то другой был за № 4265.

Оба паспорта затем были продлены в Монтевидео также в разные периоды, однако носили точно так же последовательные записи и одинаковые подписи.

Кроме того, в период нашего пребывания в Бельгии Главразведупр продлил оба паспорта. Продление сделано в Париже, в то время как никоим образом иностранцы, проживающие в Брюсселе, не могли своих паспортов продлевать во Франции – в силу жесткого полицейского надзора. Подписи в этом случае были сделаны по трафарету, т. е. те же.

Таким образом, самый поверхностный контроль со стороны полиции должен был вызвать к нам подозрение.

Для легализации наших работников за границей Главразведупр, кроме паспортов, никаких других документов не предоставлял в распоряжение наших работников.

Я обращался в Главразведупр с предложением организовать направление писем из Уругвая на имя МАКАРОВА и на мое имя, чтобы хоть этим путем укрепить нашу легализацию, ибо письма всех иностранцев контролировались бельгийской полицией и почтой, и в самих домах, где иностранцы проживали, неполучение писем от родителей и знакомых вызывало всегда подозрение.

Несмотря на то что ТРЕППЕР и я указывали, что эта посылка писем особенно важна для нас, Главразведупр даже и этого не мог организовать.

Впоследствии мы отказались от документов, присылаемых Главразведупром, и старались сами, на месте, приобрести нужные документы».

Направленному в Италию агенту «Берг» Главразведупр, как она заявила, способов легализации не указал, в связи с чем она по своей инициативе пыталась устроиться на учебу в одну из консерваторий в Риме.

Для этого ей необходим был документ, который бы свидетельствовал об окончании ею начального музыкального образования.

Главразведупр выслал «Берг» документ, однако из-за его недоброкачественности она его использовать не могла, т. к. документ имел дату, хронологически не совпадающую с ее легендой. Кроме того, на печати кубинского музыкального учебного учреждения в документах было написано русское «к».

«Берг» также рассказала, что письма, направляемые ей Главразведупром с целью подтверждения ее легенды, были оформлены настолько небрежно, что кроме вреда ничего принести не могли. Они были с грамматическими ошибками и пропусками букв. Адрес на конвертах был написан по образцу, принятому в Советском Союзе, т. е. сначала город, улица, фамилия, имя, а не наоборот.

По показаниям арестованных устанавливается, что Главное Разведывательное Управление направило за границу большей частью неисправные рации, и при отсутствии радиоспециалистов там создавались большие трудности в их использовании.

Арестованный ТРЕППЕР по этому вопросу показал:

«В начале 1939 года Главразведуправлением в первый раз была поставлена задача подготовки и создания собственной радиосвязи с центром. Эта задача была возложена на «Хемница», который как будто прошел до приезда полную техническую радиоподготовку.

«Кент», после своего приезда, имел задачу помочь ему в этом направлении, и его Разведупр также считал вполне подготовленным к этой работе.

На практике оказалось, что ни тот, ни другой подготовки не имели и эту работу до конца довести не смогли.

В то же самое время все полученные приборы оказались в неисправном состоянии.

В начале 1940 года, видя, что они не справятся с этой работой, я потребовал от Главразведуправления – или прислать мне настоящего техника, или разрешить вербовать техников среди лиц, близких к компартии. Главразведупр обещал мне, что необходимый техник будет прислан. Однако Главразведупр такого специалиста не прислал, и в начале июня 1941 года агентура в Бельгии осталась полностью отрезанной от центра.

При моем приезде из Бельгии во Францию, в июле 1940 года, когда я приступил к налаживанию агентуры во Франции, я констатировал, что Главразведупр не может мне дать никакой помощи как в технических приборах, так и в техниках для налаживания радиосвязи с центром.

После продолжительных требований мне удалось только в июне 1941 года получить две радиостанции, которые приходилось в исключительно тяжелых условиях нелегальной работы перебрасывать в оккупированную французскую зону и в Бельгию. Но и тогда оказалось, что обе эти радиостанции по техническим причинам не были пригодны к введению в строй.

Как мне удалось узнать уже после моего ареста немцами, в конце 1941 года Главразведуправлением в Бельгию и Голландию были направлены с парашютистами радиоаппараты. Парашютисты были захвачены немцами, но, как рассказали немцы, аппараты были неисправны и ими нельзя было пользоваться».

Об обеспечении Главразведупром Красной армии зарубежной агентуры деньгами арестованный ТРЕППЕР показал:

«К началу войны ни одна из известных мне групп не была снабжена центром нужными средствами для продолжения своей работы, несмотря на то что уже видно было, что большинству групп придется работать изолированно и что во время войны они не смогут снабжаться средствами из центра.

…Я лично, пользуясь средствами созданной мною, с санкции ГРУ, коммерческой фирмы «ЭКС», имел возможность за все время войны снабжать средствами наши группы, однако группа «Гарри» во Франции, «Поль» и «Герман» в Бельгии, группа в Голландии, резидентуры в Берлине, Чехословакии и в других странах оставались полностью без средств.

Тяжелое и безвыходное положение групп Главразведупра приводило к почти полному свертыванию работы».

Арестованные ТРЕППЕР и ГУРЕВИЧ показали, что с начала войны Германии против Советского Союза Главным Разведывательным Управлением Красной армии было дано указание о том, чтобы резидентуры, работавшие во Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Германии, связать между собой.

Например, было предложено резиденту в Бельгии «Полю» связаться с резидентом «Германом». «Герману» связаться с резидентом в Бельгии «Кентом» и «Хемниц». Резиденту «Кент» – с резидентом «Полем» и резидентами в Голландии, Берлине и Швейцарии. Резиденту «Отто» связаться с резидентом «Гарри» и резидентом во Франции «Балтийским генералом».

Это обстоятельство привело к тому, что провал группы «Хемница» в декабре 1941 года в Бельгии поставил под удар все остальные резидентуры.

Так, арестованный ГУРЕВИЧ заявил:

«Перед отъездом из Москвы Главразведупр указал мне, что в связи с провалами принято решение – не создавать больших резидентур, а работать небольшими группами. После того как Главразведупр принял решение о моем оставлении работать в Бельгии в качестве помощника резидента «Отто», мне бросилось в глаза то обстоятельство, что резидентура в Бельгии насчитывает большое количество людей, находящихся на твердой зарплате и практически не проводивших никакой разведывательной работы и знающих о существовании нашей организации. Я обратил на это внимание «Отто», но получил ответ, что все эти люди предусмотрены на военное время…

Провал 1941 года произошел из-за неправильной организации разведгруппы в Бельгии и Франции под единым руководством резидента «Отто» с большим количеством агентов и отсутствия конспирации в работе…»

Арестованный резидент Главразведупра Красной армии ТРЕППЕР показал:

«Все указания Главразведупра по вопросу о том, чтобы связать между собой резидентуры, работавшие во Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Германии, создали исключительно благоприятную почву к провалам, которые по этой причине произошли.

Провал в Братиславе привел к провалу резидента «Герман», провал в Голландии, как и провал «Германа», привел к провалу «Поля», провал «Хемница» – к провалу «Кента».

Все вышеперечисленные группы, работавшие во Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии, Германии и Чехословакии, будучи связаны между собой, привели к тому, что к началу крупного провала 13 декабря 1941 года группа «Хемниц» подвела под удар все остальные группы.

В результате это привело к провалу крупной части разведывательной сети в Центральной Европе.

Таким образом, принципиально неверная система создания звеньев Главразведупра, находящихся в разных странах и связанных между собой стабильной связью, сделала невозможной локализацию провала».

Арестованный Главным управлением «СМЕРШ» начальник зондеркоманды гестапо в Париже немец ПАННВИЦ по вопросу провала резидентов ТРЕППЕРА («Отто») и ГУРЕВИЧА («Кента») показал:

«Как явствовало из материалов следствия по делам «Отто» и «Кента», с которыми мне пришлось знакомиться при приеме дел зондеркоманды, провал начался с ареста агента «Аламо».

«Аламо» проживал в Брюсселе и вел легкомысленный образ жизни, что дало повод политической полиции заподозрить его в спекуляции. При обыске, произведенном на квартире у «Аламо», у него был отобран радиопередатчик. В связи с тем, что «Аламо» выполнял обязанности радиста, шифровальщика и использовал [ся] в качестве инструктора, он знал многих агентов резидентуры «Отто».

После ареста «Аламо» признал, что является советским разведчиком, дал показания в отношении «Отто» и других советских агентов, имевших с ним связь, а также передал в руки гестапо советский шифр.

До этого службой подслушивания было перехвачено большое количество радиограмм, посылавшихся советскими разведчиками из Европы в Москву, которые были расшифрованы после того, как «Аламо» сообщил шифр.

В одной из радиограмм к «Отто» имелось указание из Москвы – приехать в Берлин и по указанному адресу связаться с советским разведчиком ШУЛЬЦ-БОЙЗЕН, старшим лейтенантом германских воздушных сил, работавшим в Берлине. В результате этого берлинская резидентура советской разведки была ликвидирована.

Наряду с этим путем допроса «Аламо» было установлено, что парижская торговая фирма «Симэкс» являлась предприятием советской разведки. После этого были арестованы работающие в фирме советский агент ГРОСС-ФОГЕЛЬ, а также сотрудники фирмы, не связанные с советской разведкой, – КОРБЕНЦ и ДРЕЛИ. КОРБЕНЦ на допросе назвал врача, у которого «Отто» лечил зубы. На квартире у этого врача «Отто» был арестован. Несколько позже в Марселе был арестован «Кент».

Надо сказать, что провалу резидентур «Отто» и «Кента» способствовало главным образом то, что в работе всей резидентуры в должной мере не соблюдалась конспирация. В частности, агент «Аламо» знал почти всю резидентуру».

В 1942 году, как показал ПАННВИЦ, резидент «Отто» в Брюсселе созвал всех своих агентов на инструктаж. В связи с тем, что в этот период германская полиция вела активную работу по борьбе со спекуляцией, все собравшиеся на инструктаж агенты были задержаны и арестованы как спекулянты.

Во время обыска на квартиру пришел «Отто», которому удалось избежать ареста лишь потому, что при задержании он заявил, что зашел в квартиру по ошибке.

Арестованный ПАННВИЦ также показал:

«В процессе радиоигры, приблизительно в мае 1943 года, из Москвы была получена радиограмма, в которой «Отто» было предложено передать «Кенту» распоряжение, чтобы он установил связь с советским резидентом «Золя», находившимся в Париже.

Надо сказать, что советскому разведцентру в Москве в то время было известно о серьезных провалах в резидентурах «Отто» и «Кента», поэтому установление этой связи ставило резидентуру «Золя» под удар гестапо. Безусловно, в этом случае советский разведцентр допустил грубую ошибку, в результате которой пострадал оставшийся неизвестным до этого времени резидент «Золя».

Кроме того, провалу советской агентуры в Бельгии, Франции и Германии в значительной степени, как показали арестованные ТРЕППЕР и ГУРЕВИЧ, способствовало грубое нарушение правил конспирации в шифровальной работе.

По указанию Главразведуправления резидент ТРЕППЕР обучал ГУРЕВИЧА шифровальному делу на своем шифре, посредством которого он осуществлял связь с Москвой. ГУРЕВИЧ, в свою очередь, на своем шифре обучал шифровальному делу агентов «Хемниц», «Аннет» и ШУЛЬЦ, причем последний в течение двух лет пользовался этим шифром при связи с Москвой.

Арестованный ГУРЕВИЧ показал:

«Главразведуправление дало мне указание выехать в Германию и обучить моему шифру радиста в Берлине. Я ответил Главразведупру, что считаю неправильным такое указание, т. к. таким образом телеграммы, направляемые мной в Москву в течение длительного периода времени, в случае провала агента-радиста, могут быть немцами расшифрованы. Несмотря на это, Москва все же подтвердила это указание. Я передал, во время моего пребывания в Берлине, ШУЛЬЦУ один из ранее использованных мною шифров и обучил его шифровальному делу. Кроме того, я также подготовил к шифровальному делу агента в Швейцарии Александра РАДО».

Кроме того, когда в Брюсселе немцами были арестованы «Хемниц» и «Аннет», ГУРЕВИЧ и ТРЕППЕР сообщили об этом в ГРУ и потребовали немедленной замены шифра, однако Главразведупр также не принял никаких мер, и они продолжали поддерживать связь с Москвой, используя шифр, захваченный немцами при аресте «Хемница» и «Аннет».

ГУРЕВИЧ и ТРЕППЕР также показали, что в шифре, которым они пользовались, отсутствовали условные сигналы на случай работы по принуждению. Это обстоятельство не давало им возможности сообщить ГРУ о вербовке их немцами и использовании их в радиоигре с ГРУ.

Следует также указать, что Главразведупр требовал беспрерывной и продолжительной работы радиостанций, что облегчало иностранным контрразведывательным органам пеленгацию и ликвидацию радиостанций.

Так, радисты группы «Андре» в Париже находились у аппаратов беспрерывно по 16 часов.

«Кент» и «Андре» получили от Главразведупра указание – приступить к ежедневным радиопередачам, хотя Главразведупр знал о том, что выполнение этих указаний угрожает быстрым обнаружением радиостанций и их провалом.

Арестованный агент Главразведуправления РАДО (кличка «Дора»), работавший в Швейцарии, показал, что провал возглавляемой им резидентуры в Швейцарии начался с ареста радистов «Эдуарда», «Мауда» и «Рози», которые, по всем данным, были запеленгованы швейцарской полицией.

Установить нахождение указанных радиостанций, как показал РАДО, путем пеленгации особого труда не составляло, т. к. волны, на которых работали радиостанции, и их позывные Главразведуправлением не менялись в течение двух лет. При этом, по требованию Главразведуправления, работы на радиостанциях проводились каждый день, и сеанс работы длился от 2 до 6 часов беспрерывно.

Наряду с этим Главразведупр часто требовал повторения уже переданных в Москву радиограмм. В связи с этим радисты вынуждены были создавать архив уже отправленных радиограмм. При аресте «Хемница» и «Германа» немцы нашли у них ряд копий отправленных радиограмм.

Необходимо отметить, что, как показали арестованные, резервных радиопрограмм, а также и специальных радиопрограмм для важных передач по оргвопросам у них не было. Это положение еще более осложнилось после провала резидентуры в Бельгии в декабре 1941 года.

В апреле 1942 года была получена из Главразведупра новая радиограмма, но она направлялась по старому и уже известному немецкой контрразведке шифру. В результате радиостанция, действовавшая под Парижем, куда была направлена радиограмма, немцами была ликвидирована.

Арестованные резиденты Главного Разведывательного Управления Красной армии ГУРЕВИЧ, РАДО и другие показали, что на неоднократные их просьбы – дать конкретные указания по тому или иному вопросу, Главразведупр ограничивался молчанием.

Так, ГУРЕВИЧ по этому вопросу показал:

«Когда «Отто» принял решение передать мне бельгийскую резидентуру и стал ее передавать в присутствии представителя ГРУ БОЛЬШАКОВА, я отказался ее принимать и указал, что «Отто» неправильно информирует Главразведупр о работоспособности бельгийской организации, и просил БОЛЬШАКОВА по прибытии его в Москву доложить начальнику ГРУ о действительном положении дел в Брюсселе. Я обрисовал БОЛЬШАКОВУ полную картину бельгийской организации, которая должна была привести, по моему мнению, к провалу.

Кроме того, мною было также послано в Главразведупр письмо, в котором я указывал, что принцип вербовки, допущенный «Отто», для нашей организации является ошибочным, что не следует полностью вербовать наших работников за счет еврейской секции Коммунистической партии Бельгии, что наличие в нашей организации людей, которые, по их личному положению, должны уже нелегально проживать в стране, увеличит только возможность провала. Это я подтвердил и БОЛЬШАКОВУ. Несмотря на это, никаких указаний от Главразведупра в части работы нашей группы в Бельгии не последовало…

Резидент «Отто» жил в Бельгии и был известен там под фамилией ЖИЛЬБЕРТ. Во время ареста МАКАРОВА «Отто» посетил дом, в котором уже находились немцы, и предъявил документ на имя ЖИЛЬБЕРТ. Под этой фамилией он был известен МАКАРОВУ, а также «Аннет». Несмотря на это, он с разрешения Главразведупра производил поездки и после провала резидентуры в Бельгии, и до своего ареста пользовался фамилией ЖИЛЬБЕРТ и под этой фамилией и был арестован.

Главразведупр не дал и в этом отношении никаких указаний «Отто», очевидно, полностью ему доверяя, и не учитывал тех замечаний, о которых я сообщал в докладах БОЛЬШАКОВУ и непосредственно Главразведупру о плохой его конспирации.

Арестованный в августе 1945 года бывший резидент Главразведупра в Швейцарии РАДО показал, что в 1943 году он в одном из своих донесений сообщил Главному Разведывательному Управлению подробные данные о дислокации и количестве венгерских войск в Северной Трансильвании на границе с Румынией.

На это сообщение РАДО получил из Главразведупра ответ, в котором указывалось на якобы неправильную его информацию, с подтверждением, что Северная Трансильвания является румынской территорией, а не венгерской.

Помощник начальника Главного управления «СМЕРШ» генерал-лейтенант МОСКАЛЕНКО»[140].

Вдумчивое знакомство и анализ всех материалов и обстоятельств этого дела позволили Петру Ивановичу более объективно подойти к оценке фактических обстоятельств провала отдельных звеньев (резидентур и групп) советской военной разведки в Швейцарии, Бельгии, Германии, Голландии и Франции[141].

И в то же самое время – заняться изучением разведывательной деятельности и разведывательной информации, добывавшейся органами Госбезопасности СССР и военной разведкой в предвоенный период. Это были и поиски ответа на десятилетие мучивший генерала вопрос – почему страна встретила агрессию гитлеровской Германии столь неподготовленной?

А доминантой этой напряженной и кропотливой работы являлось стремление сделать все необходимое и возможное для того, чтобы исключить в будущем возможность повторения трагедий 1941 г.

И открывшаяся П. И. Ивашутину – первому! – правда о тех далеких событиях была ошеломляющей… И в этой связи вряд ли он мог соглашаться с официальной историографической концепцией, утверждавшей, что «ЦК ВКП (б), лично товарищ Сталин, предпринимали все необходимые меры для обеспечения безопасности и обороноспособности страны», чтобы «бить врага малой кровью, на его территории!», как учили советских офицеров в военных училищах и академиях.

Как ему стало известно, «кадровые чистки» и репрессии в 1937 г. прошли как в Наркомате обороны СССР, РККА, так и в Разведывательном управлении НКО (привычное нам наименование Главное разведывательное управление (ГРУ) оно получило только в июне 1945 г.), и самом НКВД СССР.

Начало им в органах военной разведки положило выступление И. В. Сталина 21 мая 1937 г. на совещании в НКВД, где он заявил, что «…управление разведки вместе со своим аппаратом попало в руки немцев. Разведсеть надо распустить. Лучше всего – всю».

2 июня по сути та же оценка прозвучала и на заседании Военного совета наркомата обороны СССР: «Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем… Наша разведка по линии ГПУ возглавлялась шпионом Гаем[142], и внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа хозяев этого дела, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу… Разведка – это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение. И вот задача стоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это наши глаза, это наши уши».

Заметим, что эти сталинские утверждения, как показали многие последующие события, были далеки от действительности, но за ними последовали аресты как «врагов народа»: в июле 1937 г. 20 сотрудников Разведупра, а с августа по октябрь того же года еще 23 сотрудников…

Всего же в Разведывательном управлении РККА с 1937 г. по июнь 1941 г. были репрессированы 22 начальника и 12 заместителей начальников отделов, 33 начальника отделений, а также 17 зарубежных резидентов, 16 военных атташе…

И это при том, что Разведуправление в 1937 г. имело в штате всего 403 сотрудника (234 из них были военнослужащими, а 169 – гражданскими служащими)!

За период с 1937 г. по июнь 1940 г. были последовательно арестованы и осуждены 5 его руководителей: С. П. Урицкий (начальник Разведупра с апреля 1935 по июнь 1937 г.), Я. К. Берзин (возглавлял РУ РККА в 1924–1935 и 1937 гг.), С. Г. Гендин (сентябрь 1937 г. – май 1938 г.), А. Г. Орлов (1938–1939), И. И. Проскуров (апрель 1939 г. – июнь 1940 г.)[143].

Понятно, что эта волна репрессий представляла собой сильнейший удар по всей системе военной разведки.

И все же определенная доля правды, как и собственной вины, есть в словах наркома обороны К. Е. Ворошилова на Пленуме ЦК ВКП (б) 28 марта 1940 г.: «Разведки как органа, обслуживающего и снабжающего Генеральный штаб всеми нужными данными о наших соседях и вероятных противниках, их армиях, вооружениях, планах, а во время войны исполняющего роль глаз и ушей нашей армии, у нас нет или почти нет. Военную разведку, достойную нашей страны и армии, мы обязаны создать во что бы то ни стало и в возможно короткий срок. Необходимо ЦК выделить достаточно квалифицированную группу работников для этой цели».

На смену смещенным сотрудникам Разведывательного управления пришло молодое поколение офицеров – их средний возраст был около 35 лет, они имели за плечами академическое образование, но не имели опыта практической оперативной разведывательной работы. И именно им выпала непростая задача начать работу по восстановлению разведывательных позиций за границей, восстановлению связей со старыми и поиск новых источников информации.

Столь же печальная участь постигла и внешнюю разведку НКВД.

В 1937–1938 гг. из 450 штатных сотрудников Иностранного отдела (ИНО) НКВД (включая сотрудников его загранаппаратов) были репрессированы 275 человек… В это время были ликвидированы многие зарубежные резидентуры не только Разведуправления НКО, но и НКВД СССР, что самым неблагоприятным образом сказалось на работоспособности советской разведки.

Понятно, что вызовы в центр, увольнения, аресты и осуждения сотрудников разведки разрушали тонкий механизм систематического получения информации о процессах в разведываемых странах и планах их руководства. Вследствие этого в 1938 г. в течение 127 дней кряду (более четырех месяцев!) разведка НЕ направила в ЦК ВКП (б) ни одного сообщения!

Таким образом, самые сильные удары в предвоенный период советская внешняя разведка Разведуправления НКО и НКВД получила отнюдь не со стороны противника. Достаточно сказать, что в 1941 г. в Берлине и Токио в составе резидентур НКВД имелось всего по три оперативных работника, причем некоторые из них даже не владели языком страны пребывания.

Петр Иванович был ошеломлен, узнав, что после установления на западе новой линии государственной границы СССР в 1939 г., в соответствии со стратегическими планами военного командования для ее войскового прикрытия началось строительство новой системы укрепленных районов (УРов) обороны. И, хотя многие из них к 22 июня 1941 г. не были еще даже оснащены артиллерийско-пулеметным вооружением, полностью оборудованы в инженерном отношении, а находившиеся в них гарнизоны были вооружены лишь легким стрелковым оружием, уже в 1940–1941 гг. старая система УРов уже была демонтирована.

Самое трагичное, пожалуй, заключалось в том, что в эти же годы также была уничтожена и созданная вдоль старой линии госграницы скрытая система развертывания партизанской борьбы для отпора агрессору в случае его вторжения. (По линии НКО СССР она создавалась усилиями И. Г. Старинова, а по линии НКВД Я. И. Серебрянского[144].) Она включала в себя как подготовленные, обученные кадры, так и заложенные тайные склады вооружения, обмундирования и продовольствия, системы связи и управления…

Петр Иванович понимал, что из этих трагических уроков необходимо не просто сделать практические выводы, причем не только для КГБ или военной разведки, но и для высшего политического руководства страны, чтобы ничего подобного трагедии 22 июня 1941 г. не могло повториться впредь.

Как исследователь он раскрывал и постигал тайны истории, учился на ее горьких уроках и примерах, делал из них соответствующие выводы во имя будущего и сохранения безопасности своей страны, ее народа.

Ну как тут не вспомнить мудро-горестные слова нашего историка Василия Осиповича Ключевского: «История не учительница, а надзирательница, magistra vitae (наставница жизни): она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков!»

13 мая 1939 г. внешнюю разведку НКВД – 5-й отдел Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) возглавил 32-летний Павел Михайлович Фитин, к моменту назначения на эту должность прослуживший в разведке лишь… 7 месяцев! Следует, однако, подчеркнуть, что это, почти случайное, назначение на потенциально «расстрельную» должность – с 1937 по 1939 г. были приговорены к высшей мере наказания трое его предшественников (А. Х. Артузов, С. М. Шпигельглас, З. И. Пассов) оказалось весьма удачным: под руководством П. М. Фитина до 15 июня 1946 г. разведка НКВД-НКГБ не только добилась немалых успехов, но и создала сильные оперативные заделы на будущие годы.

Уже в 1940-м – первой половине 1941 г. 1-м управлением НКГБ СССР были восстановлены 40 ранее распущенных зарубежных резидентур, в том числе – и в Берлине. В 1941 г. в зарубежных резидентурах СССР работали всего 242 разведчика, которые имели на связи около 600 информаторов. Зато каких![145]

И эти созданные разведчиками НКВД-НКГБ резидентуры, в том числе и «берлинская нелегальная резидентура», в которую входили 14 немецких антифашистов, добывали в годы войны ценнейшую военно-стратегическую разведывательную информацию для советского командования.

И именно поэтому бывший директор ЦРУ США А. Даллес не без зависти позднее писал в своей известной книге «The Craft of Intelligence» (неточный русский перевод – «Искусство разведки», а надо бы – «Мощь разведки»!): «Информация, которую посредством секретных операций смогла добыть советская разведка во время Второй мировой войны, содействовала военным усилиям Советов и представляла собой такого рода материал, который является предметом мечтаний для разведки любой страны».

Исключительный личный вклад в восстановление разведывательной работы в Германии в августе-сентябре 1940 г. (!) внес Александр Михайлович Коротков[146], до июля 1953 г. возглавлявший разведку, а ныне являвшийся заместителем начальника ПГУ КГБ.

Доверительные, откровенные беседы двух профессионалов – Короткова и Ивашутина – помогли последнему понять и осознать как весь трагизм деятельности советской разведки накануне нападения Германии на СССР, так и имевшиеся ошибки и недостатки в организации ее работы.

В Германии в 1939–1941 гг. также действовали 12 источников, замыкавшихся на военных атташе посольства СССР в Берлине, а также 3 нелегальные резидентуры Разведупра, функционировавшие автономно. (С большой радостью Петр Иванович узнал, что некоторые из этих мужественных патриотов пережили тяжелые годы войны, оставаясь неуязвимыми для гестапо.)

В начале сентября 1941 г. Сталиным было принято решение передать руководство всеми советскими агентами в Западной Европе Разведывательному управлению НКО СССР. При этом сам начальник управления Ф. И. Голиков находился более 2 месяцев в командировке в Лондоне, а исполнявший его обязанности заместитель генерал-майор А. П. Панфилов «стал» военным разведчиком только… 22 июня 1940 г.!

С болью понимал Петр Иванович, сколь тяжелым было положение в разведке, сколь великая вина лежала на названных лицах, что значительная доля ответственности за разгром «Красной капеллы» и гибель ее героев лежит на… недостаточно профессиональном руководстве ею из Центра. И… лично товарище Сталине!

Петр Иванович узнал, что одно из первых разведывательных донесений о концентрации германских войск на территории оккупированной Польши датировано 16 февраля 1940 г. и поступило от закордонных источников разведотдела погранвойск НКВД Украинского пограничного округа.

С началом 1 сентября 1939 г. новой войны в Европе ценная оперативная информация, в том числе и о политических и военных планах сопредельных государств, добывалась как разведывательными, так и контрразведывательными, транспортными подразделениями и разведкой погранвойск НКВД СССР. В этом плане понятия «разведывательная» и «контрразведывательная» информация являются до некоторой степени условными и главным образом указывают на источник ее получения.

Понятно, что сообщения об усилении германской военной группировки в Восточной Пруссии, Генерал-губернаторстве (оккупированной Польше), Словакии, Румынии и Финляндии объективно составляли основной поток информации о военных приготовлениях Германии. Наиболее интенсивно, как об том свидетельствовали архивные документы, информация о подготовке Германии к нападению на СССР стала поступать в Москву с начала лета 1940 г.

Так, еще 9 июля 1940 г., задолго до утверждения Гитлером известной директивы № 21 («План «Барбаросса»), П. М. Фитин направил в Разведуправление РККА письмо с просьбой дать оценку материалам о подготовке Германии к войне против СССР.

В ответном письме РУ ГШ РККА от 7 августа 1940 г. подчеркивалось: «Сведения о перебросках германских войск в восточном направлении представляют интерес и являются ценными. В основном они подтверждают имеющиеся у нас данные, а в некоторых случаях почти дублируют их. В дальнейшем желательно получить освещение следующих вопросов…»

В тот же день, в соответствии с высказанной просьбой, заместитель начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР дал указание: «Вопросник срочно направить наркомам в Киев, Минск, начальнику УНКВД по Ленинградской области, а также начальникам ГУПВ, ГТУ (Главного транспортного управления НКВД. – О.Х.) с просьбой ориентировать закордонную агентуру на добывание новых сведений о военных приготовлениях немцев на территории генерал-губернаторства…»

Подобный обмен разведданными между ГУГБ и РУ РККА продолжался и далее, хотя необходимо отметить, что ряд разведывательных сообщений НКВД-НКГБ направлялся только И. В. Сталину и В. М. Молотову, минуя как Разведуправление НКО СССР, так и Генеральный штаб РККА.

В этой связи вряд ли можно считать объективной негативную оценку, данную работе Разведуправления 7 декабря 1940 г. в Акте о приемке наркомата обороны СССР маршалом С. К. Тимошенко: «…организованной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется… К моменту приема наркомат Обороны такими данными не располагает».

Как отмечал по этому поводу в 1970-е годы маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, являвшийся с 15 января по 30 июля 1941 г. начальником Генерального штаба РККА, – не вся добываемая даже по линии военной разведки информация поступала руководству Генштаба. Начальник Разведуправления НКО СССР Ф. И. Голиков стремился докладывать ее сначала напрямую Сталину, а последний оценивал ее, опираясь при этом на мнение Л. П. Берии. Только та информация, которая вызывала у Сталина полное доверие, считалась «проверенной» и представлялась Жукову как начальнику Генерального штаба… (Об этом же писал в своих воспоминаниях и бывший в то время начальником Информационного отдела РУ РККА В. А. Новобранец[147]).

Ивашутин был поражен сообщением наркома Л. П. Берии Сталину о том, что еще 6 марта 1941 г. английский посол в Москве С. Криппс на специальной пресс-конференции для британских и американских корреспондентов, предупредив их, что «его информация носит конфиденциальный характер и не подлежит использованию для печати, заявил: советско-германская война неизбежна. Многие надежные дипломатические источники из Берлина сообщают, что Германия планирует нападение на Советский Союз в этом году, вероятно, летом… Другая причина, по которой советско-германская война должна начаться в этом году, заключается в том, что Красная армия все время крепнет, тогда как мощь германской армии, если война с Англией затянется, будет ослаблена. Поэтому Гитлеру выгоднее попытаться сломить Красную армию до того, как будет закончена ее реорганизация.

Отвечая на вопросы журналистов, Криппс пояснил, что германский Генеральный штаб убежден, что Германия в состоянии захватить Украину и Кавказ вплоть до Баку за 2–3 недели».

Ивашутин понял, что эта инициатива посла была санкционирована Лондоном именно в надежде на то, что НКВД доложит информацию Сталину, который НЕ МОЖЕТ просто от нее отмахнуться (как это произошло в действительности). Это была еще одна тонкая дипломатическая попытка – после официальных нот британского и американского МИДов убедить Сталина в наличии военной угрозы со стороны Германии для СССР. Ведь в случае поражения Советского Союза в ходе блицкрига судьба Англии будет предрешена однозначно: скоротечный военный разгром и оккупация!

Однако Сталин расценил эту информацию только как стремление «столкнуть нас с Гитлером лбами!», назвав ее «провокацией Черчилля». Понятно, что ответственный политик, глава государства, не должен столь легкомысленно реагировать на тревожные сообщения своих спецслужб.

Петр Иванович с все возраставшим удивлением и волнением узнавал из архивных документов, что в среде дипломатического корпуса в Москве мнение о предстоящем нападении Германии на СССР начало распространяться еще в феврале 1941 г.! Ведь одна из главных задача и миссий дипломатов – знать, предвидеть и вовремя информировать свое правительство о возможных переменах в стране пребывания.

Мнения о предстоящем военном конфликте были настолько распространены среди иностранных дипломатов в Москве, что военно-морской атташе Германии Н. Баумбах был даже вынужден направить 24 апреля 1941 г. своему руководству следующую шифротелеграмму:

«Слухи. 1. Циркулирующие здесь слухи говорят о якобы существующей опасности германо-советской войны, чему способствуют сообщения проезжающих через Германию.

2. По сведениям советника итальянского посольства, британский посол называет 22 июня как дату начала войны.

3. Другие называют 20 мая.

4. Я пытаюсь противодействовать слухам, явно нелепым».

…16 июня, ознакомившись с очередными разведывательными донесениями из Берлина, среди которых присутствовали и следующие строки: «1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время…», Председатель Совета Народных Комиссаров СССР (с 6 мая 1941 г.) И. В. Сталин приказал вызвать к себе наркома госбезопасности В. Н. Меркулова и начальника разведки НКГБ П. М. Фитина.

Сталина интересовали подробности об источниках берлинской резидентуры НКГБ «Старшине» и «Корсиканце»[148], сообщения которых и ранее неоднократно докладывались ему. Отвечая на вопросы, Фитин объяснил, почему разведка им доверяет. Завершая беседу, Сталин заметил: «Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне».

Следует отметить, что в то время специального аналитического подразделения в разведке, да и в НКГБ СССР в целом, не существовало, что не могло не порождать определенных трудностей и проблем в организации их работы.

Однако, вернувшись на Лубянку, Фитин тут же вызвал начальника немецкого отделения Павла Матвеевича Журавлева и его заместителя Зою Ивановну Рыбкину и поручил им срочно подготовить для Сталина обзорный документ с сообщениями берлинской резидентуры о военных приготовлениях Германии.

Подготовленный за три дня документ под названием «Календарь сообщений агентов берлинской резидентуры НКГБ СССР «Корсиканца» и «Старшины» охватывал период с 6 сентября 1940 по 16 июня 1941 года.

В этом документе в хронологическом порядке были приведены выдержки из ВСЕХ донесений разведывательных источников Первого управления НКГБ СССР в Германии, предупреждавшие о подготовке к войне против СССР.

Следует также особо подчеркнуть, что информация «Старшины» и «Корсиканца» подтверждалась и многочисленными сообщениями иных источников НКГБ – НКВД СССР, как разведывательными, так и контрразведывательными, а также данными разведотделов пограничных войск НКВД СССР, хотя начальник разведки П. М. Фитин, в отличие от наркома госбезопасности В. Н. Меркулова, не мог знать этого.

20 июня, подготовленный по прямому указанию Сталина, «Календарь сообщений агентов берлинской резидентуры НКГБ СССР…» был представлен Фитиным наркому госбезопасности для повторного доклада Сталину. Однако, опасаясь негативной реакции главы правительства, Меркулов отказался его докладывать!

Драгоценнейшие 50 часов на анализ ситуации и принятие ПОЛИТИЧЕСКОГО решения высшим политическим и военным руководством страны были потеряны по вине наркома госбезопасности!

…22 июня «Календарь сообщений…» был возвращен Фитиным начальнику немецкого отдела разведки со следующей резолюцией: «Журавлеву. Имейте у себя. П.Ф. 22.VI».

Есть основания полагать, что этот документ спас жизни многим разведчикам, доказавшим как свой высочайший уровень профессионализма и преданность Родине, так и свою «невиновность» в стратегическом просчете, допущенном высшим политическим руководством страны[149].

В целом же ныне опубликованные документы советских органов госбезопасности об агрессивных приготовлениях Германии к войне против СССР[150] не оставляют камня на камне от так называемой новой исторической концепции изменника В. Резуна, укрывшегося под звучным псевдонимом «Суворов».

В разведсводке НКГБ СССР № 1510 от 20 июня, направленной начальнику Разведуправления РККА, отмечалось: «…Германская разведка направляет свою агентуру в СССР на короткие сроки – 3–4 дня. Агенты, следующие в СССР на более длительные сроки – 10–15 суток, инструктируются о том, что в случае перехода германскими войсками границ до их возвращения в Германию, они должны явиться в любую германскую часть, находящуюся на советской территории…»

И это был уже последний, третий звонок грядущей беды…

До сих пор многие современники задаются вопросом, ответ на который мучительно искал в далеком уже от нас 1954 г. зампред КГБ Петр Иванович Ивашутин: почему же Сталин, располагая информацией об агрессивных намерениях и подготовке Германии к нападению на Советский Союз, не предпринял адекватных и необходимых мер обороны?

На наш взгляд, одна из причин этого коренится в особенностях человеческой психологии, точнее, в том феномене, что получил у прогнозистов название «эффекта Эдипа». Суть его заключается в том, что, стремясь избежать нежелательных последствий, человек неосознанно лишь подталкивает, ускоряет их неизбежное приближение.

Конкретно, в анализируемой ситуации, «эффект Эдипа» состоял в том, что на протяжении длительного времени – более шести месяцев, в разведывательных донесениях в Москву фигурировали различные даты предстоящего нападения на СССР. Если в сообщениях разведки за 1940 г. туманно называлось «начало следующего года», то в 1941 г. последовательно указывались: весна, затем март-апрель.

Наконец, в сообщениях разведки появляются и иные даты – май, конкретно – 15 мая. Известно, что дата нападения на СССР 15 мая была изменена ввиду начала вермахтом войны против Югославии, которая ранее не входила в планы Гитлера.

И именно 15 мая Гитлер назвал окончательную дату «дня «Д», дату начала вторжения в СССР – 22 июня…

И подобные, объективно обусловленные, неоднократные переносы даты «дня «Д», чисто психологически, не могли не породить у Сталина, как и у любого другого человека на его месте, надежды на то, что и в этот раз судьба проявит к нему благосклонность, пронесет, что самые худшие предчувствия и ожидания все же НЕ станут реальностью…

Отсюда – и известное «Заявление ТАСС» от 14 июня 1941 г. в отношении советско-германских отношений.

По-человечески понятно, что Сталин стремился таким образом еще раз отсрочить начало военных действий, надеясь, что планы Гитлера вновь могут измениться под воздействием каких-либо привходящих, внешних обстоятельств, например начала британского наступления. И немедленного военного конфликта вновь удастся избежать[151].

Но понять – это еще не значит простить, освободить от исторической, политической и моральной ответственности за неоправданные ошибки, стоившие народу нашей страны десятков миллионов жизней!

И личная, персональная вина и ответственность будущего Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина за трагедии лета 1941 г. неоспорима!

В начале апреля 1941 г. НКГБ Латвийской ССР были арестованы 73 агента германской разведки, входившие в антисоветскую организацию «Тевияс Саргс» («Страж отечества»). Эта организация ставила перед собой задачи:

«– 1) объединение всех националистически настроенных латышей и подготовку вооруженного восстания с целью свержения советской власти и восстановления «независимой национальной Латвии»;

– 2) практически приступила к объединению под своим руководством ряда других подпольных ячеек и групп как в Риге, так и в других городах и местечках (Двинск, Виндава, Либава, Елгава и др.);

– 3) создала несколько нелегальных контрреволюционных ячеек в частях РККА («Латвийский национальный корпус») из числа бывших офицеров латвийской армии и развернула работу по скупке и хищению оружия…

По показаниям арестованного Вятиньша, руководство организации «Тевияс Саргс» было информировано через Шинке (немецкий резидент в Риге. – О.Х.) в феврале 1941 г. о том, что через 2 месяца политическая ситуация изменится, Латвия будет оккупирована Германией и после 25 марта, когда окончится репатриация и комиссия (по репатриации немцев) вернется в Германию, начнутся активные военные действия германских войск, которые предпримут одновременное наступление с юга (Украина) и с севера (Финляндия) …

Следствием установлено, что возглавляемая Шинке резидентура абвера имела своими задачами:

1) сбор сведений о дислокации частей РККА, их вооружении и политико-моральном состоянии;

2) сбор данных об экономическом и политическом состоянии Советского Союза;

3) контрразведывательную работу для выявления нашей агентуры, забрасываемой в Германию в связи с репатриацией немцев;

4) создание на территории Латвии после репатриации шпионской сети, связанной с местными антисоветскими повстанческо-диверсионными формированиями…»

27 мая 1941 г. НКГБ Литовской ССР сообщал в Москву: «В декабре 1940 г. из Германии в г. Кретинга нелегально приходил бывший капитан литовской армии Михелькявичус, который на подпольном собрании, состоявшемся 20 декабря в м. Якубово… сделал доклад следующего содержания: «Поддержка литовским повстанцам изначально обеспечена со стороны Германии, где уже создано Литовское национальное правительство во главе со Шкирпой (бывшим литовским послом в Берлине. Несколько забегая вперед, все-таки необходимо отметить, что 5 августа 1941 г. оккупационный режим ликвидировал просуществовавшее менее полутора месяцев «независимое национальное правительство» во главе со Шкирпой. – О.Х.). Наше объединение «Литовский союз активистов» на территории Восточной Пруссии имеет крупную военную организацию – легион, во главе с генералом Плехявичусом. Нападение на Советский Союз Германия произведет весной 1941 г. Мы, литовцы, должны поднять восстание в тылу Красной армии и развернуть большую диверсионно-подготовительную работу по взрыву мостов, разрушению железнодорожных магистралей, нарушению коммуникаций…»

Арестованный в начале июня в Эстонии участник подпольной организации Борис Тийт, бывший участник профашистской организации «Вабс», показал на допросах в НКГБ, что созданная в марте 1941 г. организация, связанная с немецкой репатриационной комиссией, ставила своими целями:

– оказание вооруженной помощи Германии во время войны с СССР;

– сбор разведывательных данных о частях Красной армии и передача их в Германию, для чего имела радиостанцию.

Появившиеся в британских и шведских СМИ в первые дни после нападения Германии на СССР сообщения о якобы имевших место «повсеместных выступлениях в тылу Красной армии» подтверждают тот факт, что противником заблаговременно была подготовлена «пятая колонна», которая, как известно, проявила себя весьма активно в первые дни войны в западных и северо-западных районах страны.

В ночь на 22 июня, накануне фронтальной атаки вермахта на советские рубежи, абвером наземным и воздушным путем были переброшены десятки диверсионных групп, которые, по замыслу германского командования, соединившись с подготовленными силами националистического подполья в Прибалтике, в Западной Белоруссии и на Украине, должны были вызвать полную дезорганизацию советского тыла.

Однако этот стратегический замысел противнику удался лишь отчасти: несмотря на то, что заброшенные германские диверсионно-разведывательные группы выводили из строя линии связи, захватывали отдельные объекты (мосты и туннели), перехватывали направлявшихся в части вестовых и курьеров, значительной поддержки со стороны националистического подполья, разгромленного органами госбезопасности в предвоенные месяцы, они не встретили.

Однако, помимо этого исследования, легшего в основу докладов руководству Комитета и СССР, помимо подготовки соответствующих ведомственных нормативных документов, Петр Иванович занимался и иными функциональными задачами по должности.

Отметим только, что об этом даже не упомянул в своих мемуарах И. А. Серов, хотя понятно, что своевременное информирование военно-политического руководства страны о военных угрозах составляло одну из первоочередных задач Комитета государственной безопасности. И это умолчание нельзя объяснить соображениями секретности: – ведь его близкий друг Г. К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» анализу причин трагедии 22 июня 1941 г. посвятил не один десяток страниц. Ответ на этот парадокс, на наш взгляд, заключается в том, что Серов просто не мог по достоинству оценить труд, проделанный Петром Ивановичем Ивашутиным.

Так, летом 1954 г. он курировал контрразведывательную защиту подготовки и проведения (середина сентября) крупных военных учений под командованием маршала Г. К. Жукова на Тоцком полигоне (Южный Урал) в условиях применения противником атомного оружия (14 сентября был осуществлен воздушный ядерный взрыв).

За этим последовали:

– обеспечение безопасности вывода в 1954–1955 гг. гарнизона советской военно-морской базы из Порт-Артура (Китайская Народная Республика);

– обеспечение вывода советских войск из Австрии (июнь – август 1955 г.);

– создание системы обеспечения безопасности институтов и командования Организации Варшавского договора (ОВД), образованной на основе договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи от 14 мая 1955 г., подписанного в столице Польши;

– обеспечение защиты Вооруженных Сил СССР в условиях объявленного их сокращения (12 августа 1955 г. Только до конца этого года из армии были уволены 640 тысяч человек);

– контрразведывательная защита создаваемых частей ракетных войск (а позднее – и Ракетных войск стратегического назначения СССР).

Следующим постоянным направлением деятельности П. И. Ивашутина стало курирование обеспечения безопасности строительства и эксплуатации первого в мире космодрома Байконур в Казахстане (решение о чем было принято ЦК КПСС и Советом Министров СССР 12 февраля 1955 г.); а также оборонно-промышленного и ракетно-ядерного комплексов страны, в том числе проектирования, создания, испытания и направления в войска ракетно-космической техники.

В декабре 1954 г. Петру Ивановичу удалось реализовать свою давнюю задумку, созревшую еще в период его службы в Берлине: в Управлении Особых отделов КГБ по Группе Советских войск в Германии (ГСВГ) был создан 3-й отдел и организована «третья линия» в подчиненных ему особых отделах – линия заграничной разведки. Первоначально для работы по «третьей линии» были выделены 47 опытных военных контрразведчиков ГСВГ[152].

И, хотя еще не пришло время говорить о результатах работы «третьих подразделений» военной контрразведки, они были, и были весьма впечатляющими…

Еще одним принципиально новым направлением деятельности, которым пришлось заниматься заместителю председателя КГБ при СМ СССР П. И. Ивашутину, стало налаживание сотрудничества с органами государственной безопасности стран народной демократии, которое, естественно, шло в общем русле внешней политики СССР.

А сколько здоровья и нервов забирало у Петра Ивановича расследование крупных катастроф и аварий в войсках и на стратегических объектах, повлекших человеческие жертвы, и требовавшее напряжения всех душевных сил?

К их числу относится гибель в результате взрыва 29 октября 1955 г. в бухте Севастополя флагмана Черноморского флота линкора «Новороссийск» (полученного по репарации от Италии бывшего итальянского линкора «Джулио Цезаре», что породило версию о возможной диверсионной акции итальянских спецслужб). Тайна гибели «Новороссийска», унесшей жизни более 600 членов его экипажа, не раскрыта и до сегодняшнего дня.

Позднее столь же тяжелым потрясением для Петра Ивановича стал и взрыв на Байконуре во время испытательного старта 24 октября 1960 г. ракеты Р-16, в результате которого погибли 78 человек, в том числе и Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин – фронтовые дороги нередко пересекали их жизненные пути.

Тяжело Ивашутину было переживать и то обстоятельство, что сообщение о трагедии на космодроме было засекречено, и официально в СМИ сообщалось только о гибели маршала «в результате авиакатастрофы».

Понятно, что постоянного внимания заместителя председателя КГБ при СМ СССР П. И. Ивашутина требовала также работа по выявлению и пресечению деятельности иностранных спецслужб, непрерывно совершенствовавших тактику своих разведывательно-подрывных действий. И в эти первые годы существования КГБ при СМ СССР при активной помощи граждан было выявлено и привлечено к уголовной ответственности немало агентов иностранных спецслужб (здесь выделялись своей активностью британская СИС и американское ЦРУ), у которых изымались радиостанции, оружие, фотоаппараты, средства тайнописи, яды, фиктивные документы и значительные суммы советских денег и иностранной валюты.

Как в июне 1957 г. КГБ СССР информировал ЦК КПСС, «по изъятым у этих шпионов документам и по их личным показаниям, а также по материалам, полученным нами из других источников, видно, что разведки капиталистических государств всеми силами стремятся добывать сведения о наших вооруженных силах, о новой технике и достижениях советской науки, пытаются проникнуть в важные промышленные центры страны и объекты оборонного значения и атомной промышленности.

Наряду с заброской специально обученной агентуры на территорию Советского Союза, вражеские разведки принимают активные меры к сбору разведывательных данных через своих разведчиков, прибывающих в СССР под видом дипломатов, туристов и членов различных делегаций.

В этих целях они используют не только поездки по стране, но и новейшую технику, рассчитанную на добычу секретных данных большой государственной важности.

С тем, чтобы сорвать разведывательные планы противника, органы госбезопасности принимают необходимые меры к пресечению шпионской деятельности вражеских разведчиков, а также к выдворению из СССР дипломатов-разведчиков»[153].

Здесь будет уместным привести фрагменты выступления заместителя директора ЦРУ Дэвида Коэна перед старшекурсниками Корнелльского университета (Итака, штат Нью-Йорк) в начале сентября 2015 г. В нем Д. Коэн подчеркивал, что агентурная разведка «всегда была сердцем деятельности ЦРУ». Технические средства разведки не являются столь же эффективными, поскольку они «не в состоянии предугадать намерения человека или правительств».

«Если смотреть в будущее, – констатировал он далее, – то остается мало сомнений в том, что агентурная разведка будет продолжать играть главную роль в раскрытии планов, мотивов действий, намерений и возможностей растущего множества наших государственных и негосударственных противников. На самом деле значение агентурной разведки в процессе сбора разведывательных данных различными методами будет только расти»[154].

В конце 1950-х годов в посольстве США в Москве создается полноценная резидентура ЦРУ взамен ранее действовавшей оперативной группы.

Американское справочно-информационное издание «Центральное разведывательное управление» (1986 г.) так раскрывало содержание и назначение деятельности этих подразделений разведки:

«Резидентура – это подразделение ЦРУ в столице иностранного государства.

Резидент – глава резидентуры, кадровый сотрудник ЦРУ, работает под прикрытием в американском посольстве. Он руководит работой оперативных работников, аналитиков и оперативно-технического персонала. Кроме того, резидент осуществляет контроль за выполнением заданий Центра и за своевременной отчетностью.

Главная задача его руководства состоит в том, чтобы уметь вдохновить людей на выполнение опасных и трудных задач, требующих от каждого нечеловеческих усилий, другими словами, возглавить работу по выявлению наиболее засекреченных и тщательно охраняемых государственных тайн страны пребывания, а также сведений, которые нельзя получить с помощью подслушивающей аппаратуры или во время официальных дипломатических приемов, в библиотеке или с помощью прессы и которые можно добыть только через завербованных, идейно преданных источников или посредством различных технических методов получения информации.

Основная деятельность резидента ЦРУ заключается в сборе и анализе информации, свидетельствующей о намерениях той или иной страны причинить ущерб либо каким-либо другим образом отрицательно сказаться на наших интересах в важных районах, либо даже угрожать безопасности США.

Доступ к такой информации имеет ограниченный круг лиц, и, следовательно, если секретные сведения и фиксируются на бумаге или на магнитной ленте, то они хранятся в наиболее скрытых и тщательно охраняемых тайниках противника. Поэтому резидент должен всегда идти на риск. Это требует постоянной, иногда сверхчеловеческой бдительности…

Лучшие резиденты ЦРУ имеют многолетний опыт оперативной работы».

Следует отметить, что работа в СССР и Москве считалась в ЦРУ не только наиболее ответственной, требовавшей самого высокого уровня подготовки и оперативного мастерства разведчиков, но и наиболее сложной и опасной вследствие эффективной работы советской контрразведки.

Однако вряд ли можно говорить о том, что степень реальности и масштабности угрозы разведывательно-подрывной деятельности иностранных спецслужб были адекватно восприняты и оценены тогдашним руководством Советского Союза. Даже несмотря на явные успехи и достижения КГБ СССР в противоборстве с нею.

Понятно, что «тон» в международном разведывательном сообществе, противостоявшем СССР, задавали спецслужбы ведущей западной сверхдержавы – Соединенных Штатов Америки, имевшие как собственную агрессивно-наступательную внешнеполитическую доктрину, так и астрономические государственные ассигнования на проведение тайных зарубежных операций.

Для осуществления скоординированных операций и иных разведывательно-подрывных действий все специальные службы США осуществляли оперативное и тактическое взаимодействие в рамках разведывательного сообщества, по должности возглавлявшегося директором ЦРУ и имевшего в этой своей ипостаси звание директора центральной разведки (с октября 2001 г. – директора национальной разведки).

В разведывательное сообщество, помимо Центрального разведывательного управления (ЦРУ), входили также Разведывательное управление министерства обороны (РУМО), разведки видов вооруженных сил – Военно-морских сил, ВВС и армии (так в США принято обозначать сухопутные силы), Агентство национальной безопасности (АНБ), Исследовательская служба Государственного департамента США. Контрразведывательные функции в США осуществляло Федеральное бюро расследований (ФБР), которое вело оперативные разработки советских граждан, находящихся на территории США (за их пределами эту задачу выполняли резидентуры ЦРУ, действовавшие под различными, в том числе и дипломатическими, прикрытиями. Формально ФБР считается подразделением министерства юстиции, но достаточно независимо от него, подчиняясь непосредственно президенту США).

Но помимо США активную разведывательную работу против СССР и других социалистических государств в тот период вели также спецслужбы Великобритании, Израиля, ФРГ и Франции.

К этому надо прибавить «разведывательные сообщества» военно-политических блоков – НАТО, СЕАТО, СЕНТО, также ведшие активную разведывательно-подрывную работу против СССР, его союзников – стран народной демократии и государств, выбиравших некапиталистический путь развития.

Наряду с пресечением деятельности официальных сотрудников и агентов иностранных спецслужб, органами государственной безопасности также было выявлено и разоблачено немалое число изменников Родины, пособников гитлеровских оккупантов, стремившихся уйти от заслуженной расплаты за свои злодеяния, участников разного рода националистических и иных бандформирований в Латвии, Литве, Эстонии и на Украине, терроризировавших гражданское население[155] и возлагавших надежды на возникновение нового военного конфликта между странами Запада и СССР.

24 января 1956 г. генерал-лейтенант Петр Иванович Ивашутин назначается первым заместителем председателя КГБ при СМ СССР, что предполагало значительное расширение его полномочий и ответственности.

А еще через месяц партию, страну и мир потряс ошеломляющий доклад Н. С. Хрущева делегатам XX съезда КПСС о культе личности И. В. Сталина и его последствиях.

Событие всемирно-исторического масштаба

Сегодня XX съезд КПСС вспоминают преимущественно в связи с «секретным докладом» на нем Н. С. Хрущева. Однако и помимо него имелось немало и других причин, почему XX съезд Коммунистической партии Советского Союза, начавший свою работу в Большом Кремлевском дворце 14 февраля 1956 г., действительно стал эпохальным событием мирового значения.

Прежде всего, в отчетном докладе ЦК КПСС съезду были впервые обнародованы новые принципы внешней политики СССР. Принцип мирного сосуществования государств с различным социально-политическим устройством был конкретизирован констатацией возможности отказа от войн, их предотвращения.

В то же время была отмечена неизбежность острой идеологической борьбы между двумя социальными системами – миром социализма и миром капитализма. Напомним, что Соединенные Штаты Америки в тот период во внешнеполитической сфере вполне официально руководствовались доктриной «отбрасывания коммунизма».

Следует особо подчеркнуть, что одобренные съездом основы внешней политики СССР не остались лишь политическими декларациями, а последовательно реализовывались в дипломатических и политических акциях Советского правительства.

Например, уже через месяц после окончания работы съезда, 27 марта 1956 г., советский представитель внес для рассмотрения Подкомитетом Комиссии ООН по разоружению предложения об ограничении и сокращении вооружений обычного типа и вооруженных сил всех государств. Они, в частности, предусматривали сокращение под международным контролем армий СССР, США и КНР до 1–1,5 миллиона человек, Англии и Франции – до 650 тысяч военнослужащих, армий остальных стран – до 150 тысяч, а также прекращение испытаний ядерного оружия, уменьшение военных бюджетов.

Но эта и иные мирные инициативы СССР, включая масштабное сокращение Вооруженных сил в 1955–1960 годах, не были адекватно оценены и восприняты ведущими западными державами.

Однако, нисколько не умаляя значения внешнеполитических инициатив Советского Союза, следует отметить, что наибольший интерес, а также оживленные, порой жесткие дискуссии и полярные оценки как в нашей стране, так и за рубежом все же вызвали и вызывают поныне вопросы внутренней политики.

В Отчетном докладе ЦК КПСС съезду критика культа личности Сталина и породивших его ошибок в государственном строительстве и управлении прозвучала лишь в третьей части доклада, да и то достаточно обтекаемо. В частности, Н. С. Хрущев подчеркивал:

«Опыт показывает, что малейшее ослабление социалистической законности враги Советского государства пытаются использовать для своей подлой, подрывной работы. Так действовала разоблаченная партией банда Берии, которая пыталась вывести органы государственной безопасности из-под контроля партии и Советской власти, поставить их над Партией и Правительством, создать в этих органах обстановку беззакония и произвола. Во враждебных целях эта шайка фабриковала лживые обвинительные материалы на честных руководящих работников и рядовых советских граждан…

Центральный Комитет принял меры к тому, чтобы восстановить справедливость. По предложению Центрального Комитета невинно осужденные люди были реабилитированы. Из всего этого ЦК сделал серьезные выводы. Установлен надлежащий контроль Партии и Правительства за работой органов госбезопасности. Проведена значительная работа по укреплению проверенными кадрами органов госбезопасности, суда и прокуратуры. Полностью восстановлен в своих правах и усилен прокурорский надзор.

Необходимо, чтобы наши партийные, государственные, профсоюзные организации бдительно стояли на страже советских законов, разоблачали и выводили на чистую воду всякого, кто посягнет на социалистический правопорядок и права советских граждан, сурово пресекать малейшее проявление беззакония и произвола.

Следует сказать, что в связи с пересмотром и отменой ряда дел у некоторых товарищей стало проявляться известное недоверие к работникам органов государственной безопасности. Это, конечно, неправильно и очень вредно. Мы знаем, что кадры наших чекистов в подавляющем своем большинстве состоят из честных, преданных нашему общему делу работников, и доверяем этим кадрам.

Нельзя забывать, что враги всегда пытались и будут пытаться впредь мешать великому делу построения коммунизма. Капиталистическое окружение засылало к нам немало шпионов и диверсантов. Наивным было бы полагать, что теперь враги оставят свои попытки всячески вредить нам. Всем известно, что подрывная деятельность против нашей страны открыто поддерживается и афишируется реакционными кругами ряда капиталистических государств. Достаточно сказать, что США выделяют, начиная с 1951 года, 100 миллионов долларов ежегодно для подрывной деятельности против социалистических стран. Поэтому мы должны всемерно поднимать в советском народе революционную бдительность, укреплять органы государственной безопасности».

В числе важнейших задач, сформулированных в докладе Н. С. Хрущева, требовалось:

«Бдительно следить за происками тех кругов, которые не заинтересованы в смягчении международной напряженности, своевременно разоблачать подрывные действия противников мира и безопасности народов.

Принимать необходимые меры для дальнейшего укрепления оборонной мощи нашего государства, держать нашу оборону на уровне современной военной техники и науки, обеспечивающем безопасность нашего социалистического государства».

А вот не объявленный заранее в повестке дня работы и неожиданный для делегатов съезда доклад Н. С. Хрущева «О культе личности И. В. Сталина и его последствиях» 25 февраля расколол советское общество, а затем – и международное коммунистическое движение.

Следует сразу пояснить, что, несмотря на его закрытый – не для печати! – характер текст доклада Хрущева, после съезда в качестве закрытого письма ЦК КПСС в начале марта был разослан во все партийные организации и зачитывался на собраниях партийно-советского актива. В связи с чем с его содержанием познакомились несколько десятков миллионов советских граждан.

В несколько сокращенном варианте текст доклада «О культе личности И. В. Сталина и его последствиях» был также отправлен для ознакомления и руководству зарубежных коммунистических партий.

И, тем не менее, вскоре этот «секретный» доклад стал достоянием всего мира: в Варшаве его фотокопия, как стало впоследствии известно, обозревателем агентства ПАП Виктором Граевским была передана сотруднику посольства Израиля, оказавшемуся сотрудником «Шабак» («Службы общей безопасности», т. е. контрразведки страны). А последняя вскоре поделилась ею с ЦРУ, вследствие чего авторитет израильской разведки значительно вырос в глазах Аллена Даллеса.

Для Государственного департамента и ЦРУ США это был, безусловно, весьма своевременный и ценный подарок: 4 июня 1956 г. полученный от израильтян текст доклада Н. С. Хрущева был одновременно опубликован в США Госдепом и газетой «Нью-Йорк таймс». Через неделю «тайный» доклад Хрущева о культе личности Сталина начал зачитываться в передачах вещавших на Советский Союз и страны народной демократии радиостанций «Освобождение» и «Свободная Европа».

Позднее в книге «Искусство разведки» (1963 г.) А. Даллес писал: «Я всегда рассматривал это дело как одну из самых крупных разведывательных операций за время моей службы в разведке. Поскольку доклад был полностью опубликован Госдепартаментом, добывание его текста было также одним из тех немногих подвигов, о которых можно было сказать открыто, лишь бы источники и методы приобретения документа продолжали оставаться тайной».

Как вспоминал впоследствии бывший заместитель директора ЦРУ Рей Клайн, «выступление Хрущева стало событием исторического значения, ибо документированно обличив сталинизм как невиданных размеров политическое зло, он был вынужден перейти к более мягким формам тоталитарного управления страной»[156].

Естественно, что многие положения доклада или их интерпретации начали активно использоваться в антисоветской и антикоммунистической пропаганде как за рубежом, так и в самом СССР, других социалистических странах, что привело к серьезным политическим кризисам осени 1956 г. в Польской Народной Республике и Венгерской Народной Республике.

А 25 февраля 1956 г., обращаясь к делегатам съезда, Н. С. Хрущев пророчески предрек: «Сейчас речь идет о вопросе, имеющем огромное значение и для настоящего, и для будущего партии».

Первый секретарь ЦК КПСС подчеркивал необходимость «серьезно разобраться и правильно проанализировать этот вопрос для того, чтобы исключить всякую возможность повторения даже какого-либо подобия того, что имело место при жизни Сталина, который проявлял полную нетерпимость к коллективности в руководстве и работе, допускал грубое насилие над всем, что не только противоречило ему, но казалось ему… противоречащим его установкам».

«В период 1935–1938 годов, – неслось с трибуны партийного съезда, – сложилась практика массовых репрессий по государственной линии сначала против противников ленинизма, а затем и против многих честных коммунистов, против тех кадров партии, которые вынесли на своих плечах Гражданскую войну, первые самые трудные годы индустриализации и коллективизации… Это привело к вопиющим нарушениям революционной законности, к тому, что пострадали многие совершенно ни в чем не виновные люди, которые в прошлом выступали за линию партии».

Хрущев информировал съезд, что рассмотрение ЦК КПСС в 1953–1955 гг. ряда уголовных дел в отношении «осужденных за контрреволюционные преступления» «обнаружило неприглядную картину грубого произвола, связанного с неправильными действиями Сталина». Признававшиеся «враги народа» в действительности никогда врагами, шпионами, вредителями и т. п. не являлись… Но были оклеветаны, а иногда, не выдержав зверских истязаний, сами на себя наговаривали (под диктовку следователей-фальсификаторов) всевозможные тяжкие и невероятные обвинения… Значительная часть этих дел сейчас пересматривается и большое количество их прекращается как необоснованные и фальсифицированные.

Достаточно сказать, что с 1954 г. по настоящее время Военная коллегия Верховного суда уже реабилитировала 7679 человек, причем многие из них реабилитированы посмертно…

Репрессии, массовые аресты, – делал совершенно обоснованный вывод докладчик, – нанесли огромный ущерб нашей стране, делу строительства социализма, активизировались всевозможные клеветники и карьеристы…

Нам нужно решительно, раз и навсегда развенчать культ личности, сделать надлежащие выводы как в области идейно-теоретической, так и в области практической работы».

По докладу Н. С. Хрущева съезд поручил вновь избранному Центральному Комитету КПСС «последовательно осуществлять мероприятия, обеспечивающие полное преодоление чуждого марксизму-ленинизму культа личности, ликвидацию его последствий во всех областях партийной, государственной и идеологической работы, строгое проведение норм партийной жизни и принципов коллективности руководства».

«На делегатов съезда, – вспоминал присутствовавший при его оглашении И. А. Серов, – доклад произвел громадное удручающее впечатление. Многие в кулуарах делились со мной, что не надо было об этом говорить, так как 30 лет Сталин стоял во главе партии и государства, строили социалистическое общество, имеются большие успехи, а получилось, что все делалось на костях»[157].

Другой современник вспоминал, что доклад Н. С. Хрущева «произвел прямо-таки ошеломляющее впечатление. Сразу воспринять все сказанное было просто невозможно, настолько тяжелыми и неожиданными оказались впервые обнародованные факты столь масштабных нарушений законности и чудовищных репрессий… Нужно было как следует осмыслить все сказанное, понять, как такое могло произойти в социалистической стране… В стратегическом плане выбранный курс был единственно верным, без него невозможно было здоровое развитие общества. Тактически же мы совершили серьезную ошибку, пойдя на этот шаг без соответствующего пропагандистского обеспечения… Огромные же массы советских людей оказались в положении без вины виноватых, испытывая чувство горького разочарования и опустошенности».

Нельзя забывать и о том, что и для многих чекистов «бериевского призыва», пришедших, подобно П. И. Ивашутину, на службу в органы НКВД в 1938–1941 гг., признания Н. С. Хрущева были трагическими, горестными открытиями. Увы, трагедия состояла еще и в том, что партийное руководство не продумало того, а что же должно последовать с его стороны за докладом о преступлениях предыдущей эпохи?

Но Петру Ивановичу было известно гораздо больше, чем было оглашено в докладе первого секретаря ЦК КПСС, что не могло не вызывать у него, как человека глубоко порядочного, честно и непосредственно связанного с данной отраслью государственного управления, тяжких дум и размышлений.

Для себя он сделал твердый вывод: служи, как должно, не за должности и привилегии, а по совести, чтобы никогда ни у кого, включая самого себя, не было оснований упрекнуть в непорядочности, приспособленчестве, низкопоклонстве и раболепии… Слишком ответственную миссию и работу ты взвалил на свои плечи! Его задача – защищать Родину, ее интересы, не допустить повторения трагедии 1941 года…

Вследствие определенной спонтанности в принятии решения о выступлении Н. С. Хрущева с докладом (оно было принято уже во время работы съезда), отсутствия продуманной программы последующих необходимых шагов и действий, Президиум ЦК КПСС утратил инициативу: напомним, что Постановление ЦК о преодолении последствий культа личности Сталина появилось только 5 июля 1956 г., через месяц после того, как содержание доклада стало известно за рубежом, и он начал зачитываться на волнах радиостанций, вещавших на СССР на языках населяющих их народов…

Однако слухи о содержании доклада Н. С. Хрущева стали распространяться достаточно быстро и, прежде всего, в Москве.

Как вспоминал заместитель председателя КГБ при СМ СССР (1956–1959 гг.) генерал-полковник С. С. Бельченко[158], чекисты, имевшие пятнадцатилетний стаж службы были ошеломлены не менее других наших сограждан. Они обоснованно полагали, что за этим могли последовать серьезные события в стране. Как это и произошло в действительности.

В Тбилиси информация о докладе Хрущева была оглашена на заседании Центрального Комитета Компартии Грузии, на котором присутствовали руководители республиканских министерств и ведомств, газет и журналов, в годовщину смерти Сталина – 5 марта. И вполне понятно, что в тот же вечер город был наполнен в той или иной интерпретации слухами, вызывавшими подчас крайне негативную реакцию в ответ на якобы «ущемление чувства национальной гордости, достоинства» жителей этой республики.

На следующий же день, 6 марта, в Тбилиси стали прибывать поезда с побитыми хулиганами окнами. Но ни чекисты, ни сотрудники МВД республики не имели никаких четких указаний от руководства Грузии, да и сами пребывали в состоянии растерянности, не вполне понимая, что происходит и к чему может привести неконтролируемое развитие событий.

7 марта вместо занятий на демонстрацию с целью возложения венков к монументу Сталина на площади его имени вышли студенты не только университета, но и политехнического, сельскохозяйственного и других институтов столицы Советской Социалистической Республики Грузия. Естественно, примкнули к ней и старшеклассники школ города.

Понятно, что год назад подобные торжественно-памятные мероприятия не встречали никакого противодействия со стороны властей. Теперь же кордоны милиции и сотрудников КГБ не смогли ни остановить, ни изменить маршрут движения манифестантов. Всего же, по сообщениям милиции, к вечеру на центральной площади Тбилиси собралось до 70 тысяч человек.

Начался стихийный митинг, на котором, понятно, ораторы обрушивали проклятия по адресу «очернителей памяти отца народов», «великого сына грузинского народа». Некоторые выступавшие были вполне искренни в своем «негодовании», основанном на непонятных слухах.

Но к ним примазывались и те, кто имел все основания быть недовольными властями, например, не желавшие ехать к местам работы по распределению после окончания вузов, видевшие в этом «ущемление их прав». Отдельные демонстранты начали избивать прохожих, не разделявших их настроения. Понятно, что в такой ситуации, в целях недопущения массовых беспорядков, милиция должна была реагировать крайне взвешенно.

В связи со сложившейся обстановкой из Москвы в Тбилиси экстренно вылетела группа «ответственных работников», в том числе первый секретарь ЦК ВЛКСМ А. Н. Шелепин, заместитель председателя КГБ С. С. Бельченко, заместитель министра внутренних дел СССР С. Н. Переверткин, что показывает, сколь серьезное внимание Н. С. Хрущев уделил спровоцированному его же докладом событию.

Ситуация осложнялась еще и тем, что в Тбилиси находилась делегация Компартии Китая во главе с маршалом Чжу Дэ, принимавшая участие в работе XX съезда КПСС.

Ночью на 8 марта студгородок был взбудоражен слухом о том, что милиция якобы убирает венки, возложенные к подножию памятника И. В. Сталину накануне. И к 4 часам утра немалая группа возбужденных студентов вновь направилась на центральную площадь города.

К утру Тбилиси оказался частично парализованным – толпы горожан направлялись на площадь, общественный транспорт блокировался, многие горожане не вышли на работу, вовлеченные в бестолковый водоворот непонятных и непредсказуемых событий. Особенно активно на происходящую «несправедливость» и «попрание чувства национального достоинства» реагировала молодежь, многие годы воспитывавшаяся на примерах жизни «отца народов». Как известно, помимо этого отличающаяся обостренным чувством справедливости и готовностью «бороться за правду», известным юношеским максимализмом.

Собравшиеся на площади граждане требовали выступления Первого секретаря ЦК Компартии Грузии «по вопросу текущей политики и в связи с решениями XX съезда». К чести Первого секретаря Компартии Грузии Василия Павловича Мжаванадзе надо сказать, что, в отличие от других партийных работников, оказывавшихся в подобных непредвиденных чрезвычайных ситуациях, участник Советско-финской и Великой Отечественной войн в 12 часов дня вышел к митингующим и начал с ними диалог с целью предупреждения эскалации напряженности и недопущения массовых беспорядков. Для достижения этого власти республики приняли некоторые требования манифестантов: объявить 9 марта нерабочим днем, опубликовать в печати статьи, посвященные годовщине смерти И. В. Сталина, демонстрировать кинофильмы «Падение Берлина» и «Незабываемый 1919 год» в кинотеатрах, отклонив, однако, требование пригласить на митинг маршала Чжу Дэ. Но пятерым студентам была предоставлена возможность встретиться с главой китайской партийной делегации.

На 13 часов 9 марта на многих предприятиях были запланированы траурные митинги, посвященные годовщине похорон Сталина.

Понятно, что столь неординарная массовая политическая активность привлекает людей с разными взглядами, настроениями и целями. От любопытствующих и зевак до карманников и авантюристов всех мастей. В том числе политических провокаторов, а также людей, считающих себя «обойденными», «пострадавшими», всех недовольных или считающих себя кем-то или чем-то обиженными.

Помимо этого, при массовом собрании людей незаметно начинают «работать» скрытые психологические процессы и механизмы: распространения единочувствия, вызываемых им чувства возбуждения и эйфории от важности переживаемого момента и кажущегося единомыслия, чисто психологические механизмы внушения, подражания и заражения, ведущие к снижению уровня критичности и самоконтроля, появлению чувства безнаказанности, чреватые вовлечением в противоправные и даже преступные действия.

В таком эмоционально-психологическом состоянии люди, в том числе подогреваемые алкогольными, а ныне и наркотическими парами, способны деятельно реагировать на призывы авантюристов и провокаторов, порой вынося подобных «правдоискателей»-разоблачителей на пик популярности, на самый гребень событий, превращая их в «факиров на час».

9 марта, вспоминал С. С. Бельченко, отдельные ораторы, окрыленные достигнутыми накануне «уступками», стали выдвигать политические требования – от отставки республиканских и союзных властей до выхода Грузии из состава СССР. Вполне понятно, что в то время последний бредовый призыв никак не мог получить широкой поддержки митингующих. Но в то же время отдельные личности выкрикивали и откровенно провокационные призывы от «Бить армян!» до «Вон отсюда русских!».

В ночь на 10 марта группа демонстрантов попыталась захватить здание телеграфа, где для отражения нападения было применено оружие. В ходе этого спровоцированного столкновения, по данным МВД Грузии, 22 человека погибли (включая семерых раненых, скончавшихся позднее в больницах) и 54 человека получили ранения. За участие в массовых беспорядках было задержано 375 человек (39 из них впоследствии были осуждены).

10 марта внутренние войска и войска Северо-Кавказского военного округа восстановили в городе повседневный порядок, омраченный произошедшей накануне трагедией…

Принятое только в июле постановление ЦК КПСС «О преодолении последствий культа личности Сталина», («Правда» 5 июля 1956 г.) имело достаточно противоречивый характер, не отвечало в полной мере на многие актуальные вопросы, что не могло не продолжать подпитывать как разного рода слухи и домыслы, так и недоумения, что искусно стимулировалось и инспирировалось западной радиопропагандой, а также отдельными резко антисоветски настроенными лицами.

Именно половинчатость принятых партийных решений и породила в интеллектуальных кругах общества дискуссию о сталинизме и путях дальнейшего развития советского общества, что стала лейтмотивом, главной темой теоретических и этических споров, духовно-творческих исканий, причиной появления в последующие годы «демократического» и «правозащитного» движений в Советском Союзе, так называемых «диссидентов».

Начатая докладом Н. С. Хрущева дискуссия о судьбе и путях развития социализма привела, как известно, к возникновению острых политических кризисов в Польше и Венгрии в октябре 1956 г.

Еще одним непосредственным итогом непродуманных, волюнтаристских решений стало то, что под лозунгом «Исключить возможность возврата к 1937 году!», в нарушение конституционного принципа равенства всех граждан перед законом, органам госбезопасности было запрещено получать компрометирующие материалы на представителей партийно-советской номенклатуры. Правда, подобное решение принималось еще и ранее, в декабре 1938 г., но тогда номенклатура не могла чувствовать себя в безопасности перед грозными очами генсека ЦК ВКП (б) И. В. Сталина.

Это ошибочное и антиконституционное, противоправное политическое решение руководства КПСС положило начало зарождению в стране коррупции, появлению организованной преступности, ибо вывело значительные контингенты лиц, наделенных административными властно-распорядительными, контрольными и хозяйственными полномочиями, из-под контроля не только органов госбезопасности, но и всех правоохранительных органов.

С одной стороны, создавая некое подобие касты «неприкасаемых», оно в то же время, способствовало зарождению «телефонного права», получившего особое широкое распространение в середине 1980–1990-х гг.

В то же время, с другой стороны, это решение, его реализация на практике, облегчало зарубежным спецслужбам попытки вербовочных подходов и оперативной разработки партийно-государственных функционеров различного ранга. Вследствие чего руководящая элита страны оказалась без должного контрразведывательного прикрытия от разведывательно-подрывных устремлений и воздействия спецслужб иностранных государств. А в совокупности оно имело самые негативные последствия для судьбы страны и Советского государства.

Первый заместитель Председателя КГБ

С назначением на новую должность 24 января 1956 г. Петру Ивановичу пришлось переехать в кабинет на третьем этаже правого крыла фасада здания штаб-квартиры КГБ. Из трех окон его нового кабинета открывался вид на площадь Дзержинского[159], на которой через два с половиной года будет воздвигнут величественный монумент основателю ВЧК Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому.

Напротив располагался кабинет И. А. Серова.

Тогда же в приемной первого зампреда появился новый помощник – старший лейтенант Игорь Александрович Попов. Мог ли кто-нибудь из них и подумать тогда, что им суждено пройти неразлучно по жизни сорок пять лет, побывав в самых разных жизненных ситуация и в различных географических точках не только Советского Союза?!

Основной сферой ответственности Ивашутина отныне являлось участие в повседневном руководстве оперативной работой разведывательных и контрразведывательных аппаратов КГБ, военной контрразведки, погранвойск.

Петр Иванович по должности был в курсе всех основных оперативных вопросов управления деятельностью ведомства, поскольку нередко ему приходилось исполнять обязанности председателя КГБ при командировках Серова по стране или за границу (в Будапешт в октябре-ноябре 1956 г., а также сопровождая Н. С. Хрущева во время его визитов в Великобританию в апреле 1957 г., в США – в сентябре 1957 г. и сентябре 1960 г.).

Также на нем лежала ответственность за разработку стратегических вопросов укрепления безопасности страны в условиях «холодной войны» блоков империалистических государств против Советского Союза. Однако далеко не всегда, объективно обусловленные реалиями жизни, разработанные КГБ при СМ СССР предложения находили поддержку у членов Президиума ЦК КПСС. Хотя тревожные сигналы постоянно доходили до Н. С. Хрущева и других членов высшего политического руководства страны.

Созданное 9 лет назад Центральное разведывательное управление США, находившееся на положении «младшего брата» и партнера британской СИС, постепенно превратилось в доминирующую разведслужбу западного мира.

В 1952 г. его разведывательные возможности были значительно увеличены за счет создания Агентства национальной безопасности (АНБ), ответственного за радиотехническую разведку. О его современных возможностях в 2013 г. миру поведал Эдвард Сноуден, в одночасье превратившийся во «врага американского государства № 1».

Также США развернули и стремились увеличивать сеть военных баз вдоль границ Советского Союза, с позиций которых проводилась непрерывная техническая, авиационная и агентурная разведка территории СССР и его союзников.

Однако вряд ли сегодня представляется возможным говорить о том, что степень масштабности и реальности угрозы разведывательно-подрывной деятельности иностранных спецслужб адекватно воспринимались и оценивались тогдашним руководством Советского Союза.

А председателю КГБ И. А. Серову не хватало интеллекта и авторитета, что убедить членов Президиума ЦК КПСС задуматься как о смысле, назначении, содержании и стратегии Запада в «холодной войне» против СССР, так и об адекватных мерах противодействия враждебным замыслам против нашей страны. А его преемникам на посту председателя КГБ при СМ СССР А. Н. Шелепину и В. Е. Семичастному эти качества были присущи еще в меньшей степени.

Хотя в Отчетном докладе ЦК КПСС Внеочередному XXI съезду партии (27 января – 5 февраля 1959 г.) и указывалось, что «надо укреплять органы госбезопасности, острие которых, прежде всего, направлено против агентуры, замыслов империалистических государств».

Объективности ради нельзя не сказать и о том, что нечто подобное повторилось в нашей стране и на рубеже 1990-х годов, горькие плоды чего мы пожинаем и поныне.

Вряд ли Петра Ивановича могли оставить равнодушным скоропалительные, мало продуманные и мало подготовленные инициативы Н. С. Хрущева по сокращению вооруженных сил, когда и молодые лейтенанты, и ветераны Великой Отечественной войны бездушно увольнялись со службы без пенсий, без жилья, без гражданской профессии…

Знал он и о том, какой ропот негодования вызывали эти решения в войсках, о чем докладывал И. А. Серову, а последний – информировал об этом Н. С. Хрущева.

Не говоря уже о том, какой урон эти не всегда продуманные и обоснованные решения и действия наносили обороноспособности страны.

И не видеть, не понимать этого Петр Иванович не мог, но, воспитанный в духе воинской и партийной дисциплины, он считал, что единственно возможной нравственной позицией является только образцовое исполнение своего долга и верность единожды данной присяге советскому народу. И вряд ли в подобных ситуациях возможна какая-либо иная человеческая, гражданская, профессиональная позиция. Хотя, понятно, что такое вынужденное бездействие оставляет кровоточащие раны на сердце…

Нельзя не сказать и о том, что нечто подобное заслуженному ветерану Вооруженных Сил СССР вновь пришлось пережить и на рубеже 1990-х годов, что опять прошло тяжелым катком по его сердцу. А горькие плоды не извлеченных из истории уроков мы пожинаем и поныне.

А начавшийся 1956-й и последующие годы были богаты на многие знаковые события.

Так, в ночь на 22 апреля 1956 г. в Восточном Берлине завершилась масштабная контрразведывательная операция КГБ, в результате которой иностранным журналистам были со всей очевидностью продемонстрированы недружественные действия западных держав.

Речь идет о знаменитом «берлинском тоннеле», являвшемся центральным звеном совместной операции СИС и ЦРУ «Золото», изначально контролировавшейся советскими спецслужбами.

Первоначальный замысел операции был доложен Аллену Даллесу в августе 1953 г., а на совещании в Лондоне в декабре того же года были утверждены все детали строительства секретного тоннеля из Западного в Восточный Берлин для организации перехвата сообщений с советских кабелей телефонной связи.

Однако еще до того как 2 сентября 1954 г. вблизи демаркационной линии между американским сектором Берлина и Германской Демократической Республикой начались тайные землеройные работы, весь план операции уже был известен П. И. Ивашутину от советского агента в СИС Джорджа Блейка[160]. И теперь уже Москва решала, когда и где завершить эту операцию мощным катарсисом. 25 февраля 1955 г. строительство 450-метрового тоннеля было завершено и началось его заполнение разведывательной техникой. 11 мая первая дежурная смена из четырех «технарей» ЦРУ заступила на дежурство непосредственно в «рабочем отсеке» тоннеля на территории столицы ГДР.

Чтобы читатель реально представил себе масштабы этой операции западных спецслужб, отметим, что первоначально на создание тоннеля выделялось шесть миллионов долларов. Реально же его строительство обошлось на 500 тысяч долларов дороже. Для перевода планировавшегося перехвата сообщений была создана специальная «команда» из 317 переводчиков и аналитиков для трехсменной работы. Общий объем записанных подслушанных телефонных переговоров составлял 67 тысяч часов. И, самое ценное, что удалось установить ЦРУ и СИС в результате перехвата, – это то, что военная доктрина Организации Варшавского Договора – военно-политического союза стран народной демократии Европы, оформившегося в столице Польши 15 мая 1955 г., – имеет сугубо оборонительный характер.

За 11 месяцев работы спецподразделением операции «Золото» были подготовлены 1750 разведывательных сообщений для британского премьера и американского президента.

И вот в ночь на 22 апреля 1956 г. западные разведчики были в прямом смысле слова «схвачены за руку». Проникшие в «рабочий отсек», спешно оставленный англо-американскими операторами, советские военнослужащие обнаружили целую радиотехническую лабораторию, не оставляющую сомнения в ее назначении и государственной принадлежности.

Через несколько дней аккредитованным в Берлине иностранным журналистам была предоставлена возможность посетить данную «нежданную находку» советских спецслужб.

Разработчиком сценария эффектного пресечения операции «Золото» являлся лично П. И. Ивашутин, замещавший И. А. Серова, находящегося в командировке в Великобритании, и сопровождая прибывшего сюда Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева и министра обороны Н. А. Булганина.

Однако правительство Ее Величества было в еще большей степени сконфужено тем фактом, что во время швартовки в порту Портсмут под днищем сверхсовременного крейсера «Орджоникидзе», на котором 18 апреля прибыли с официальным визитом Н. С. Хрущев и Н. А. Булганин, погиб британский разведчик коммандер Л. Крэбб.

В октябре-ноябре 1956 г. Ивашутину пришлось замещать председателя КГБ И. А. Серова, который экстренно отбыл в ночь на 24 октября в Будапешт, в связи с начавшимися в Венгрии массовыми беспорядками, которые вскоре переросли в вооруженные столкновения «повстанцев» с армией и полицией.

П. И. Ивашутину приходилось систематически информировать Президиум ЦК КПСС и лично Н. С. Хрущева, причем не только о развитии ситуации в Будапеште. Вторым очагом мировой напряженности в эти дни стала тройственная франко-англо-израильская атака на Египет, с которым у СССР динамично развивались межгосударственные отношения.

Постоянная информация была необходима советскому руководству для выработки конкретных политических решений. Твердая позиция нашей страны в ООН по факту неспровоцированной агрессии против Египта позволила остановить эту войну.

Подводя в целом итоги работы с момента образования КГБ, И. А. Серов докладывал в ЦК КПСС 22 июня 1957 г., что только лично Н. С. Хрущеву Комитетом госбезопасности было направлено 2508 информационных сообщений от резидентур ПГУ за рубежом, в Совет Министров СССР было направлено 2316 подобных сообщений. Также разведывательная информация направлялась КГБ в отделы ЦК КПСС по международным связям и по связям со странами народной демократии, в министерства обороны, иностранных дел, внешней торговли, среднего машиностроения и здравоохранения.

В записке также уточнялось, что по отдельным вопросам оперативной деятельности КГБ, по вопросам политического, экономического и военного положения капиталистических стран, по отдельным вопросам положения в странах народной демократии в ЦК КПСС было направлено 4504 документа, а в Совет Министров – 1750.

В то же время следует подчеркнуть, что из общего числа указанных документов 907 адресованных в ЦК КПСС и 330 адресованных в Совет Министров СССР документов требовали решений этих инстанций по конкретным поднятым в них вопросам.

И за этими сухими «бюрократическими» цифрами в действительности скрыта повседневная кропотливая, напряженная и опасная работа советских разведчиков и контрразведчиков.

Несколько позже И. А. Серов докладывал в ЦК КПСС:

«Выполняя постановления ЦК КПСС о перестройке и устранении недостатков в работе органов госбезопасности, Комитет с помощью ЦК КПСС и партийных органов на местах укрепил чекистский аппарат проверенными и подготовленными кадрами, организовал систематический контроль за работой КГБ республик и УКГБ краев и областей, издал необходимые приказы и указания по вопросам оперативной и следственной работы. Провел два Всесоюзных совещания начальников органов госбезопасности, на которых были вскрыты еще имеющиеся недостатки в работе, намечены пути к их устранению…

Значительно улучшился качественный состав органов госбезопасности. В настоящее время около 80 процентов сотрудников имеют высшее и среднее образование… Внимание всего руководящего состава и партийных организаций органов госбезопасности в настоящее время направлено… на привитие оперативным работникам высокой дисциплины, самоотверженности при выполнении специальных заданий, на постоянное совершенствование их чекистского мастерства, необходимого для борьбы с врагами нашей Родины».

Непосредственно о деятельности «главного противника» в этом документе сообщалось: «В своих разведывательных целях американская разведка использует многочисленные эмигрантские организации, в том числе т. н. «Национальный трудовой союз» (НТС), «Организацию украинских националистов» (ОУН) и другие антисоветские организации.

Направляя антисоветские эмигрантские организации на борьбу против СССР и стран народной демократии, американская разведка затрачивает огромные средства на их содержание. Как известно, США ежегодно ассигнуют более 100 млн долларов для подрывной деятельности против социалистических стран[161]

Организуя подрывную работу против Советского Союза, американская разведка рассчитывает на использование отдельных вражеских элементов внутри нашей страны и создание с их помощью антисоветского подполья. Органы госбезопасности за последние три года вскрыли ряд антисоветских групп, проводивших подрывную работу и поддерживавших связь с некоторыми иностранными посольствами в Москве.

В условиях обострения международной обстановки и разгула реакции в странах империализма, оживления антинародной деятельности контрреволюционных элементов в некоторых странах народной демократии, капиталистические разведки усилили враждебную деятельность против Советского Союза, широко используя в этих целях все имеющиеся у них возможности, в том числе и разного рода шпионско-эмигрантские центры…

Враждебные действия и враждебная пропаганда разведок капиталистических государств вызвали надежду на восстановление капиталистического строя у скрытых врагов социализма, которые после венгерских событий несколько оживились и активизировали свою деятельность… ведут работу против партии, используя в этих целях неустойчивых и политически незрелых лиц из числа рабочих, интеллигенции, молодежи, призывая их к борьбе против советской власти…

Органы госбезопасности с помощью партийных, комсомольских и профсоюзных организаций бдительно следят за происками враждебных элементов и, в соответствии с законами советской власти, своевременно пресекают их преступные действия».

Также указывалось, что для укрепления разведывательных подразделений КГБ в них было направлено более 800 человек, окончивших ведущие вузы страны, в том числе Институт международных отношений, Военно-дипломатическую академию и другие. Что способствовало достижению некоторых результатов «по добыванию качественной информации, что позволило Комитету госбезопасности своевременно информировать Центральный Комитет и Советское правительство о некоторых враждебных планах и намерениях глав империалистических держав по международным вопросам»[162].

И немалый личный вклад в достижение всех этих результатов был внесен самоотверженным трудом первого заместителя председателя КГБ Петра Ивановича Ивашутина.

А 1957 год также был богат на многие неординарные события, которые происходили под контролем и при участии первого заместителя председателя КГБ при СМ СССР П. И. Ивашутина.

21 июня 1957 г. в результате предательства в Нью-Йорке ФБР был арестован американский гражданин Эмиль Голдфус, о чем Москва узнала только в сентябре, незадолго до начала судебного процесса над ним. В действительности это был советский разведчик-нелегал «Марк», назвавшийся полковником Абелем. О его судьбе мы еще расскажем читателю далее.

А с 28 июля по 11 августа Москва была закружена вихрем VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов «За мир и дружбу», участниками которого стали 34 тысячи гостей из 131 страны мира.

Это был не только первый подобный фестиваль, проводимый в социалистической стране, но и крупнейшее международное мероприятие в Москве через 12 лет после Победы в Великой Отечественной войне и в канун 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции.

Разумеется, советское руководство стремилось использовать проведение фестиваля в Москве, на который ожидалось прибытие 25 тысяч участников из капиталистических государств, для демонстрации достижений социалистического государства в преодолении разрушений самой кровопролитной в истории человечества войны. При этом оно также хотело избежать каких-либо чрезвычайных ситуаций, способных нанести ущерб международному авторитету и престижу СССР.

В том числе – исключить возможность осуществления террористических актов. Последний публичный террористический акт, о котором, правда, не сообщалось в печати, произошел в Архангельске 1 мая 1955 г. на трибуне во время праздничной демонстрации, при котором два человека погибли, а еще четверо получили ранения. (Террорист Н. Романов, ранее неоднократно судимый рецидивист, был приговорен к высшей мере наказания.)

Проведение мероприятий фестиваля планировалось более чем на 17 площадях и других объектах столицы. В том числе – Химкинском водохранилище, парках культуры им. А. М. Горького, «Сокольники», Останкинском, «Эрмитаж», «Аквариум», им. Баумана, в Измайлове.

Участников фестиваля также ждали дворцы-музеи в Кускове и Останкине, Архангельском, Троице-Сергиевская лавра в Загорске, Новодевичий монастырь, музеи Революции, Реконструкции Москвы, Восточных культур, Изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, мемориальные музеи Н. А. Островского, А. М. Горького, П. И. Чайковского (г. Клин), Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, Ф. М. Достоевского.

В направленной в управление КГБ по г. Москве и Московской области ориентировке указывалось, что и нашло свое подтверждение впоследствии, что широкие контакты с советскими гражданами могут быть использованы иностранными спецслужбами для «восстановления связей с их старой агентурой, для попыток склонения отдельных неустойчивых в морально-политическом отношении лиц к шпионской работе, а также путем организации различных провокаций в какой-то мере подорвать авторитет и политическое значение фестиваля. Пользуясь широким общением с советской молодежью, иностранные разведки и их агентура будут проявлять интерес к воинским частям и режимным объектам Московской области, а также быту и трудовой деятельности советских граждан». В этой связи от всего оперативного состава управления требовалось «активизировать контрразведывательную работу по всем направлениям деятельности».

Итоги работы чекистов во время фестиваля действительно подтвердили, что отдельные иностранцы прибывали для встреч с известными им лицами, о некоторых из которых им было известно как от изменников Родины, так и от различных зарубежных эмигрантских организаций. В результате работы только сотрудников столичного управления КГБ из числа иностранцев было выявлено около 50 лиц, обоснованно подозревавшихся в причастности к деятельности иностранных спецслужб. Данный факт со всей очевидностью свидетельствует о том, что работники КГБ отнюдь не страдали чрезмерной подозрительностью и шпиономанией.

В то же время последующее привлечение к уголовной ответственности ряда лиц из числа связей иностранцев – около 8 человек, чья преступная деятельность была задокументирована и подтверждена материальными доказательствами (инструкции, письма симпатическими чернилами в тайниках, вознаграждение за переданные материалы и т. д.), свидетельствует о том, что опасения чекистов были не беспочвенными, а основанными на знании тактики и организации деятельности противника.

В декабре 1957 г. Ивашутину было поручено выступить в печати в связи с 40-летием образования ВЧК. В опубликованной 21 декабря в газете «Известия» статье «На страже интересов Родины» он, в частности, писал:

«В условиях сложившейся международной обстановки советские люди призваны всемерно повышать бдительность. Известно, что за последние годы капиталистические разведки стараются непрерывно расширять подрывную деятельность против СССР и стран народной демократии. Не секрет, что правящие круги США подрывную деятельность против стран социалистического лагеря подняли на уровень государственной политики. Правительство США не скупится на средства для организации шпионажа, диверсий и вооруженных выступлений различных подонков и преступников против законных правительств в тех странах, которые проводят свою независимую национальную политику, неугодную империалистическим заправилам. Об этом свидетельствует не только факт ассигнования американским конгрессом 100 миллионов долларов на организацию подрывной деятельности в Советском Союзе и странах народной демократии, но и воинственные заявления ряда ответственных государственных деятелей США…

Об усилении подрывной деятельности против СССР и стран народной демократии говорят материалы, связанные с поимкой на нашей территории американских агентов, о чем неоднократно сообщалось в советской печати. Наглядным свидетельством этому является также контрреволюционный мятеж в Венгрии, подготовленный капиталистическими разведками, и попытка организации заговора против независимой Сирии.

В связи с замечательными успехами советской науки и техники, нашедшими свое воплощение в запуске двух искусственных спутников Земли, создании межконтинентальной баллистической ракеты и самолета, обладающего скоростью 2000 километров в час, следует предполагать со стороны капиталистических разведок новые шпионские и диверсионные попытки.

Необходимо еще выше поднять бдительность всего советского народа, тем более что сила органов госбезопасности Советского Союза состоит прежде всего в неразрывной связи с народом, в его постоянной помощи и поддержке…

Что касается широких масс трудящихся, то они активно поддерживают советскую разведку, оказывают ей большую помощь в борьбе с врагами социалистического государства, видят в ней верного стража интересов Родины.

Решающим условием силы и боеспособности органов госбезопасности Советского Союза является постоянное руководство ими со стороны партии. Еще 8 февраля 1918 г. в Обращении Центрального Комитета партии к коммунистам-чекистам указывалось, что ЧК созданы и существуют как органы партии, работающие по ее директивам и под ее контролем.

В настоящее время чекисты как никогда сплочены вокруг партии, ее Центрального Комитета, беспредельно преданы своему народу и зорко охраняют его безопасность.

Руководимые и направляемые Коммунистической партией Советского Союза органы госбезопасности являются остро отточенным, карающим мечом диктатуры пролетариата. Строго соблюдая социалистическую законность, они твердо стоят на страже интересов советского народа, неустанно ведут непримиримую борьбу с подрывной деятельностью иностранных разведок, со всеми, кто пытается помешать советским людям уверенно идти вперед к полному торжеству коммунизма».

Нельзя не сказать и еще об одной важной новации в деятельности органов КГБ СССР. Летом 1958 г. начальник Управления КГБ при СМ СССР по Ленинградской области Н. Р. Миронов[163] направил письмо Н. С. Хрущеву, в котором предлагал расширить применение в деятельности органов безопасности мер профилактического воздействия в отношении лиц, совершавших политически вредные проступки вследствие недостаточной политической грамотности. Эти предложения нашли понимание и поддержку у тогдашнего заведующего Административным отделом ЦК КПСС (курировал Вооруженные силы, МВД и КГБ при СМ СССР) А. С. Желтова, Н. С. Хрущева, П. И. Ивашутина и И. А. Серова.

В приказе КГБ при СМ СССР от 15 июня 1959 г. № 00225 «О применении мер профилактического воздействия в отношении лиц, совершивших незначительные правонарушения» разъяснялось, что «профилактические меры – это личное воздействие сотрудника органов госбезопасности, либо воздействие через общественные организации, печать или радио на лицо, в отношении которого принято решение предупредить его о недопустимости дальнейших антисоветских действий».

18 февраля 1959 г. в Москве был арестован агент ЦРУ подполковник Главного разведывательного управления Генерального штаба Петр Попов, оперативная разработка которого военной контрразведкой началась еще двумя годами ранее во время его командировки в ГСВГ и осуществлялась под непосредственным контролем П. И. Ивашутина. Рассчитывая на снисхождение суда, Попов согласился принять участие в оперативной комбинации, вследствие которой впервые в Советском Союзе во время встречи с агентом с поличным был задержан атташе посольства США Рассел Август Ланжелли. (Ланжелли был объявлен персоной нон грата, Попов 7 января 1960 г. на выездном заседании военного трибунала в клубе КГБ при СМ СССР им. Ф. Э. Дзержинского был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу.)

Одним из непосредственных результатов оперативной разработки Попова стало неожиданное назначение 3 декабря 1958 г. указом Президиума Верховного Совета СССР генерал армии И. А. Серова начальником Главного разведывательного управления, что объяснялось «необходимость укрепления руководства ГРУ».

Заместитель начальника ПГУ КГБ СССР В. А. Кирпиченко вспоминал, что «в связи с уходом Серова с поста председателя никто в КГБ особых сожалений не высказывал…».

Отметим, что сам Серов в своих мемуарах, вспоминая о заседании Президиума ЦК, где было принято данное решение, подчеркивал: «Хрущев сказал: «Претензий у Президиума к товарищу Серову никаких нет, работал хорошо, я об этом ему сказал. Мы ему сохраним оклад и все, чем он пользовался…»[164] Однако Серов считал это назначение существенным карьерным понижением.

25 декабря 1958 г. новым председателем КГБ при СМ СССР был назначен Александр Николаевич Шелепин[165]. Ему было 40 лет, что, безусловно, не является недостатком, но только в том случае, если возраст сочетается с личными интеллектуальными и организаторскими достоинствами, профессиональным и жизненным опытом. А Шелепин вряд ли обладал этим необходимым для утверждения авторитета руководителя набором качеств: до этого дня он 14 лет проработал на различных аппаратных должностях в комсомоле, в том числе с 1943 г. – секретарем Центрального Комитета Всесоюзного Ленинского коммунистического Союза молодежи, с 1952 г. – первым секретарем ЦК ВЛКСМ. И лишь полгода – с апреля по декабрь 1958 г. – он занимал должность заведующего отделом ЦК КПСС по союзным республикам.

Его жизненный опыт и особенности служебной карьеры предполагали в большей мере не проявление самостоятельности мышления и действий, инициативы и творчества, а лишь умение организовывать исполнение полученных указаний. Но это и учитывалось Хрущевым при выборе кандидатуры руководителя органов госбезопасности, на посту которого он хотел иметь функционера, безропотно выполняющего любые партийные решения.

Что и определило «стиль» работы нового председателя, даже не стремившегося глубоко вникать в суть важнейшей функции государственного управления. Так что вряд ли можно говорить об обоснованной целесообразности подобного кадрового решения, однако оно создавало иллюзию полного «партийного контроля» над «госбезопасностью».

В день назначения А. Н. Шелепина Председателем КГБ при СМ СССР, 25 декабря 1958 г. произошло еще одно событие, имевшее важнейшее значение для функционирования этого ведомства: Верховным Советом СССР были приняты Основы уголовного законодательства и Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик.

Первый из названных документов, призванный стать основой для разработки новых уголовных и уголовно-процессуальных кодексов союзных республик СССР, вводил понятие и систему особо опасных и иных государственных преступлений. Статья 28 Основ уголовного судопроизводства СССР определяла подследственность уголовных дел по особо опасным и иным государственным преступлениям следователям и следственным подразделениям КГБ СССР. Непосредственно компетенция КГБ в сфере правоприменения определялась уголовными и уголовно-процессуальными кодексами союзных республик СССР (новые Уголовные кодексы были введены в действие с 1 января 1961 г.). В Российской Федерации подследственность возбуждаемых уголовных дел определялась статьей 126 УПК РСФСР 1960 г. Этой статьей к компетенции (подследственности) органов КГБ были отнесены 18 составов преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом РСФСР. В том числе измена Родине (статья

64 УК РСФСР), шпионаж (ст. 65), террористический акт (статьи 66 и 67), диверсия (ст. 68), антисоветская агитация и пропаганда (ст. 70), организационная антисоветская деятельность (ст. 72), вредительство (ст. 73), разглашение государственной тайны (ст. 75) и утрата документов, содержащих государственную тайну (ст. 76), контрабанда (ст. 78), массовые беспорядки (ст. 79), незаконный переход государственной границы (ст. 83), незаконные валютные операции (ст. 88). И еще по 15 составам преступлений была предусмотрена альтернативная подследственность совместно с органами прокуратуры.

Еще одной чрезвычайно важной новацией для деятельности органов государственной безопасности стало утверждение 9 января 1959 г. Советом Министров и ЦК КПСС Положения о Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР и его органах на местах, ставшее основным нормативно-правовым документом до принятия 16 мая 1991 г. закона «Об органах государственной безопасности СССР».

Данное Положение, в частности, гласило:

«1. Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и его органы на местах являются политическими органами, осуществляющими мероприятия Центрального Комитета партии и Правительства по защите Социалистического государства от посягательств со стороны внешних и внутренних врагов, а также по охране государственной границы СССР. Они призваны бдительно следить за тайными происками врагов Советской страны, разоблачать их замыслы, пресекать преступную деятельность империалистических разведок против Советского государства…

3. Комитет государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального Комитета КПСС.

Комитет госбезопасности при СМ СССР несет ответственность за обеспечение государственной безопасности в стране и систематически отчитывается о всей проводимой им работе перед ЦК КПСС и Советом Министров СССР, а местные органы КГБ – соответственно перед ЦК компартий союзных республик, крайкомами, обкомами, горкомами, райкомами партии и Комитетом госбезопасности при Совете Министров СССР.

…5. Комитет государственной безопасности возглавляет председатель, который утверждается ЦК КПСС и назначается Президиумом Верховного Совета СССР. Заместители председателя Комитета утверждаются ЦК КПСС и назначаются Советом Министров Союза ССР.

6. Председатель Комитета, заместители председателя в пределах своей компетенции издают приказы и инструкции на основании и во исполнение действующих законов, постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР…

7. На Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и его местные органы возлагаются:

а) разведывательная работа в капиталистических странах;

б) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведывательных органов, зарубежных антисоветских центров и с их агентурой внутри страны;

в) борьба с вражеской деятельностью антисоветских и националистических элементов внутри СССР;

г) контрразведывательная работа в Советской армии, ВМФ, ГВФ, в пограничных войсках и войсках МВД с целью предупреждения проникновения в их ряды агентуры иностранных разведок и иных вражеских элементов;

д) контрразведывательная работа на специальных объектах, особо важных объектах промышленности и на транспорте;

е) охрана государственных границ Союза ССР;

ж) охрана руководителей Партии и Правительства;

з) организация и обеспечение Правительственной связи;

и) организация радиоконтрразведывательной работы и учет необходимых данных о действующих на территории страны ведомственных радиостанциях;

к) разработка мобилизационных планов по развертыванию органов госбезопасности и войсковых частей Комитета и выполнение других поручений ЦК КПСС и Правительства Союза ССР…»

Статья 12 Положения гласила:

«Органы государственной безопасности во всей своей деятельности должны строго соблюдать социалистическую законность. Они обязаны использовать все предоставленные им законом права, чтобы ни один враг Советского государства не уклонился от заслуженной кары и чтобы ни один гражданин не подвергся необоснованному привлечению к ответственности. Должны сурово пресекаться нарушения социалистической законности и произвол как действия, посягающие на социалистический правопорядок и права советских граждан.

Органы государственной безопасности обязаны непосредственно и через соответствующие организации принимать меры предупредительного характера в отношении тех советских граждан, которые допускают политически неправильные поступки в силу своей недостаточной политической зрелости.

Надзор за следствием в органах госбезопасности осуществляется Генеральным прокурором СССР и подчиненными ему прокурорами в соответствии с Положением о прокурорском надзоре в СССР».

Руководители и партийные организации органов и войск КГБ обязывались воспитывать своих сотрудников «в духе партийной принципиальности, беззаветной преданности Коммунистической партии и социалистической Родине, в духе бдительности, честного отношения к делу и строжайшего соблюдения социалистической законности. Партийные организации проводят партийно-политическую и организационную работу и обеспечивают развитие деловой критики и самокритики. Партийные организации и каждый коммунист имеют право, руководствуясь уставом КПСС, сигнализировать о недостатках в работе органов государственной безопасности в соответствующие партийные органы».

Заканчивался текст Положения словами:

«Работники государственной безопасности, облеченные высоким доверием Коммунистической партии и советского народа, должны с честью выполнять возложенную на них почетную задачу по обеспечению государственной безопасности социалистической Родины».

В связи с принятием данного Положения Петр Иванович был назначен членом Коллегии при СМ СССР, каковым он оставался до марта 1963 г.

В одном из интервью В. Е. Семичастный подчеркивал: «Со времен Шелепина органы слишком изменились в сторону либерализации. Резко сократили аппарат, упразднили почти всех уполномоченных по районам, кроме пограничных и портовых городов. Прежней силы мы уже не имели и на нее не претендовали… Хрущев и Политбюро держали органы на расстоянии, еще сказывались события, связанные с Берией. И мы сами не очень стремились вникать в такие дела, потому что понимали: наша задача другая… У Хрущева была навязчивая идея разлампасить и распогонить КГБ». То есть лишить сотрудников КГБ воинских званий, подчеркивавших особый характер государственной службы в органах госбезопасности СССР.

Даже сторонний наблюдатель, каковым, правда, являлся весьма информированный работник аппарата ЦК КПСС, отмечал, что «Хрущев низвел КГБ до уровня обычного министерства, его председатель А. Н. Шелепин не был даже кандидатом в члены Президиума ЦК, нередко выслушивал упреки «старших товарищей» по партии, которые он не мог профессионально грамотно парировать»[166].

Речи его были проникнуты партийным пафосом бывшего комсомольского функционера и содержали тривиальные призывы и критические замечания. Многие функции фактического руководства КГБ непосредственно лежали на его заместителях.

Если при Серове у председателя КГБ было 6 заместителей, то летом 1959 г., в русле начатой «перестройки», Шелепин сократил их число до трех. При этом первым заместителем председателя КГБ остался П. И. Ивашутин. Двумя другими заместителями стали председатель КГБ Белоруссии А. И. Перепелицын и заместитель заведующего Административным отделом ЦК КПСС В. С. Тикунов, ранее не имевший отношения к работе в правоохранительных органах. А. И. Перепелицын также не был «опытным профессионалом», начав свою чекистскую карьеру в апреле 1954 г. сразу с должности заместителя председателя КГБ при СМ Белорусской ССР.

Столь кардинальная замена руководства в ведомстве, вступившем в полосу очередного «реформирования», при замене опытных профессионалов недостаточно компетентными «варягами», вряд ли может считаться оптимальным кадровым решением Президиума ЦК КПСС.

Таким образом, основное повседневное руководство деятельностью оперативных подразделений КГБ объективно ложилось на П. И. Ивашутина.

В мае 1959 г. состоялось второе всесоюзное совещание руководящего состава органов КГБ. Как сообщала газета «Правда», в его работе приняли участие Секретарь ЦК КПСС А. И. Кириченко, министр обороны СССР Р. Я. Малиновский, председатель Верховного суда СССР А. Ф. Горкин, министр внутренних дел И. П. Дудоров, ответственные работники ЦК КПСС и Совета Министров, Прокуратуры РСФСР и СССР[167].

Продолженная А. Н. Шелепиным кампания «чисток» и сокращений личного состава и должностей не лучшим образом сказывалась как на результатах оперативно-следственной работы органов КГБ, так и на морально-психологическом климате в чекистских коллективах, порождая у сотрудников чувства неуверенности, недооценности важности, общественно-политической значимости и сложности их труда по обеспечению безопасности государства и его граждан.

Тем не менее сама жизнь доказывала необходимость не на словах, а на деле крепить оборону страны. И самым наглядным подтверждением этого явилось «пресечение полета американского самолета-разведчика» под управлением Френсиса Гарри Пауэрса над территорией нашей страны 1 мая 1960 г. Пауэрс был задержан военными контрразведчиками после приземления в результате катапультирования.

Обломки специального «самолета-невидимки» U-2 были выставлены на всеобщее обозрение в Парке культуры и отдыха имени Горького в Москве.

Курирование подготовки судебного процесса над пилотом Пауэрсом также осуществлял Петр Иванович Ивашутин. Любопытная деталь: чтобы вскрыть содержание подготовки американских пилотов к выполнению разведывательных заданий, офицеры ГРУ обратились к Ивашутину с просьбой провести допрос Пауэрса. Петр Иванович не только принял уполномоченного представителя ГРУ, но и в ходе предварительной беседы порекомендовал ему наиболее рациональный план проведения допроса, что позволило получить всю необходимую военным разведчикам информацию.

19 августа 1960 г. Военной коллегией Верховного суда СССР Г. Пауэрс был приговорен к 10 годам лишения свободы.


Генерал армии, Герой Советского Союза П. И. Ивашутин


Этот судебный процесс положил конец американской программе высотных разведывательных полетов, санкционированной лично президентом Д. Эйзенхауэром в 1956 г. (Всего в результате этой программы было осуществлено около 160 полетов, в результате которых США потеряли 12 машин и экипажей.)

Выступая 26 октября 1961 г. на XXII съезде КПСС Председатель КГБ при СМ СССР А. Н. Шелепин подчеркивал:

«Идеологи империализма… открыто провозглашают, что в борьбе за мировое господство подрывная деятельность их разведок призвана сыграть видную роль. Правящие круги империалистических держав активно и цинично используют разведывательные органы в своей политике, придавая ей все более зловещий и провокационный характер…

Советский Союз и другие социалистические страны – это главный объект для империалистических разведок. Засылая в нашу страну своих агентов, они широко используют для шпионажа и сбора разведывательной информации наши все более расширяющиеся международные связи, и особенно туристические.

Не имея среди советского народа социальной базы для подрывной работы, они пытаются обрабатывать отдельных неустойчивых в политическом и моральном отношениях наших граждан в антисоветском духе, вербовать их в качестве своих агентов, идут на всякого рода ухищрения и провокации, осуществляют диверсии на идеологическом фронте.

Учитывая все это, органы КГБ сосредотачивают свои главные усилия на разоблачении и решительном пресечении действий вражеских разведок. Эта борьба станет тем успешнее, чем выше будет бдительность советских людей, чем активнее они будут помогать органам безопасности, чем решительнее и беспощаднее вся наша общественность будет выступать против фактов политической беспечности, благодушия и ротозейства… Святая обязанность советских людей – надежно хранить партийную, государственную и военную тайну. Само собой разумеется, что не должны допускать в наших рядах шпиономании, сеющей подозрительность и недоверие среди людей.

В США очень модным сейчас является термин «разведывательный потенциал»… Но это «секретное американское оружие», образно говоря, разбивается о моральный потенциал нашей страны, о монолитное единство советского народа, его горячий патриотизм и высокую революционную бдительность».

Далее, приведя ряд фактов нарушения законности, в частности, при проведении следствия, председатель КГБ заявлял, что:

«В органах госбезопасности полностью ликвидированы извращения в работе и нарушения социалистической законности. Решительными мерами ЦК КПСС и Советского правительства с этим покончено навсегда. Тяжкие злоупотребления, процветавшие в период культа личности, никогда, никогда не повторятся в нашей стране, в нашей партии.

Органы государственной безопасности реорганизованы, значительно сокращены, освобождены от несвойственных им функций, очищены от карьеристских элементов. На работу в них партия направила большой отряд партийных, советских и комсомольских работников. Комитет государственной безопасности и его органы на местах имеют сейчас хорошо подготовленные, грамотные, беспредельно преданные партии и народу кадры, способные успешно решать сложные задачи обеспечения государственной безопасности нашей страны.

Вся деятельность органов КГБ проходит теперь под неослабным контролем Партии и Правительства, строится на полном доверии к советскому человеку, на уважении его прав и достоинства.

Никто сейчас не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут наказанию иначе, как по приговору суда…

Чекисты опираются на народ, тесно связаны с трудящимися, с широкой советской общественностью. Органы государственной безопасности – это уже не пугало, каким их пытались сделать в недалеком прошлом враги – Берия и его подручные, а подлинно народные политические органы нашей партии в прямом смысле этого слова. Исключительно большую роль в деятельности органов КГБ играют партийные организации, которые заняли достойное, подобающее им место во всей нашей работе.

Теперь чекисты могут с чистой совестью смотреть в глаза партии, в глаза советского народа. Принципиально новым в работе органов государственной безопасности является то, что наряду с усилением борьбы с агентурной работой вражеских разведок они стали широко применять предупредительные и воспитательные меры в отношении тех советских граждан, кто совершает политически неправильные поступки, порой граничащие с преступлением, но без всякого враждебного умысла, а в силу своей политической незрелости или легкомыслия. Это является, на мой взгляд, одной из форм участия органов КГБ в обеспечении воспитательной функции социалистического государства…

Советские чекисты понимают свою большую ответственность перед партией и народом, полны стремлением и дальше под руководством партии всемерно укреплять органы государственной безопасности, оттачивать их острие, направленное против происков империалистических держав и их разведок…»

Как мы уже отмечали ранее, слова Шелепина о расширении роли профилактики в деятельности органов КГБ полностью соответствовали действительности.

Но и находясь на высокой должности первого заместителя Председателя КГБ, П. И. Ивашутин оставался человеком, лишенным барского высокомерия, доступным для подчиненных и открытым в общении с ними.

Как рассказывал автору доктор военных наук, профессор Анатолий Исаевич Цветков, при их первом непосредственном знакомстве Петр Иванович, обратив внимание на орденские планки и нашивки за ранения молодого майора-пограничника, поинтересовался, где тому пришлось воевать, его планами, особенно, узнав о его научной работе. (Сам Анатолий Исаевич войну закончил в Берлине и оставил свою роспись на одной из стен Рейхстага.) Приглашал обращаться, в случае возникновения необходимости. И, как вспоминал ветеран, несколько раз он воспользовался этим приглашением для получения консультаций по своей диссертационной работе.

5 ноября 1961 г. в связи с избранием А. Н. Шелепина секретарем ЦК КПСС Президиум ЦК КПСС принял решение поручить исполнение обязанности председателя КГБ при СМ СССР тов. П. И. Ивашутину.

Указом Президиума Верховного Совета СССР 13 ноября 1961 г. председателем КГБ СССР был назначен Владимир Ефимович Семичастный[168]. Он был моложе даже своего предшественника – ему было всего 37 лет. Так же, как и Серов, Семичастный был личным выдвиженцем и протеже Н. С. Хрущева.

А. Н. Шелепин, писал о нем бывший заместитель начальника ПГУ КГБ В. А. Кирпиченко, по общему впечатлению сотрудников КГБ, чувствовал себя на посту председателя человеком временным и не пустил глубоких корней в Комитете. А его преемник В. Е. Семичастный еще далеко не сформировался как государственный деятель, в нем было больше комсомольского задора, чем политической мудрости.

Через две недели после назначения Семичастного председателем КГБ при СМ СССР, 28 ноября 1961 г., президент США Джон Фицджеральд Кеннеди на церемонии открытия нового здания Штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли заявил: «О ваших успехах никогда не говорят, а о ваших неудачах трубят повсюду. Ясно, что вы не можете говорить о тех операциях, которые идут хорошо. Те же, которые идут плохо, обычно говорят сами за себя». Президент США подчеркнул: «Я уверен, что вы понимаете, как важна ваша работа и как высоко будут оценены в далеком будущем ваши усилия».

При этом 1 сентября 1961 г. разведывательное сообщество США пополнилось Разведывательным управлением Министерства обороны (РУМО), на первых порах не проводившим агентурных разведывательных операций.

А 1 мая 1961 г. был принят в эксплуатацию сверхпрочный бункер – Кризисный центр, под западным крылом Белого дома в Вашингтоне, откуда президент США в качестве главнокомандующего должен был руководить ведением ядерной войны…

Как руководители органов безопасности страны, находящейся в состоянии «холодной войны», Семичастный и Шелепин, оставили о себе, мягко выражаясь, не слишком «добрую память» у сотрудников КГБ.

При Семичастном, согласно известной поговорке о «новой метле», что отражает распространенную практику «утверждения нового стиля руководства», произошел ряд изменений в руководстве Комитета госбезопасности. Но первым заместителем председателя КГБ при СМ СССР по-прежнему остался генерал-полковник П. И. Ивашутин (это звание Петру Ивановичу было присвоено 18 февраля 1958 г.).

По свидетельствам современников, В. Е. Семичастный ограничивался административной работой, не испытывал потребности ни в углублении специальных знаний, ни во внедрении научных достижений в организацию оперативно-служебной деятельности органов КГБ.

Семичастный информировал ЦК КПСС, что за период с 1954 по 1961 год из органов госбезопасности было уволено 46 тысяч офицеров. Взамен их пришли 10 тысяч новых сотрудников, без сомнения, с более высоким уровнем общего образования, но не имевшие как специальной подготовки, так и опыта практической работы в правоохранительных органах.

В своих мемуарах Владимир Ефимович отмечал: «Принятие решений по повседневным оперативным вопросам возлагалось на меня, моих замов и в ряде случаев на начальников управлений. Хрущеву сообщалось лишь о самых принципиально важных вещах, которые могли бы серьезнейшим образом отразиться на политике страны».

Президиум ЦК КПСС и прежде всего первый секретарь Н. С. Хрущев «участвовали в разработке комплексных планов деятельности органов КГБ, в определении их места в советском обществе, в решении кадровых вопросов. Политбюро утверждало основные инструкции, положения, регулировавшие нашу работу, но в конкретные операции не посвящалось – информировалось по результатам.

Члены Политбюро знали ту часть нашей работы, которая выполнялась в соответствии с Конституцией СССР и решениями съездов партии. Техника и технология исполнения этих задач, в том числе и нелегальными методами, осуществлялась аппаратами КГБ без их ведома.

Для первого секретаря не было секретов, но подлинных имен (источников информации. – О.Х.), мы не называли».

В заключение приведем еще один документ, который характеризует некоторые аспекты работы П. И. Ивашутина.

Речь идет о специальном докладе В. Е. Семичастного о работе с кадрами с 1954 по 1962 год. Процитируем некоторые его фрагменты.

«После ликвидации банды Берия и разоблачения культа личности Сталина, под неослабным руководством ЦК КПСС и лично Н. С. Хрущева, в органах госбезопасности ликвидированы извращения в работе и нарушения социалистической законности, восстановлены ленинский стиль и методы работы, возрождены славные традиции ВЧК… За период с 1954 г. из органов госбезопасности (без войск), с учетом проходивших сокращений штатов, уволено более 46 тысяч офицеров, в том числе почти половина – с 1959 г. (то есть после назначения председателем КГБ при СМ СССА А. Н. Шелепина). Свыше трех тысяч офицеров уволено как не пригодных и не способных в новых условиях обеспечить выполнение возложенных на них обязанностей, многие из которых являлись нарушителями социалистической законности. По фактам, дискредитирующим высокое звание генерала, 64 бывших ответственных работника органов госбезопасности лишены генеральских званий.

Назначение пенсий производилось в строгом соответствии с действующим законодательством. Многим офицерам, уволенным по служебному несоответствию, пенсии вовсе не назначались, а более 350 человек получают пенсию в половинном размере.

За это же время органы госбезопасности значительно пополнены свежими, грамотными, политически подготовленными, прошедшими хорошую школу жизни кадрами. По рекомендациям партийных и комсомольских органов только на офицерские должности на работу в органы КГБ вновь принято более шестнадцати с половиной тысяч человек, что составляет около 48 % ко всему офицерскому корпусу КГБ. Офицеров, находящихся на работе в органах госбезопасности с 1937 г., насчитывается всего 1,2 %.

Многим политически зрелым, положительно зарекомендовавшим себя на работе чекистам, не имевшим необходимой общеобразовательной подготовки, были созданы условия для получения высшего и среднего образования без отрыва от работы. С момента создания Комитета более 7 тысяч сотрудников окончили заочные и вечерние вузы и около 15 тысяч – средние школы.

К настоящему времени качественный состав офицерских кадров (без войск) органов госбезопасности в целом значительно улучшился и по сравнению с 1954 г. характеризуется следующими данными.



Среди работников КГБ имеют ученые степени докторов наук 9 человек, кандидатов наук – 235 человек, Героев Советского Союза – 32 человека.

В работе по подбору и расстановке кадров большое внимание обращалось прежде всего на укрепление руководящих кадров центрального аппарата и периферийных органов КГБ, а также разведывательных, контрразведывательных и следственных подразделений. За отчетный период были заменены все руководители главных управлений, самостоятельных управлений и отделов центрального аппарата, а также руководители местных органов КГБ, за исключением 6 руководителей УКГБ-КГБ областей и автономных республик.

Только на должности руководящего состава в органы КГБ направлено более 460 человек из числа партийных, советских и комсомольских работников. Качественный состав руководящих кадров органов госбезопасности (без войск), входящих в номенклатуру ЦК КПСС и КГБ при СМ СССР, характеризуется следующими данными.



За последние три года группа руководящих работников КГБ, в целях укрепления органов охраны общественного порядка, прокуратуры и др., по решению партийных органов выдвинута на должности министров, заместителей министров, прокуроров союзных республик /Российской Федерации, Украинской, Белорусской, Латвийской, Грузинской, Туркменской и др.

Последствия вражеского руководства органами госбезопасности тяжело отразились на оперативной деятельности разведки. Кадры были засорены, а разведывательная работа запущена. Значительная часть сотрудников разведки по своим политическим и деловым качествам не способны были выполнять поставленные перед ними ответственные задачи. На закордонную работу проникли карьеристы, двурушники, политически сомнительные и неустойчивые лица. Имевшие место факты измены Родине в 1953–1954 гг. привели к тому, что многие опытные разведчики были расшифрованы и не могли быть использованы на работе за границей.

ЦК КПСС уделял постоянное внимание органам разведки, тщательно разбирался с положением дел и оказывал большую практическую помощь. В постановлении от 30 июня 1954 г. Центральным Комитетом партии и Советом Министров СССР наряду с неудовлетворительной оценкой работы разведывательной службы были поставлены большие задачи и определены пути улучшения разведывательной работы. Руководствуясь этим постановлением, Комитет госбезопасности принял меры к укреплению органов разведки политически подготовленными, высококвалифицированными кадрами. Пополнение разведки, как правило, ежегодно проводилось по решениям ЦК КПСС за счет партийных, советских и комсомольских работников, лиц, работавших в учреждениях и ведомствах, связанных по работе с заграницей, выпускников Высшей дипломатической школы МИД, Военно-дипломатической академии Советской армии и учебных заведений КГБ, а также сотрудников других подразделений органов госбезопасности. Одновременно проводилась большая работа по очищению разведки от лиц, не внушавших доверия, неустойчивых в моральном отношении, со слабой общеобразовательной подготовкой и низкими деловыми качествами.

Важное значение имело решение Центрального Комитета партии от 10 мая 1956 г. «О мерах по реорганизации и укреплению научно-технической разведки». В соответствии с этим решением из министерств и ведомств на работу в разведку прибыло около 60 специалистов различного профиля. Сотрудники, не имевшие высшего технического образования, были заменены инженерами и научными работниками, компетентными в вопросах современной науки и техники. В ряде министерств и государственных комитетов созданы разведотделы. Перестройка работы отдела научно-технической разведки способствовала улучшению результатов оперативной деятельности за границей. Значительно увеличилось количество и качество поступающей информации, которая с успехом реализуется в нашей промышленности.

Проведенная в 1958 г. комиссией Отдела административных органов ЦК КПСС проверка состояния работы с кадрами в I Главном управлении оказала серьезную помощь в выявлении и устранении имевшихся в этом деле серьезных недостатков.

Большие усилия по дальнейшему укреплению органов разведки были осуществлены за последние четыре года (1959–1962 гг.). Основное внимание было сосредоточено на вопросах укомплектования заграничных резидентур квалифицированными работниками с высокими политическими, деловыми качествами и хорошим знанием иностранных языков, на создании необходимого резерва кадров руководящих и оперативных работников, перспективных для работы за границей, а также на вопросах подготовки, воспитания кадров и совершенствования аппарата разведывательной службы.

На работу в разведку было направлено более 600 сотрудников, в том числе группа ответственных работников из аппарата ЦК КПСС, Московской городской и областной партийных организаций, а также много чекистов с опытом контрразведывательной работы.

Повысились требования к сотрудникам, выезжающим за кордон. Ежегодное комплектование и замена оперативного состава резидентур осуществляется в соответствии с перспективным планом подготовки и переподготовки кадров разведки на 1961–1965 гг.

Несмотря на то, что количество находящихся за границей сотрудников только с 1959 г. увеличилось на 23 %, принятыми мерами некомплект кадров за границей почти полностью ликвидирован и на 1 января 1963 г. составлял всего 0,6 % (в 1954 г. этот некомплект составлял более 30 %), причем на все вакантные должности имеются кандидаты, которые находятся в стадии оформления. Увеличение численности сотрудников разведки за кордоном объясняется расширением задач, стоящих перед разведкой в странах главного противника, и созданием резидентур во вновь образовавшихся в результате национально-освободительного движения государствах Африки и в некоторых странах Азии. Кроме того, активизация подрывной деятельности разведок главных империалистических государств против советских граждан за границей требовала также принятия мер по усилению контрразведывательной работы в капиталистических странах, активизации деятельности разведки против главного противника с территории третьих стран. В связи с этим к настоящему времени количество резидентур КГБ по сравнению с 1954 г. увеличилось с 40 до 63.

В целях зашифровки сотрудников и более эффективного использования в интересах разведки министерств и ведомств, имеющих связи с заграницей, Комитету госбезопасности с разрешения ЦК КПСС в МИДе, МВТ и других организациях предоставлено более 230 должностей, которые замещены сотрудниками разведки.

Для проведения активных мероприятий и дезинформации противника в июне 1959 г. в Первом Главном управлении создан отдел «Д», который в короткий срок был укомплектован подготовленными работниками.

В связи с активизацией деятельности контрразведок противника особое внимание уделялось контрразведывательной подготовке выезжающих за границу сотрудников. Обмен кадрами между разведкой и контрразведкой стал более организованным. Отдел контрразведки за границей Первого Главного управления КГБ реорганизуется в службу № 2 и укрепляется за счет перспективных работников местных органов.

С целью планомерного пополнения подразделений разведки и создания необходимого резерва кадров для закордона Комитет стал больше направлять за границу работников местных органов. В конце 1962 г. Коллегия Комитета госбезопасности рассмотрела вопрос о работе с кадрами в разведывательных подразделениях КГБ Украины и утвердила план потребности и перспективного использования кадров местных органов на работе в загранаппаратах.

По просьбе Комитета госбезопасности ЦК КПСС разрешено отобрать в 1963 г. в разведку 55 человек из числа работников партийных органов г. Москвы, а также министерств и ведомств, связанных с работой за границей.

Проведенная работа дала значительные положительные результаты. Оперативные сотрудники Первого Главного управления КГБ, непосредственно занимающиеся разведывательной работой в капиталистических странах, к настоящему времени обновлены более чем на 70 %.

Об улучшении качественного состава кадров разведки, находящихся на работе за границей, свидетельствуют следующие сравнительные данные.



Подготовка кадров разведчиков проводится в Высшей разведывательной школе Комитета (школа № 101), на факультете иностранных языков Высшей школы КГБ им. Ф. Э. Дзержинского и на специальных курсах, создаваемых по мере необходимости.

С 1960 г. на факультете усовершенствования школы № 101 проводится плановая подготовка руководящих работников для резидентур КГБ за счет перспективных разведчиков, положительно зарекомендовавших себя на практической работе за границей.

Мероприятия по улучшению изучения, подготовки и воспитания кадров разведки позволили поднять уровень работы закордонных аппаратов КГБ. Однако случаи недисциплинированности и нерадивого отношения к делу отдельных сотрудников разведки все еще имеют место. В I962 г. по указанным мотивам из-за границы досрочно отозвано 14 человек, из них 6 человек – за аморальные проступки.

Серьезным провалом в работе разведки является измена Родине в 1961 г. бывшего сотрудника резидентуры КГБ в Хельсинки Голицына. Это обстоятельство вызвало дополнительные трудности в работе с кадрами разведки, связанные с немедленным отзывом из-за границы более 60 опытных разведчиков и перемещением в другие подразделения КГБ группы сотрудников центрального аппарата разведки, расшифрованных предателем. Благодаря имевшимся резервам в кадрах эти потери в короткие сроки были восполнены. Комитетом госбезопасности были приняты и другие неотложные меры по локализации последствий предательства.

Измена Голицына явилась результатом безответственного отношения резидента к порученному делу, поверхностного изучения морально-политических и деловых качеств работников при направлении их за границу, слабого контроля за их деятельностью со стороны Центрального аппарата разведки. Виновные в этом деле Комитетом госбезопасности строго наказаны, о чем доложено ЦК КПСС. Комитет госбезопасности сделал необходимые выводы из факта предательства и принимает меры к улучшению отбора кадров в разведку и усилению воспитательной работы среди сотрудников, находящихся за границей. Работа руководящего состава и партийной организации Первого Главного управления КГБ подчинена задачам воспитания у разведчиков чувства высокой партийности и ответственности за порученное дело, бдительности и конспирации в работе, любви и преданности Коммунистической партии, Советскому правительству, своей Родине. Особое внимание в воспитании кадров уделяется мобилизации разведчиков на усиление работы резидентур против главного противника, совершенствование форм и методов разведывательной деятельности с учетом современной обстановки в капиталистических странах и требований, предъявляемых ЦК КПСС. Усилен контроль за состоянием дел в загранаппаратах, куда стали чаще выезжать руководящие работники КГБ.

Коллектив разведки в морально-политическом отношении здоров. Находясь за границей в трудных условиях все более осложняющейся обстановки, советские разведчики проявляют смелость и настойчивость в достижении намеченных целей, полны горячего стремления успешно выполнить задачи, поставленные перед ними Коммунистической партией и Советским правительством.

Большие мероприятия проведены по укреплению кадрами контрразведывательной службы Центрального аппарата и местных органов КГБ. При этом серьезное внимание уделялось подразделениям, ведущим оперативную работу по посольствам и миссиям капиталистических государств, аккредитованным в Москве, иностранцам, приезжающим в СССР, а также на объектах оборонной и атомной промышленности. Контрразведка пополнилась политически грамотными молодыми кадрами, имеющими инженерно-техническую и языковую подготовку. Более чем на 50 % обновился руководящий состав контрразведывательных подразделений за счет приема новых сотрудников с партийной, советской, комсомольской работы, а также выдвижения положительно проявивших себя на практической работе рядовых работников.

По состоянию на 1 января 1963 г. в двух управлениях и отделах местных органов КГБ почти 60 % сотрудников имеют высшее и незаконченное высшее образование (в 1954 г. было 18 %), около 80 % специальную и чекистскую подготовку.

Во 2-м Главном (контрразведывательном) управлении КГБ работает более 80 % сотрудников с высшим и незаконченным высшим образованием. (В 1954 г. было 38 %.) Более 70 % должностей, подлежащих замещению лицами со знанием иноязыков и с инженерно-технической подготовкой, укомплектовано соответствующими работниками.

Для ускоренного пополнения контрразведывательных подразделений подготовленными кадрами со знанием иностранных языков при Высшей школе КГБ дополнительно к имеющемуся факультету иностранных языков созданы двухгодичные курсы, на которых обучается 80 человек.

Проведенные мероприятия позволили улучшить деятельность контрразведки. За последние годы осуществлены важные оперативные мероприятия, в результате которых разоблачен ряд агентов разведок капиталистических государств.

Состав следственных работников обновлен как в центре, так и на местах. Ни один следователь бывшей следственной части периода вражеского руководства в настоящее время на следствии не работает. Следственные отделы (отделения, группы) укомплектованы политически зрелыми и юридически грамотными кадрами. Достаточно сказать, что в следственных аппаратах Комитета и его органах на местах на 1 января 1963 г. следователей с высшим и незаконченным высшим образованием (в абсолютном большинстве юридическим) работает более 92 % (в 1954 г. было около 24 %), а в Следственном отделе КГБ при СМ СССР – почти 97 %.

Принятые меры по укреплению следственных аппаратов органов госбезопасности дали возможность в короткие сроки устранить имевшие место извращения в следственной работе и восстановить в их деятельности социалистическую законность.

Значительно укреплены подготовленными кадрами органы военной контрразведки и прежде всего особые отделы, дислоцирующиеся за границей, а также осуществляющие оперативную работу в ракетных частях и на режимных объектах Министерства обороны СССР. Если в 1954 г. в особых отделах работало более 43 % офицеров, не имевших среднего образования, то на 1 января 1963 г. число их сократилось до 1,2 %, а количество офицеров с высшим образованием возросло с 4,6 % до 33,5 %; около 34 % офицеров теперь имеют военное образование. Свыше 90 % генералов и офицеров военной контрразведки (в округах, флотах и армиях) назначено на руководящие должности за последние 4 года. Многие особые отделы КГБ военных округов, флотов, армий, корпусов, дивизий в настоящее время возглавляют в прошлом командно-политические работники Советской армии и Военно-Морского флота, направленные на работу в военную контрразведку в соответствии с решениями ЦК КПСС…

С учетом всевозрастающего использования достижений науки и техники в подрывной деятельности разведок империалистических государств против Советского Союза Комитетом госбезопасности были приняты соответствующие меры по укреплению кадрами оперативно-технических служб (8 Главное и Оперативно-техническое управления) КГБ.

За последние два года в оперативно-технические подразделения было подобрано и направлено почти 2 тысячи специалистов из различных областей знаний. Большая группа сотрудников без отрыва от работы проходила обучение в высших и средних технических учебных заведениях, в заочных аспирантурах и на различных курсах повышения квалификации. Сейчас в указанных службах работают 36 кандидатов наук, свыше 1500 инженеров, математиков и других высококвалифицированных специалистов.

Повышение технической вооруженности органов КГБ, укрепление их специалистами высокой квалификации расширили возможности оперативно-технических служб в решении разведывательных и контрразведывательных задач.

В марте 1957 г. по решению ЦК КПСС и Совета Министров СССР в состав Комитета госбезопасности были переданы пограничные войска. В этот период более половины офицеров-пограничников не имели среднего образования, что отрицательно отражалось на уровне пограничной службы. За прошедшее время состав офицерских кадров пограничных войск улучшился, укреплено звено начальников пограничных застав и командно-политический состав отрядов, то есть подразделений и частей, осуществляющих непосредственную охрану государственной границы. Среди офицеров пограничных войск теперь 90 % имеют высшее и среднее образование; более 70 % командных кадров, входящих в номенклатуру ЦК КПСС и КГБ при СМ СССР, имеют высшее военное образование. Офицеров в возрасте до 40 лет – более 75 %.

В связи с техническим перевооружением войск правительственной связи и вводом в эксплуатацию новых объектов на территории СССР и стран народной демократии за последние 2 года потребовалось увеличить офицерский состав войск почти на 1500 человек и в связи с этим принять дополнительные меры по быстрейшему укомплектованию офицерами и специалистами формируемых войсковых подразделений и узлов связи.

В решении задач по укреплению квалифицированными кадрами органов и войск КГБ важную роль играют учебные заведения Комитета государственной безопасности.

В отчетный период в учебных заведениях КГБ (включая пограничные училища) завершили курс обучения 25 тысяч человек, в том числе прошли подготовку более 15 тысяч и переподготовку около 10 тысяч человек.

В соответствии с потребностью в кадрах и требованиями, вытекающими из Закона о связи школы с жизнью, Комитетом госбезопасности по решению ЦК КПСС осуществлена перестройка деятельности учебных заведений и значительно сокращено их количество.

С 1954 г. 21 учебное заведение Комитета госбезопасности было расформировано и оставлено только 6 оперативных школ и 2 пограничных училища. На базе четырех высших учебных заведений (Ленинградского института иностранных языков, Высшей школы 8-го Главного управления, Военного института и Высшей школы КГБ) была создана Высшая школа КГБ, как основной учебный центр по подготовке и переподготовке чекистских кадров различного профиля.

Согласно утвержденному Коллегией плану подготовки и переподготовки кадров на 1961–1965 гг., для основных подразделений органов и войск Комитета намечено ежегодно готовить 500–550 оперативно-чекистских работников с высшим образованием, в том числе 150 человек со знанием иностранного языка, 170–200 оперативных работников со средним и высшим военным образованием для особых отделов, 150–200 работников наружного наблюдения со средним образованием, 180 офицеров связи со средним образованием для войск Комитета, 230–280 офицеров пограничных войск, а всего около 1500 человек в год.

Кроме того, для войск Комитета предусмотрена подготовка специалистов в военных академиях (75–100 человек в год) и в военных училищах Советской армии (150–180 человек в год). На заочном отделении Высшей школы КГБ ежегодно получают высшее юридическое образование 200–250 человек.

В отчетный период учебные заведения были укреплены также опытными кадрами профессорско-преподавательского и руководящего состава. В настоящее время в учебных заведениях КГБ работает более 150 преподавателей, имеющих ученые степени и звания.

Утверждены новые учебные планы и программы учебных заведений, а также перспективные планы их научно-исследовательской и издательской работы, что позволило обеспечить необходимую координацию в деятельности кафедр и сосредоточить усилия научно-педагогических кадров на подготовке основных учебников и учебных пособий по специальным дисциплинам.

Учебные заведения повысили качество подготовки кадров, усилили связь с оперативными подразделениями, стали более активно влиять на организацию и состояние чекистской учебы в органах.

По указанию ЦК КПСС Комитет государственной безопасности в последние годы провел серьезную перестройку своей работы в целях сосредоточения основных оперативных сил и средств против происков империалистических разведок, усиления агентурно-оперативной работы на основных направлениях, совершенствования стиля и методов работы всех подразделений органов КГБ.

В процессе перестройки были укреплены в первую очередь разведывательные и контрразведывательные службы, ликвидирована разобщенность и параллелизм в работе отдельных звеньев, упразднена многоступенчатость в построении аппарата, органы КГБ освобождены от не свойственных им функций и значительно сокращена их штатная численность. Подсобные хозяйства и промышленные предприятия, многие строительные организации, лечебные учреждения, жилые дома и мастерские бытового обслуживания сотрудников были переданы в различные министерства и ведомства. Структура Комитета государственной безопасности и его периферийных органов была приведена в соответствие с поставленными задачами…

В результате проведенных организационных штатных мероприятий в Комитете госбезопасности его органах на местах было упразднено большое количество структурных подразделений и аппаратов уполномоченных в городах и районах. Штатная численность за период с 1954 г. сократилась более чем на 59 тысяч единиц, в том числе только после 1959 г. – почти 24 тысячи единиц. А по органам и войскам вместе взятым штатная численность за отчетный период сокращена почти на 110 тысяч единиц.

В подразделениях КГБ, где по характеру службы можно было обойтись без военнослужащих, перечень офицерских должностей за счет перевода их в категорию рабочих и служащих уменьшился более чем на 17 тысяч единиц. В настоящее время офицерские должности сохранены в основном лишь в оперативных подразделениях и частично на наиболее важных участках оперативно-технических служб. В хозяйственных, финансовых, медицинских службах и секретариатах абсолютное большинство офицерских должностей переведено в категорию рабочих и служащих. Пересмотрена штатная положенность предельных офицерских и генеральских званий в сторону их снижения.

В целях удешевления содержания аппарата, а также ликвидации ряда льгот, неоправданно введенных для работников органов госбезопасности в период культа личности, по инициативе КГБ при СМ СССР за последние годы были отменены процентные надбавки за работу с секретными документами (до 15 %), выплата денег офицерскому составу взамен продовольственного пайка (20 руб.), прекращен бесплатный отпуск медикаментов, значительно снижено льготное исчисление выслуги лет при назначении пенсий работникам управления охраны и т. д.

Строго выполняя указания Коммунистической партии о том, что успех дела прежде всего зависит от правильного подбора, расстановки и воспитания кадров, Комитет госбезопасности постоянно держит эти вопросы в центре своего внимания. Только за 1960–1962 гг. на Коллегии и руководством КГБ рассмотрено более 30 важнейших вопросов работы с чекистскими кадрами, в том числе такие, как перспективный план подготовки и переподготовки кадров в органах и войсках КГБ на 1961–1965 гг., о мерах по улучшению изучения сотрудниками КГБ иностранных языков, о служебном аттестовании офицерского состава органов и войск КГБ, о состоянии и мерах по укреплению воинской дисциплины среди личного состава, о мерах по усилению борьбы с очковтирательством в оперативно-служебной и хозяйственной деятельности органов и войск КГБ и многие другие. Проведена проверка и заслушаны на Коллегии КГБ комитеты госбезопасности Грузинской, Казахской, Туркменской, Латвийской ССР, УКГБ Магаданской области и другие органы об их работе с кадрами.

В полном соответствии с требованиями ЦК КПСС все назначения и перемещения по должностям номенклатуры ЦК КПСС и Комитета рассматриваются на Коллегии КГБ с вызовом работников. Руководящий состав местных органов КГБ утверждается также соответствующими партийными органами.

В работе с кадрами Комитет госбезопасности стал больше опираться на помощь партийных организаций. В свою очередь повысилась роль партийных организаций органов и войск КГБ в этом деле. Партийные организации стали глубже и конкретнее вникать в вопросы подбора, расстановки, воспитания и обучения кадров, выносить их на обсуждение партийных собраний и собраний партийного актива как в центральном аппарате, так и в местных органах КГБ.

Важное значение в деле улучшения работы с кадрами имеет приказ КГБ № 040 от 7 марта 1961 г. «О мерах улучшения работы с кадрами в органах и войсках Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР», одобренный ЦК КПСС.

Усилены руководство и контроль за деятельностью кадровых аппаратов, в 1961 г. проведены кустовые совещания руководителей кадровых подразделений органов и войск КГБ…

Работники Управления кадров в составе бригад Комитета постоянно выезжают для проверки оперативной деятельности местных органов КГБ, что дает возможность более глубоко изучать и оценивать чекистские кадры на практических делах. Особое внимание обращается на идейную закалку, повышение политической бдительности, чувства ответственности сотрудников за порученное дело, на их воспитание в духе строжайшего соблюдения советской законности. Изучение положения дел в местных органах КГБ проходит в тесном контакте с партийными организациями, политорганами Советской армии и Военно-Морского флота; о результатах проверки информируются ЦК компартий союзных республик, крайкомы, обкомы партии, военные советы округов, флотов, армий.

Работники центрального аппарата и местных органов КГБ стали чаще выступать с докладами и беседами на заводах, в учреждениях, научно-исследовательских институтах, в колхозах и совхозах. Это положительно сказалось на укреплении связи органов госбезопасности с партийными и общественными организациями, с широкими трудящимися массами, что в свою очередь способствует политическому воспитанию работников органов госбезопасности.

В результате восстановления в органах госбезопасности ленинского стиля и методов работы повысилась роль коллегий и советов КГБ-УКГБ, созданных за период после 1954 г., обеспечены условия для широкого проявления инициативы чекистов, развертывания смелой критики и самокритики недостатков.

Вследствие повышения требовательности к кадрам, улучшения воспитательной работы, укрепления служебной дисциплины на основе воинских уставов возросло чекистское мастерство работников. Все это положительно сказалось на результатах оперативно-служебной деятельности органов госбезопасности. За достигнутые конкретные результаты в работе за последние 4 года около 500 сотрудников Комитета госбезопасности награждены орденами и медалями Союза ССР.

В 1962 г. Отделом административных органов ЦК КПСС проверена работа Управления кадров КГБ при СМ СССР, результаты которой обсуждены на совещании в отделе с участием руководства КГБ. Проверка оказала необходимую помощь Комитету госбезопасности в улучшении работы с чекистскими кадрами, способствовала повышению уровня работы Управления кадров Комитета и кадровых аппаратов местных органов КГБ, укреплению их подготовленными работниками.

Докладывая ЦК КПСС о проделанной работе, Комитет государственной безопасности отчетливо видит имеющиеся серьезные недостатки в этом деле. Несмотря на принятые меры, уровень работы с кадрами все еще не в полной мере отвечает предъявляемым Центральным Комитетом партии требованиям. На отдельных участках работы в органах и войсках КГБ находятся еще слабые, отставшие от жизни и современных требований работники, утратившие чувство нового, неспособные успешно выполнять возложенные на них обязанности; из-за отсутствия полноценного резерва пополнения кадров нередко длительное время остаются незамещенными должности на важных направлениях чекистской работы; не изжиты факты поверхностного изучения отбираемых кандидатов, вследствие чего в органы иногда попадают случайные люди, недостойные высокого доверия партии и народа, что особенно нетерпимо при подборе кадров на заграничную работу. В разведке, контрразведке и в оперативно-технических службах испытывается нехватка сотрудников со специальным техническим образованием и знанием иностранных языков, потребность в которых в соответствии с перспективным планом подготовки и переподготовки кадров будет полностью удовлетворена лишь в ближайшие 2–4 года. В ряде подразделений Комитета проявляется робость в выдвижении молодых кадров, положительно зарекомендовавших себя на практической работе. Вследствие низкой требовательности со стороны отдельных руководителей органов и командиров воинских частей, отсутствия должного контроля, поверхностного изучения сотрудников, их поведения на службе и в быту вовремя не вскрываются и не предупреждаются отдельные нездоровые явления и аморальные поступки среди личного состава. Не изжиты до конца случаи безответственного отношения работников к выполнению служебного долга, грубого нарушения штатной и финансовой дисциплины и позорные для чекистов факты притупления политической бдительности и расконспирации. Хотя общее количество проступков среди офицерского состава органов КГБ в 1962 г. по сравнению с 1961 г. несколько и снизилось, но все еще остается высоким. В истекшем году офицерами органов КГБ допущено около 1800 дисциплинарных проступков и офицерами войск – более 2000.

…Комитет госбезопасности в июле 1962 г. дополнительно разработал и утвердил на Коллегии специальный план мероприятий, направленный на дальнейшее улучшение дела подбора, расстановки, воспитания и обучения чекистских кадров и особенно руководящего состава, повышение ответственности руководителей за работу с кадрами, за укрепление служебной и воинской дисциплины среди личного состава. Обращено особое внимание на качественный подбор кадров, направляемых на работу за кордон.

Внимание всего руководящего состава, а также Управления кадров КГБ и кадровых аппаратов местных органов обращается на необходимость повышения уровня воспитательной работы среди сотрудников органов и войск КГБ в духе добросовестного исполнения служебного долга, скромности и честности, партийной принципиальности, непримиримости к недостаткам, строжайшего соблюдения режима экономии и бережливости в расходовании государственных средств, а также более глубокого анализа и обобщения актуальных вопросов кадровой работы, популяризации положительного опыта работы с кадрами.

На основе изучения положения дел в Центральном аппарате и местных органах КГБ при СМ СССР будет и впредь принимать необходимые меры по совершенствованию структуры и удешевлению содержания чекистских органов с учетом конкретно складывающейся обстановки».

Заканчивался этот доклад, вполне в духе того времени, уверением в том, что: «Комитет госбезопасности заверяет ЦК КПСС, что коллектив чекистов, беспредельно преданный Коммунистической партии, Советскому правительству и нашей Родине, постоянно чувствуя отеческую заботу и внимание со стороны Центрального Комитета партии и Советского правительства, воодушевленный великой программой строительства коммунизма, успешно выполнит поставленные перед ним ответственные задачи по защите государственных интересов от подрывной деятельности империалистического лагеря».

Момент истины

1961–1962 годы были богаты на многие драматические события не только лично для Петра Ивановича, которому по долгу службы приходилось тесно соприкасаться с ними, но и для всей страны в целом.

Это – и первый в истории обмен советского разведчика «полковника Абеля» (В. Г. Фишера) 10 февраля 1962 г. на американского летчика Ф. Г. Пауэрса, сбитого под Свердловском 1 мая 1960 г. «Абель»-Фишер (оперативный псевдоним «Марк») был арестован в Нью-Йорке 21 июня 1957 г.

Это о нем, Вильяме Генриховиче Фишере[169] бывший директор ЦРУ США Аллен Даллес писал: «Абель находился на своем посту 9 лет, пока не был арестован. И нет никаких оснований думать, что он не остался бы в США еще на протяжении многих лет, если бы один из его сотоварищей, тоже нелегальный агент советской разведки, не перешел бы на нашу сторону». И добавлял: «Я хотел бы, чтобы мы имели таких трех-четырех человек в Москве».

Это о Фишере и подобных ему людях Аллен Даллес писал: «…у меня сложилось впечатление, что офицер разведывательной службы Кремля являет собою специфический тип советского человека. Это гомо советикус, так сказать, в самом совершенном виде. Преданность коммунистическим идеям – самая важная часть его характеристики, более важная, чем даже уровень его разведывательной подготовки. Мне кажется, что он – самое выдающееся творение советской системы, наделенное коммунистическим мышлением высочайшей степени».

Но в то же время значительный урон разведке наносили измены и предательства ее сотрудников и агентов, аресты и судебные приговоры тем источникам информации, которые не шли на предательство, «судебную сделку» с зарубежным «правосудием». Но, как бы парадоксально это ни казалось, об успехах разведки косвенно можно судить и по ставших достоянием гласности ее провалам и неудачам.

В феврале 1961 г. в Лондоне был арестован ценный источник внешней разведки КГБ, высокопоставленный сотрудник СИС Джордж Блейк. Подобно большинству арестовывавшихся зарубежными контрразведками советских агентов, Блейк был выдан предателем – польским военным атташе в Лондоне М. Голеневским. Блейк был приговорен к 42 годам заключения, но в 1965 г. самостоятельно организовал успешный побег из тюрьмы, а затем был конспиративно вывезен в СССР.

6 ноября 1961 г. в Бонне был арестован начальник «советского» отдела БНД Хайнц Фельфе[170], двумя годами позднее приговоренный к 14 годам заключения (в 1969 г. Х. Фельфе был обменен на агентов БНД и ЦРУ, арестованных в ГДР).

22 декабря 1961 г. в Хельсинки совершил побег сотрудник резидентуры ПГУ КГБ СССР майор Анатолий Голицын. Им, в частности, были сообщены сведения, указывавшие на сотрудничество с советской разведкой сотрудника СИС Кима Филби[171], которые могли бы привести к его аресту, если бы не проведенная КГБ его экстренная эвакуацию из Бейрута в СССР, а также о Жорже Паке. Пак Жорж (1914–1993). Сотрудничество с советской разведкой начал в Алжире в 1943 г., где принимал участие в движении Сопротивления.

После освобождения Франции в 1944–1945 годах работал начальником канцелярии министра военно-морского флота. В период с 1953 по 1958 год занимал важные государственные посты в ряде правительств 4-й Республики.

В октябре 1958 г. был назначен руководителем справочной службы Генштаба французской армии, а в июле 1961-го – начальником канцелярии Института национальной обороны. В октябре 1962 г. Ж. Пак был переведен в систему НАТО в качестве помощника начальника пресс-службы этого военного блока и получил доступ к наиболее секретным досье.

Но в 1963 г. был арестован. Осужден на семь лет. В 1970 г. вышел на свободу. После освобождения несколько раз посещал Советский Союз, изучил русский язык. Во Франции его называют «французским Филби».

У читателя может возникнуть закономерный вопрос: а уместно ли, морально ли писать о гражданах других государств, оказывавших в разные годы помощь советской разведке?

Нам кажется, что да, это морально оправданно и необходимо. Тем более что о предателях из числа советских граждан написаны и переизданы если не сотни, то десятки книг, выпущенных немалыми тиражами, пытающихся оправдать этих предателей. Тогда как о подлинных героях тайной войны, спасавших мир не только на Европейском континенте, известно гораздо меньше.

В этой мысли меня утверждает и заявление Мелиты Норвуд, сотрудничавшей с советской разведкой не одно десятилетие, начиная с конца 1930-х годов. 11 сентября 1999 г., когда после публикации очередной книги одного из перебежчиков из КГБ, журналисты атаковали 87-летнюю Норвуд вопросами, не сожалеет ли она о сотрудничестве с советской разведкой, она заявила:

«Я делала это не ради денег, а чтобы помешать уничтожить новую социальную систему, которая более справедлива, дает простым людям еду и средства, которые может позволить, дает образование и здравоохранение»[172].

Следует отметить, что многими негласными помощниками советской разведки из числа граждан иностранных государств двигали как симпатии к идеям социализма, Советскому Союзу, так и неприятие идеологии и политики pax-americana («мира по-американски»), отражавшей стремление правящих кругов США к мировому господству. И оба эти морально-психологических фактора не утрачивали своего значения многие годы.

Болгарин Иван Винаров писал о помощниках советской военной разведки: «Они помогали нам во имя того, что невозможно выразить в деньгах, что несоизмеримо с обычными ценностями, во имя того, что придает смысл самой жизни, – во имя наших идей, а точнее, веры в то, что они помогают Советскому Союзу, прогрессу человечества и делу мира»[173].

Не стоит сбрасывать со счетов и первого из названных нами факторов – симпатии к идеям социализма. Ведь, как бы ни казалось это парадоксальным сегодня, еще более двадцати лет назад один из ведущих идеологов антисоветизма и антикоммунизма откровенно признавал: «Порожденный нетерпеливым идеализмом, отвергавшим несправедливость существующего порядка вещей, он (социализм, который автор цитируемого фрагмента, равно как и многие нынешние его последователи, именует коммунизмом. – О.Х.) стремился к лучшему и более гуманному обществу, но привел к массовому угнетению. Он оптимистически отражал веру в мощь разума, способного создать совершенное общество.

Во имя морально мотивированной социальной инженерии он мобилизовал самые мощные чувства – любовь к человечеству и ненависть к угнетению. Таким образом, ему удалось увлечь ярчайшие умы и самые идеалистические души, он привел к самым ужасным преступлениям нашего, да и не только нашего столетия».

Прежде, чем раскрыть читателю тайну имени цитируемого автора, отметим, что партийно-политическая оценка преступлений и злодеяний 30–50-х годов была уже дана XX съездом КПСС и приводилась нами ранее.

И опять-таки, исторической правды ради, скажем и о том, что после разоблачения преступлений периода культа личности Сталина, прозвучавших на XX съезде КПСС, некоторые зарубежные источники отказались от продолжения сотрудничества с органами госбезопасности СССР по идеологическим соображениям.

Однако продолжим прерванное цитирование сочинения еще не названного американского автора: «Более того, коммунизм представлял собой ложно направленное усилие навязать общественным явлениям тотальную рациональность. Он исходил из представления, что грамотное, политически сознательное общество может осуществлять контроль над общественной эволюцией, направляя социо-экономические перемены к заранее намеченным целям.

Так, чтобы история уже более не была бы просто спонтанным, преимущественно случайным процессом, но стала бы орудием коллективного разума человечества и служила бы моральным целям. Таким образом, коммунизм домогался слияния, посредством организованных действий, политической рациональности с общественной моралью».

Признаемся, что нами цитировалась книга бывшего помощника президента США по национальной безопасности профессора Збигнева Бжезинского, причем ее русскоязычное нью-йоркское издание[174].

А что касается неудач и провалов и в деятельности разведки и контрразведки – это следствие того объективного обстоятельства, что они действуют в условиях непрекращающегося противоборства с реальным противником, стремящимся как скрыть, замаскировать свои подлинные цели и намерения, так и проводящим специальные дезинформационные и отвлекающие кампании, активные мероприятия.

Сопутствуют этому и различные субъективные обстоятельства, что в последние годы получили наименование «человеческого фактора». При этом речь идет как о неосознаваемых просчетах и ошибках, так и о целенаправленном предательстве.

В своих мемуарах И. А. Серов с обидой поведал читателям, что руководство СССР «не приняло» его предложения об объединении внешней разведки КГБ и военной разведки Генерального штаба, хотя для его рассмотрения и была создана специальная правительственная комиссия[175]. Кому-то может показаться, что проект Серова имел некоторый резон. Хотя в действительности имелись у него и отдельные слабые и уязвимые стороны.

Само это предложение, по-видимому, было продиктовано стремлением Серова показать себя «смелым реформатором» и тем самым попытаться вновь вернуть себе былую благосклонность Н. С. Хрущева.

Однако следует отметить, о чем Серов, по-видимому, не был информирован в полном объеме, что в СССР в 1947–1949 гг. уже существовала подобная структура – Комитет информации, и тем не менее она была признана недостаточно эффективной.

Вероятно, Серов знал, что одним из его оппонентов в этой дискуссии является П. И. Ивашутин, что, понятно, не прибавляло у него симпатий к своему недавнему первому заместителю.

Кто знает? Может быть, предметом последнего разговора с Александром Михайловичем Коротковым 27 июня 1961 г. и было стремление Серова заручиться поддержкой своего проекта реорганизации разведки?[176]

В январе 1962 г. при деятельном участии Петра Ивановича Ивашутина начинается оперативная разработка англо-американского шпиона сотрудника ГРУ Олега Пеньковского, к чему мы еще будем вынуждены вернуться далее.

Тяжелым испытанием для Петра Ивановича стали события в Новочеркасске, куда он получил указание от Семичастного вылететь 1 июня 1962 г. вместе с другим заместителем Н. С. Захаровым после получения первых сообщений о начале забастовки рабочих электровозостроительного завода.

Трагедия в Новочеркасске шокировала и потрясла подавляющее большинство граждан нашей страны, породив у них чувства смятения, подавленности и растерянности.

Вот как Петр Иванович информировал 7 июня ЦК КПСС о причинах и обстоятельствах произошедшего:

«С 1 по 3 июня 1962 года на Новочеркасском электровозостроительном заводе, а затем в г. Новочеркасске происходили массовые беспорядки, возникшие во время опубликования Обращения ЦК КПСС и Совета Министров СССР в связи с повышением закупочных и розничных цен на мясо, мясные продукты и масло. Указанные события возникли при следующих обстоятельствах: 1 июня 1962 года в 7.30 утра группа формовщиков сталелитейного цеха завода в количестве 8–10 человек начала обсуждать решение правительства о повышении закупочных и розничных цен на мясо, мясные продукты и масло. Находившийся в цехе заведующий промышленным отделом обкома КПСС тов. Бузаев стал разъяснять рабочим Обращение ЦК КПСС и Совета Министров СССР. К этой группе подошли другие рабочие, оставив свои участки работы. Их собралось около 20–25 человек. Начальник цеха тов. Чернышков, подойдя к рабочим, стал призывать их закончить обсуждение в рабочее время и приступить к работе. Однако последние его не послушали и вышли из цеха в заводской сквер, где продолжали активные дискуссии, носившие уже провокационный характер. К рабочим, находящимся за пределами цехов, пришел директор завода тов. Курочкин и начал уговаривать рабочих разойтись по своим местам. Рабочие других цехов завода, узнав о выступлении тов. Курочкина, начали бросать работу и подходить к месту беседы. Собравшиеся в сквере рабочие высказывали в адрес дирекции ряд претензий о ненормальных условиях труда в цехе, об отсутствии на заводе техники безопасности, о плохих бытовых условиях и низких заработках. Беседа между рабочими и директором проходила очень напряженно, с отдельными хулиганскими выкриками и оскорблениями.

Следует отметить, что на заводе до указанных событий имели уже место факты, когда некоторые рабочие кузово-сборочного цеха приходили на завод, но в течение трех дней не приступали к работе, требуя от директора улучшения условий труда. Из-за плохой техники безопасности на заводе были случаи отравления 200 рабочих в обмоточно-изоляционном цехе. В начале 1962 года администрацией завода пересматривались нормы выработки, в результате чего у некоторых категорий рабочих понизилась заработная плата до 30 %. Учитывая, что пересмотр норм выработки проводился в разное время (февраль-апрель месяцы), рабочие сталелитейного цеха накануне происходящих событий получили пониженную зарплату и были недовольны этим. В это же время нужной партийно-воспитательной и разъяснительной работы не велось. О таком неблагополучном положении – об условиях труда и состоянии заработной платы на электровозостроительном заводе было известно парткому завода и Новочеркасскому горкому КПСС. Однако, как выяснилась позже, Новочеркасский горком КПСС не оценил создавшейся на заводе обстановки, вовремя не довел до сведения партийного и комсомольского актива о предстоящем повышении цен на отдельные виды продуктов, в связи с чем заводской актив не смог решительно воздействовать на зачинщиков и локализовать начавшиеся беспорядки.

Установлено, что директор завода тов. Курочкин мало заботился о нуждах рабочих, грубо вел себя в коллективе, бюрократически относился к людям, что также способствовало обострению обстановки на заводе. Тов. Курочкин, во время этих событий, находясь в заводском сквере среди рабочих, не сумел добиться взаимопонимания, вырвался из толпы и ушел в заводоуправление. После ухода директора среди собравшихся рабочих начали раздаваться призывы идти к заводоуправлению. В 11 часов, во время обеденного перерыва, формовщик Удовкин забежал в цех и на листе бумаги написал подстрекательский лозунг. Находившиеся там коммунисты пытались отобрать у него указанный лозунг, но он его изорвал и сжег. В это же время на территории завода образовалась группа рабочих более ста человек, которая пошла к заводоуправлению. К ним стали присоединяться рабочие других цехов, вышедших на перерыв. Когда указанная группа рабочих проходила мимо заводоуправления, токарь кузнечного цеха Черных вышел с провокационным лозунгом «Мяса, молока, повышения зарплаты».

В 11.30 большая группа людей подошла к заводоуправлению, прорвалась через проходные двери и вышла на площадь у завода. В это время на заводе находились секретари горкома КПСС, парткома завода и сотрудники УКГБ, которые пытались воздействовать на недовольных лиц через коммунистов завода и передовых рабочих, но успеха не имели. На площади у заводоуправления уже собралась толпа в 300–500 человек. Группами они возбужденно обсуждали вопросы о новых ценах на отдельные продукты и о сниженных расценках на выпускаемую заводом продукцию. Среди собравшихся стали распространяться различные слухи, были подстрекательские и хулиганские возгласы, свист. Собравшиеся перед заводоуправлением рабочие стали вызывать директора завода, выкрикивая различные оскорбления в его адрес. На металлической опоре был вывешен плакат:»Мяса, молока, повышения зарплаты». Обстановка на заводе продолжала накаляться.

После 12 часов проходящий пассажирский поезд Саратов – Ростов толпой был остановлен, и движение поездов на этой линии на продолжительное время было прекращено. Ворвавшиеся в будку машиниста бунтовщики стали подавать гудки, что еще больше усилило приток массы рабочих с завода и прилегающего поселка на помощь. К этому времени на завод приехали секретарь обкома КПСС тов. Маяков, председатель Ростовского облисполкома тов. Заметин, председатель совнархоза тов. Иванов и с группой сотрудников УКГБ зам. начальника управления тов. Лазарев. На площади собралось более 4000 человек, большинство цехов завода работу прекратило.

В 13 часов возле остановленного поезда продолжалось бурное обсуждение вопроса о повышении цен. Отдельные коммунисты и рабочие, высказывавшиеся за прекращение беспорядков, грубо отталкивались в сторону. В толпе стали появляться пьяные и хулиганствующие лица. С фасада заводоуправления хулиганами на глазах у собравшихся людей был сорван портрет. Главный инженер завода, тов. Ёлкин пытался забраться в будку машиниста и прекратить гудки паровоза, но его стащили с лестницы и побили. В 14–16 часов основная масса толпы находилась на железнодорожном полотне у остановленного поезда. На тендере паровоза кто-то из числа антисоветски настроенных лиц мелом учинил враждебную надпись.

Прибывшая в 14.40 на завод группа чекистов с начальником областного КГБ совместно с отдельными коммунистами, комсомольцами, дружинниками и сотрудниками милиции в штатской одежде приняла меры к тому, чтобы расчленить толпу, оттеснить ее от железнодорожного полотна и пропустить поезд. Принятые меры позволили провести поезд на небольшое расстояние, однако трусость машиниста и затем срыв стоп-крана хулиганствующими элементами не дали возможности пропустить состав. Толпа под влиянием наиболее оголтелых лиц вновь заняла ж.-д. путь, по которому движение поездов было невозможным. Только в 16 часов удалось вытеснить хулиганов из состава, убрать с крыш вагонов и увести поезд в обратном направлении на ст. Локомотивстрой. К этому времени на завод прибыл первый секретарь обкома КПСС тов. Басов.

В 16.20 хулиганствующие элементы переместились к заводоуправлению и, будучи еще более озлоблены, распоясавшись, стали избивать активистов и лиц, пытавшихся уговорить рабочих прекратить беспорядки. Отдельные руководящие областные и городские партийные работники, прибывшие на завод, находились в кабинете директора в заводоуправлении, не выходили к рабочим и никаких решительных действий, направленных к установлению порядка, не принимали.

Хулиганствующие элементы все более и более наглели. Кто-то потребовал администрацию. Толпа с криками и свистом ринулась во внутренний двор заводоуправления и через дверь со стороны завода прорвалась к кабинету директора, где находились руководящие партийные и советские работники. Под различные выкрики толпа требовала выступления их перед собравшимися рабочими на площади.

К 16.30 на балконе заводоуправления были установлены громкоговорители. К микрофону подошли первый секретарь обкома КПСС тов. Басов, председатель Ростовского облисполкома тов. Заметин, первый секретарь Новочеркасского горкома КПСС тов. Логинов и директор завода тов. Курочкин. Толпа замолкла. Собравшиеся ждали выступления. Однако после первых фраз тов. Басова, когда он начал излагать суть Обращения КПСС, начались выкрики: «Обращение мы читали, сами грамотные, а ты нам скажи, как дальше будем жить, нормы снизили, а цены повысили». Подошедшему к микрофону затем тов. Заметину выступить не дали, а после того как начал выступать тов. Курочкин, в стоявших на балконе полетели камни, металлические предметы и была брошена бутылка. Хулиганы пробрались на балкон и пытались воспользоваться оставленным микрофоном, но не сумели этого сделать, так как провода удалось вовремя перерезать. Группы хулиганов проникли в заводоуправление, разыскивая руководящих работников. Находящиеся в это время среди толпы сотрудники госбезопасности выявляли зачинщиков и негласно их фотографировали. После этого около двух часов никаких решительных мер по наведению порядка не принималось, на заводе продолжались бесчинства и избиения отдельных коммунистов. О создавшейся чрезвычайной обстановке было доложено в Президиум ЦК КПСС.

В 18–19 часов была предпринята попытка установить порядок на заводе силами милиции. Прибывший на завод отряд милиции в форме в количестве 200 человек был смят и бежал, а три милиционера были избиты. Проходивший по железной дороге тепловоз был остановлен, и хулиганы начали подавать тревожные гудки. К исходу дня 1 июня, в 20–21 час, к площади у заводоуправления прибыли 5 автомашин с солдатами. Толпа побежала им навстречу, преградила дорогу и остановила эти машины.

В связи с тем, что военное командование в своих действиях проявило нерешительность, офицеры и солдаты указанного воинского подразделения, направленного на завод, в создавшейся обстановке под напором толпы растерялись и действия их были парализованы. Хулиганствующие элементы стали всячески издеваться над военнослужащими и оскорблять их. На один из бронетранспортеров беспрепятственно влез один из преступников и призвал продолжать беспорядки, а солдат – присоединяться к ним. После этого под свист, выкрики и насмешки толпы машины с солдатами развернулись и уехали обратно.

На площади началось сборище. Выступавшие предлагали продолжать волынку, не расходиться, выделить делегацию к органам власти, которая предъявила бы требования о снижении цен на мясо, мясопродукты и масло и о повышении зарплаты.

Беспорядки все время продолжались. Посланную на завод для выяснения обстановки военную автомашину с рацией толпа перевернула, при этом у одного из солдат была сломана рука. Через некоторое время к месту сборища вновь было направлено усиленное воинское подразделение, которое толпой было окружено, а затем под свист и хулиганские выкрики отправлено обратно. Сборища и бесчинства возле завода продолжались. Наиболее активные участники беспорядков призывали направить делегации на другие заводы города с призывом прекратить работу. Скопление людей на электровозостроительном заводе продолжалось до глубокой ночи, пока на его территорию не были введены войска.

В 8 утра рабочие сталелитейного цеха направились к новому машинному цеху, а затем пошли в сторону заводоуправления. К ним примкнул ряд рабочих кузовного и других цехов. Сорвав дверь с ворот заводоуправления, толпа двинулась на площадь. В это время проходил железнодорожный поезд. Из толпы к нему бросились хулиганы, остановили его и начали подавать тревожные сигналы. Движение по железной дороге 2 июня было прекращено. Под влиянием подстрекателей и провокаторов толпа, достав красные знамена и портрет Ленина, в сопровождении детей и женщин направилась в город. Командование СКВО приняло меры по заграждению пути на мосту через реку Тузлов. Несмотря на то что на мосту в трех местах было сделано заграждение из танков, автомашин и солдат, возбужденная толпа легко прошла мост и продолжала следовать в город. Шествие продолжалось по ул. Московской через центр города к горкому КПСС. По пути в город к ним присоединилась большая группа любопытных, главным образом из числа молодежи, среди которой были уголовные элементы, которые своими провокационными действиями разжигали и накаляли обстановку. Когда толпа подошла к горкому партии, наиболее озверевшие хулиганы и зачинщики начали бросать камни, палки в двери и окна, сломили сопротивление охраны и проникли внутрь здания, выбили окна, испортили мебель, срывали портреты и уничтожали их, избивали партийных и советских работников и сотрудников КГБ, находившихся в помещении. Несколько хулиганов пробрались на балкон и в провокационных целях вывесили красное знамя и выставили портрет Ленина. Начались выступления активных участников бесчинств с требованием о снижении цен на продукты питания и повышении зарплаты. Некоторые из них выступали по 2–3 раза. Одновременно с этим большая группа устремилась к зданию аппарата УКГБ и горотдела милиции.

В ходе оказанного им сопротивления и предотвращения захвата секретных документов и оружия произошла рукопашная схватка. Некоторые хулиганы были вооружены ножами и палками. Один из ворвавшихся в здание преступников набросился на солдата, выхватил у него автомат и пытался стрелять из него. В связи с этим по нападавшим преступникам был открыт огонь. Часть прорвавшихся лиц была захвачена, остальные из помещения бежали. После того, как попытки захватить аппарат КГБ и милиции не удались, толпа отошла и направилась снова к горкому КПСС. К этому времени здание горкома было освобождено от хулиганов и оцеплено воинским подразделением. Толпа снова предприняла попытку нападения на солдат с целью их обезоружить. В связи с этим военнослужащими, находившимися на посту по охране здания горкома КПСС, было применено оружие. После ликвидации массовых беспорядков подобрано 20 трупов, из них две женщины, которые захоронены в разных местах области. Раненых и получивших увечья насчитывалось 40 человек, из которых три человека умерли.

Для прекращения массовых беспорядков в город были дополнительно введены войска и установлен комендантский час. Позже по радио было передано обращение А. И. Микояна. В это время хулиганы, преимущественно из молодежи, выкрикивали враждебные и хулиганские лозунги, оскорбляли военнослужащих и требовали снижения цен на мясо и масло. Особенно большие сборища были у горкома КПСС, аппарата КГБ и милиции. Но с введением комендантского часа участники беспорядков с помощью войск и милиции были разогнаны. 3 июня рано утром отдельные ремонтные рабочие электровозостроительного завода вышли на работу. Затем группами по 2–3 человека некоторые из них стали выходить с завода. В пути к ним присоединялись еще группы по 10–15 человек, которые пешком и автомашинами направлялись в город. К 8 часам утра против здания горотдела милиции и аппарата УКГБ, а также у горкома партии снова стали скапливаться толпы людей. К 9 часам у милиции было около 150 человек. В это время одна женщина начала истерически кричать, что якобы убили ее сына, и это привлекло внимание многих людей, которых собралось на улице до 500 человек. Возбуждение толпы возрастало, она вплотную приблизилась к ограждению солдат, требуя освобождения арестованных. Для того чтобы отвлечь внимание толпы и оказать на нее воздействие, были установлены громкоговорители в кинотеатре «Победа» и переданы по трансляции, записанные накануне на пленку речь тов. А. И. Микояна и приказ командующего округом о введении комендантского часа.

В связи с введением комендантского часа в ночь с 3 на 4 июня было задержано и проверено около 240 человек. 4 июня электровозостроительный завод приступил к работе. В цеха пришли почти все рабочие, и работа проходила нормально. Ночная смена выполнила производственный план на 150 %. Обстановка в городе нормализовалась, жизнь стала входить в обычную колею, большинство граждан правильно восприняли обращение представителей ЦК КПСС и Советского правительства. Выступления секретаря ЦК КПСС Ф. Р. Козлова перед коллективом завода им. Никольского было выслушано с большим вниманием. Они заклеймили позором лиц, спровоцировавших массовые беспорядки в городе Новочеркасске. В последующие дни, 5–7 июня, были приняты меры к окончательной нормализации жизни города и работы предприятий. Отменен комендантский час, из города выведены прибывшие войска. Восстановлено движение автотранспорта. На заводах, в учреждениях и учебных заведениях по итогам решения городского партийного актива прошли собрания, на которых осуждены преступные действия хулиганских элементов, спровоцировавших беспорядки. Устранен ряд недостатков, имевшихся в торговле, улучшено снабжение населения продуктами питания. На электровозостроительном заводе проведены некоторые организационные мероприятия, в частности рабочие положительно восприняли назначение новым директором завода тов. Аброскина.

Принимаются меры по очищению города и заводов от уголовных элементов, участвовавших в бесчинствах.

За время, прошедшее с момента возникновения беспорядков, задержано подозреваемых и опознанных лиц, принимавших участие, 146 человек. В числе арестованных – Борисов, 1937 года рождения, слесарь «Югогазпроводстроя». В 1953 году был судим за хищения и приговорен к двум годам ИТЛ. Борисов принимал участие в бесчинствах. 3 июня, находясь в толпе, высказывал террористические намерения в адрес одного из руководителей Коммунистической партии и Советского правительства. Он вошел в состав группы, пытавшейся посетить в Новочеркасске членов Президиума ЦК КПСС. Вел провокационные, подстрекательские разговоры. В ходе следствия Борисов дал признательные показания о своих террористических намерениях и другой преступной деятельности.

Шуваев – 1937 года рождения, повар школы-интерната № 22 г. Новочеркасска. 2 июня находился у здания аппарата КГБ и горотдела милиции, был злобно настроен, призывал толпу вешать коммунистов. Агитировал солдат повернуть оружие против своих офицеров.

Кувардин – 1928 года рождения, ранее судимый, без определенных занятий. Принимал активное участие в нападении 2 июня на горком КПСС. Ранее Кувардин был известен органам как антисоветски настроенная личность, он пытался установить связь с американским посольством в Москве и др.

Работа по выявлению, опознанию и задержанию активных участников массовых беспорядков продолжается. Имеется в виду в г. Новочеркасске над наиболее активными участниками бесчинств провести открытый судебный процесс».

12 июня В. Е. Семичастный дополнительно докладывал в ЦК КПСС:

«…обстановка в Новочеркасске полностью нормализовалась, и город живет обычной жизнью. Все предприятия, в том числе электровозостроительный завод, работают бесперебойно, выполняют и перевыполняют планы. Улучшилось снабжение населения продуктами. Положительно повлияли на настроение рабочих и остальных жителей города посещение электровозостроительного завода и других предприятий членами Президиума ЦК КПСС, собрание партийного актива Новочеркасска и последующие собрания, на которых резко осуждались преступные действия антиобщественных элементов…

Рабочие одобрительно отзываются о назначении директором электровозостроительного завода т. Аброскина, который ранее работал директором этого завода и пользовался уважением рабочих. Они довольны тем, что новая администрация приняла энергичные меры к устранению недостатков в организации труда, быта и общественного питания рабочих. 9 июня рабочие сталелитейного цеха, где началась волынка, и других цехов электровозостроительного завода обратились с письменными заявлениями к администрации с просьбой разрешить им работать в воскресенье, 10 июня, с тем, чтобы искупить вину за имевшие место беспорядки. Эта инициатива была одобрена, но рабочим разъяснено, что воскресенье является днем отдыха и его следует использовать по назначению.

Отдельные участники беспорядков, раскаявшись в своих поступках, являются с повинной. Например, 9 июня райотдел милиции Октябрьского района посетили учащиеся электромеханического техникума Васильев и Дорогавцев, оба члены ВЛКСМ, где осудили свое поведение и просили им дать возможность загладить вину.

Комитетом госбезопасности в связи с массовыми беспорядками в Новочеркасск, Ростов, Шахты и Таганрог было командировано 140 оперативных и руководящих работников…

Органами госбезопасности по состоянию на 12 июня выявлено свыше 150 наиболее активных участников беспорядков. Их преступная деятельность документируется с целью привлечения к ответственности. 53 человека из этого числа уже арестовано…

В Новочеркасске убиты и умерли от ран в больницах 22 человека. 87 человек посетили больницы города в связи с ранениями и травмами, полученными ими во время беспорядков. Подавляющее большинство этих лиц – молодежь в возрасте 18–25 лет».

Результаты анализа произошедших в Новочеркасске событий были подведены в приказе КГБ при СМ СССР «Об усилении борьбы органов государственной безопасности с враждебными проявлениями антисоветских элементов» № 00175 от 28 июля 1962 г. В нем, в частности, подчеркивалось, что «…в советском обществе пока еще имеются антиобщественные элементы, которые под влиянием враждебной пропаганды извне становятся на антисоветский путь, возводят злобную клевету на политику партии и Советского государства, распространяют различного рода провокационные слухи с целью подрыва доверия народа к партии и правительству, а при определенных условиях пытаются использовать временные трудности, возникающие в ходе коммунистического строительства, в своих преступных целях, подстрекая при этом политически неустойчивых людей к массовым беспорядкам. Несмотря на это, органы госбезопасности не всегда принимают активные меры в отношении лиц, допускающих различные антисоветские проявления…»

В этой связи всему руководящему и оперативному составу предписывалось «…не ослабляя борьбы с подрывной деятельностью разведок капиталистических стран и их агентуры, принять меры к решительному усилению агентурно-оперативной работы по выявлению и пресечению враждебных действий антисоветских элементов внутри страны».

В то же время органы госбезопасности обязывались

«… знать происходящие среди молодежи и интеллигенции процессы, вовремя и правильно определять их характер, с тем, чтобы совместно с партийными и общественными организациями предотвращать перерастание политических заблуждений и идеологически вредных ошибок в антисоветские проявления».

Руководители подразделений КГБ обязывались четко информировать партийные органы – от ЦК компартий союзных республик до райкомов КПСС «по всем поступающим сигналам о готовящихся и совершенных враждебных проявлениях, а также о фактах и явлениях, могущих привести к массовым беспорядкам, и принимать своевременные и конкретные меры к предупреждению подобных эксцессов»[177].

Еще одним важным событием периода руководства КГБ П. И. Ивашутиным стал Карибский кризис осени 1962 г. Объективно по своему значению и последствиям он стал также одним из важнейших событий всемирной истории второй половины XX века. Остановимся на событиях тех дней только с точки зрения роли в них советской разведки и Петра Ивановича Ивашутина.

Парадоксально, но факт, что еще и сегодня многие наши соотечественники оценивают эвакуацию советских ракет с Кубы как мнимые «проигрыш» и «унижение» СССР, причиной чего стал якобы «авантюризм и волюнтаризм» Н. С. Хрущева, о чем на октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК КПСС прямо заявил его недавний выдвиженец А. Н. Шелепин.

При этом некоторые отечественные, вслед за зарубежными, исследователи говорят о якобы «односторонней вине СССР» в возникновении этого международного кризиса, получившего в нашей стране название Карибского, в США – Ракетного, а на Кубе – Октябрьского.

Но если мотивы западных историков понять можно, то что движет нашими российскими «исследователями-разоблачителями»? Им следует напомнить, что еще в марте 1961 г. президент США Джон Кеннеди санкционировал высадку десанта кубинских контрреволюционеров на «Остров свободы», как тогда именовали Кубу, с целью свержения режима Фиделя Кастро. Операция «Плутон» началась 16 апреля 1961 г. с бомбардировки «неустановленными самолетами» аэропорта Гаваны, где также базировались истребители ПВО (бомбардировка имела крайне малую эффективность, поскольку основной удар пришелся по ложным целям: макетам самолетов ВВС Кубы).

За этим последовала высадка 18 апреля бригады кубинских «контрас», подготовленных на базах ЦРУ во Флориде. Однако этот десант был разгромлен кубинской армией и ополчением менее чем за двое суток. Полный и ошеломляющий провал этой подготовленной ЦРУ интервенции и стал причиной отставки многолетнего директора ЦРУ Аллена Даллеса.

Однако уже в августе 1961 г. Джон Кеннеди санкционировал подготовку новой тайной операции против Кубы под кодовым названием «Мангуст», ответственным за проведение которой он назначил занимавшего пост министра юстиции собственного брата Роберта Кеннеди. Заметим, однако, что об осуществлении операции «Мангуст» официально стало известно только в 1975 г., в ходе расследования деятельности ЦРУ США комиссией сенатора Черча.

Оперативный план «Мангуст» предусматривал:

– на первом этапе: август-сентябрь 1962 г. – подготовку и инспирирование антикастровского «повстанческого» движения на Кубе;

– на втором этапе: октябрь 1962 г. – организацию «народного восстания» при поддержке американских спецслужб и возможной высадке американского десанта на остров.

С мая 1962 г. к подготовке заключительной фазы операции «Мангуст», о чем знали не только в Москве, но и в Гаване, был подключен Пентагон, отвечавший непосредственно за высадку и поддержку антикастровских сил.

Следует обратить внимание на следующее чрезвычайно важное обстоятельство: американские историки и их российские эпигоны сознательно разрывают хронологическую последовательность и логику развития событий тех дней, чтобы вывести США из-под обвинений в провоцировании Карибского кризиса и возложить ответственность за него исключительно на Советский Союз. Так, авторы «Энциклопедии шпионажа» Н. Полмер и Т. Б. Аллен писали, что якобы реализация плана «Мангуст» «не влияла на принятие советским руководством решения об оказании военной помощи Республике Куба».

А тем не менее лишь 16 октября, уже располагая информацией о наличии советских войск на Кубе, президент США отказался санкционировать начало завершающего этапа операции «Мангуст».

Однако уже в феврале 1962 г. советская разведка получила информацию о содержании плана «Мангуст» и о конкретных мерах ЦРУ и Пентагона по его реализации. Аналогичной информацией располагала и разведывательная служба Республики Куба.

Вот как П. И. Ивашутин информировал ЦК КПСС, министров обороны и иностранных дел 21 февраля 1962 г.:

«Докладываю следующие сведения.

По данным, полученным из кругов американского конгресса, Соединенные Штаты планируют спровоцировать правительство Кубы на такие действия, которые позволили бы американцам осуществить против Кубинской Республики военную операцию и быстро, не более чем за одни сутки, покончить с правительством Ф. КАСТРО. В этих целях США намерены значительно усилить антикубинскую пропаганду, которая будет направлена в первую очередь против руководителей правительства Кубинской Республики – Фиделя КАСТРО, Рауля КАСТРО, Че ГЕВАРА и Бласа РОКА[178].

Военные специалисты США разработали план операции против Кубы, который, по тем же данным, поддерживает президент КЕННЕДИ. Согласно этому плану, основной удар по Кубе предполагается нанести с американской военной базы Гуантанамо при поддержке кораблей военно-морского флота, находящихся в Карибском море. Действия наземных сил будут поддерживаться военно-воздушными силами, базирующимися во Флориде и Техасе.

Осуществление указанного плана возложено на военного министра МАКНАМАРУ. Конкретная дата начала операции еще не намечена, хотя речь идет о ближайших месяцах.

По указанию КЕННЕДИ МАКНАМАРА проводит консультации с государственным секретарем РАСКОМ.

США осуществляют по всем линиям нажим на ряд стран Латинской Америки с целью заставить их разорвать дипломатические отношения с Кубой.

Госдепартамент США особенно усиливает давление на правительства тех стран Латинской Америки, которые на совещании министров иностранных дел государств – членов ОАГ в Пунта-дель-Эсте воздержались при голосовании по вопросу об исключении Кубы из ОАГ. В этих странах США оказывают поддержку вооруженным силам и церкви с целью оказать через них влияние на колеблющихся руководящих государственных и политических деятелей.

Наряду с усилением пропаганды против правительства Ф. КАСТРО США в настоящее время изыскивают пути для того, чтобы представить свое вооруженное нападение на Кубу как столкновение всех или большинства стран Латинской Америки с правительством Ф. КАСТРО и «международным коммунизмом», что могло бы послужить юридическим оправданием в ООН агрессии США против Кубы.

Госдепартамент изучает несколько вариантов создания предлога для нападения на Кубинскую Республику. В частности, рассматривается возможность предоставления военной базы Гуантанамо в «распоряжение ОАГ», организация на ней учебного центра военного комитета ОАГ и размещение символических контингентов (рота, батальон) некоторых государств Центральной Америки «для обучения их приемам борьбы с партизанами». После этого США планируют инсценировать силами кубинской внутренней контрреволюции нападение воздушных сил Кубы на эту базу. Гватемала, Никарагуа, Венесуэла и Сальвадор заявили о готовности послать символические контингенты своих войск на базу Гуантанамо, и США ведут с представителями этих стран переговоры о путях осуществления своего плана.

В качестве другого варианта правительство США планирует инсценировать нападение революционной кубинской армии на какую-либо страну Центральной Америки, используя для этой цели кубинских эмигрантов, переодетых в форму революционной армии. После инсценировки нападения вооруженные силы «потерпевшей» страны оккупируют один из небольших прибрежных кубинских островов, на котором немедленно будет создано «правительство свободной Кубы». Последнее обратится с просьбой к ОАГ оказать ему военную помощь в борьбе с правительством Ф. КАСТРО. Совет ОАГ примет решение об оказании военной помощи «правительству свободной Кубы» со стороны всех членов ОАГ, включая и США, на основе чего последует открытая интервенция на Кубу.

Комитет госбезопасности принимает меры для проверки изложенных сведений.

Заместитель председателя

Комитета государственной безопасности

при Совете Министров СССР П. Ивашутин[179]».


Таким образом, для кубинского, да и советского руководства к маю 1962 г. сложилась ситуация, во многом аналогичная периоду перед началом Великой Отечественной войны: они знали об агрессивных планах и приготовлениях «западного соседа» и должны были в этой связи принимать соответствующие политические и военные решения.

В своих мемуарах И. А. Серов подчеркивал: «Сводки ГРУ и КГБ говорили о неизбежности военного столкновения между Америкой и Кубой, поэтому Хрущев еще в начале 1962 г. вызвал меня, Бирюзова и Захарова на дачу и приказал подготовить предложения по размещению наших ракет и группировки войск на Кубе, чтобы вести переговоры на равных с Кеннеди»[180].

Именно в такой обстановке Совет Обороны СССР 18 мая 1962 г. принял решение об оказании военной помощи Кубе и развертывании на ее территории Группы советских войск (ГСВК) численностью в 51 тысячу военнослужащих. Ее основной ударной силой должна была стать Отдельная ракетная дивизия, имеющая на вооружении ядерные боеголовки. (Реальная же численность ГСВК к середине октября составила 41 тысячу военнослужащих.)

В документах Генерального штаба СССР подготовка к созданию Группы советских войск на Кубе получила кодовое наименование «Стратегическое мероприятие «Анадырь». 10 июня Президиум ЦК КПСС окончательно санкционировал проведение «стратегического мероприятия «Анадырь».

О создании советской военной и военно-морской баз на Кубе планировалось объявить в ноябре 1962 г. в ходе официального визита Н. С. Хрущева в Гавану. Дополнительно подчеркнем, что это решение Советского правительства, оправданное и с политической, и с военной точки зрения, не противоречило общепризнанным принципам и нормам международного права.

Обеспечение секретности и скрытности проведения операции «Анадырь» было возложено на военную контрразведку, и фактически всеми предпринимавшимися в этой связи мерами на протяжении шести месяцев руководил непосредственно Петр Иванович Ивашутин. Включая непосредственно доклады Президиуму ЦК КПСС об обстановке в связи с вероятностью возникновения вооруженного конфликта.

Скрытно для вероятного противника, первый эшелон советских войск прибыл на Кубу уже 26 июля и приступил к оборудованию стартовых позиций баллистических ракет Р-12 и Р-14, взлетно-посадочных полос для авиации, позиций ПВО, складов и военных городков.

И, несмотря на наличие у ЦРУ разведывательной сети на Кубе, вдоль маршрутов длинных морских коммуникаций, вовлечение в подготовку транспортных караванов десятков тысяч военнослужащих и гражданских специалистов, более сотни советских судов, американская разведка просмотрела переброску на Кубу многотысячного воинского контингента и вооружения, включая ракетные комплексы, бомбардировочную и истребительную авиацию и ядерные боезапасы.

Скажем честно: произойди утечка информации о плане «Стратегического мероприятия «Анадырь» и о конкретных шагах по его реализации, развитие советско-американских отношений, да и всей мировой истории, могло пойти по совершенно иным, причем гораздо более трагическим, сценариям.

До 16 октября Дж. Кеннеди получил от ЦРУ 4 «оценки национальной разведки» – главный информационный документ разведсообщества для президента и других высших должностных лиц администрации США, – в которых ничего не говорилось о присутствии советских войск на Кубе или об угрозах безопасности США со стороны СССР и Кубы.

И еще 22 августа, когда советские войска уже приступили к созданию боевых оборонительных позиций на Кубе, Дж. Кеннеди санкционировал активизацию военных приготовлений по плану «Мангуст», а 21 сентября, по просьбе министра обороны Р. Макнамары, утвердил активизацию разведывательных полетов самолетов У-2 над Кубой.

Но только 14 октября 1962 г. самолеты разведки ВВС США зафиксировали на Кубе новые объекты, которые через два дня были уверенно идентифицированы аналитиками ЦРУ как ракетные батареи ПВО. Более всего Пентагон и ЦРУ беспокоил тот факт, что согласно имевшимся у них разведывательным сведениям, полученным от изменника Родины О. Пеньковского, обнаруженные позиции ПВО были характерны для района развертывания советской ракетной дивизии, присутствия которой, однако, американскими спецслужбами установлено не было.

К 22 октября развернутая на Кубе 43-я ракетная дивизия имела в своем составе 5 ракетных полков, бомбардировщики Ил-28. А всего было доставлено, о чем американцам стало известно только в 1993 г., – 164 ядерные боеголовки для ракет и пусковых установок «Луна-М».

Это был крупный провал американской разведки – не только ЦРУ, но и Разведывательного управления Министерства обороны (РУМО), Агентства национальной безопасности (АНБ), разведок видов вооруженных сил – ВВС и ВМС, корпуса морской пехоты, призванных заблаговременно выявлять военные угрозы безопасности и информировать о них президента США.

В этой связи только 17 октября было совершено 6 разведывательных полетов авиации США над Кубой. А всего с 4 октября по 8 ноября были зафиксированы 124 разведывательных полета авиации США, некоторые из которых совершались на сверхмалой высоте – 100–300 метров.

О крайне неприятном и тревожном открытии наличия на Кубе ракет ПВО 16 октября было доложено президенту Джону Кеннеди. В тот же день, 16 октября в Овальном кабинете Белого дома состоялось первое заседание кризисного штаба в составе вице-президента США Л. Джонсона, госсекретаря Д. Раска, министров обороны Р. Макнамары и юстиции Р. Кеннеди, директора ЦРУ Д. Маккоуна.

«Все были в шоке, – вспоминал об этом заседании его участник министр юстиции Роберт Кеннеди. – Такого поворота событий никто не ждал. Да, Хрущев обманул нас, но мы и сами себя обманули…»

В обращении к нации 22 октября Джон Кеннеди заявил об установлении морской блокады с целью «остановить процесс размещения советских ракет на Кубе» и введении иных санкций против «острова Свободы».

Как известно, этот ограничительный режим санкций против Кубы просуществовал 62 года: – только 17 декабря 2014 г. президент США Барак Обама объявил об отмене санкций и восстановлении дипломатических отношений с Гаваной.

Только 27 октября Н. С. Хрущев официально признал факт наличия советских ракет на Кубе и согласился на их эвакуацию под международным контролем (на особых условиях, о которых будет сказано далее).

Однако необходимо сказать и о роли, которую сыграл в мирном разрешении конфликта резидент советской разведки в Вашингтоне Александр Семенович Феклисов[181], – оценкой его сообщений в Москве и подготовкой по ним предложений для Президиума ЦК КПСС также занимался Петр Иванович Ивашутин.

22 октября советника посольства СССР «Фомина» – под этой фамилией в Вашингтоне работал А. С. Феклисов, попросил о немедленной встрече известный обозреватель телеканала Эй-би-си Джон Скали. После ряда зондажных бесед, 26 октября Скали, как он выразился, «по поручению высшей власти», передал «Фомину» американские предложения по урегулированию конфликта. Поясняя по просьбе Александра Семеновича, кого он имеет в виду под «высшей властью», Скали торжественно отчеканил: «Президента Соединенных Штатов Америки Джона Фитцжеральда Кеннеди».

При этом он подчеркнул, что президент США «не хочет войти в историю как второй Тодзио» и добивается разрешения кризиса мирным путем». (Тодзио Хидэки был в 1941–1944 гг. военным министром и премьер-министром Японии, был казнен в 1948 г. как военный преступник по приговору Международного трибунала в Токио.)

Конкретно американские предложения заключались в следующем:

1. СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракетные установки под контролем ООН;

2. США снимают морскую блокаду Кубы;

3. США публично берут на себя обязательство не вторгаться на Кубу.

При этом подчеркнем, что принятое на себя администрацией США обязательство не вторгаться на Кубу соблюдалось даже после гибели президента Джона Кеннеди в ноябре 1963 г. в Далласе.

Вечером того же дня в телефонном разговоре с советским послом А. Ф. Добрыниным Роберт Кеннеди подтвердил условия, ранее переданные «советнику Фомину».

Но тут же по собственной инициативе Александр Семенович выдвинул еще одно встречное требование: демонтировать американские ракеты «Юпитер» на базах в Турции и отказаться от известных планов их развертывания на военных базах США в Италии и Японии.

Роберт Кеннеди, после телефонной консультации с президентом США, подтвердил его согласие и на эти требования, обговорив при этом некоторые условия. Во-первых, что демонтаж «Юпитеров» в Турции будет осуществлен через 3–5 месяцев, и во‑вторых, что эта договоренность, а также об отказе от размещения ракет в Италии и Японии, должна иметь конфиденциальный характер, и что она не будет включена в официальный текст соглашения по деэскалации кризиса.

«Конфиденциальность» этих обязательств, хорошо понимали в Москве, была необходима президенту Кеннеди для «сохранения лица» в период предстоящей избирательной кампании.

Парадоксально, но факт: посол Советского Союза А. Ф. Добрынин отказался отправить официальную шифротелеграмму с предложениями президента США по разрешению конфликта в МИД СССР. И эта информация ушла в Москву по каналу резидентуры КГБ.

Американские предложения, как известно, были приняты в Москве, и на следующий день в прямой диалог с Кеннеди вступил Н. С. Хрущев, что и привело в итоге к окончанию этого опасного международного кризиса.

А его непосредственными результатами стало заключение в последующие годы договоров о запрете ядерных испытаний в трех средах (1963 г.), о нераспространении ядерного оружия (1964 г.), начало переговоров по сокращению запасов оружия массового поражения (ОМП).

К его итогам также с полным правом можно отнести и установление прямой горячей линии телефонной связи между руководителями двух мировых держав, между Белым домом и Кремлем, договоренность о чем была достигнута в ходе переговоров в Женеве 20 июня 1963 г.

Еще одним непосредственным результатом для советской разведки стало обнаружение в Атлантическом океане американской разведывательной системы SOSUS (Sound Surveillance System, системы донных микрофонов), предназначенной обнаруживать и отслеживать перемещение подводных целей, о чем американцы до сих пор предпочитают не вспоминать в открытой печати.

Но, по нашему мнению, главный итог Карибского кризиса для всего мира состоял в том, что руководящие круги США внезапно осознали, что в мире появилась вторая сверхдержава – Советский Союз. И что отныне Вашингтону предстоит планировать, готовить и осуществлять свои внешнеполитические акции именно с учетом данного факта, с оглядкой на мнения и позицию СССР.

А это требовало пересмотра всей внешнеполитической доктрины США.

Официально новая внешнеполитическая доктрина США была провозглашена новым президентом США Линдоном Джонсоном 23 мая 1964 г. Ее целью было объявлено «ослабление международной напряженности и устранение опасностей, связанных с «холодной войной» между государствами, придерживающимися различных идеологий».

Однако Петр Иванович в напряженные дни Карибского кризиса не знал, по должности не мог знать, и еще об одной его сюжетной линии, с которой ему предстояло познакомиться уже в самое ближайшее время.

Речь идет о том, что еще в мае 1961 г. с офицером резидентуры ГРУ в Вашингтоне Георгием Никитовичем Большаковым[182], пребывавшим в должности атташе посольства СССР по вопросам культуры и редактора журнала «Soviet Life Today», по собственной инициативе установил контакт брат президента Роберт Кеннеди. (Кеннеди, которому было подчинено ФБР США, безусловно, был информирован о том, что Большаков является офицером спецслужбы.) И. А. Серов же деятельность Г. Н. Большакова в США в 1961–1962 гг. излагает довольно путано и далеко не объективно.

На одной из встреч, а всего за полтора года контактов их было более сорока, Роберт Кеннеди предложил Большакову «установить неофициальный обмен мнениями» по различным вопросам международного и двустороннего характера. При этом обоими собеседниками ясно понималось, что речь идет о конфиденциальных отношениях высшего уровня, идущих от имени руководителей государств и в целях установления лучшего понимания ими позиций друг друга.

Следует отметить, что в принципе практика подобных «конфиденциальных» отношений имела и имеет широкое распространение в мире. Вопрос о предложении Р. Кеннеди рассматривался Президиумом ЦК КПСС, который и дал соответствующую санкцию Большакову на продолжение контактов с министром юстиции и самым доверенным лицом президента США.

Однако 16 октября 1962 г., демонстрируя разведснимки Кубы с позициями ракет ПВО, Роберт Кеннеди обратился к Большакову за соответствующими разъяснениями, которых тот, естественно, дать не мог. Но, следуя установкам из Москвы, советский разведчик вполне искренне отрицал наличие советских ракет на Кубе, что подорвало доверие президента США к этому конфиденциальному каналу связи с Москвой. В связи с чем 20 октября встречи Г. Н. Большакова с Р. Кеннеди прекратились. «Тайный канал» связи с советским руководством через Большакова был дезавуирован Р. Кеннеди в книге «Тринадцать дней», опубликованной уже после его смерти, в 1969 г.

В своих мемуарах бывший начальник ГРУ И. А. Серов много, но весьма туманно говорит о роли Г. Н. Большакова в разрешении Карибского кризиса, скрывая от читателей тот факт, что Р. Кеннеди прекратил контакты с «советским журналистом» 20 октября, то есть до вступления кризиса в наиболее острую фазу. Это замечание никоим образом не является стремлением бросить какой бы то ни было упрек Георгию Никитовичу, а лишь характеризует стремление И. А. Серова приписать себе последние несуществующие заслуги. Серов, естественно, был не осведомлен о деятельности в дни Карибского кризиса резидента внешней разведки КГБ СССР А. С. Феклисова.

Подчеркнем также, что после возвращения в СССР по просьбе американской стороны – ему не была прощена «неискренность» в контактах с Р. Кеннеди, в декабре 1962 г. «дело Г. Н. Большакова» рассматривалось специальной комиссией Министерства обороны. Комиссия пришла к выводу, что никаких претензий к Георгию Никитовичу не имеется и что он безупречно выполнял свой служебный долг и указания руководства.

Однако в самые критические дни кризиса драматические события происходили не только в Вашингтоне: 22 октября в Москве по обвинению шпионаже в пользу США был арестован полковник ГРУ Олег Пеньковский, по «прикрытию» занимавший должность заместителя начальника отдела в Государственном комитете Совета Министров СССР по координации научных исследований (ГКНТ). Сам же предатель начал предпринимать попытки по установлению контактов со спецслужбами США и Великобритании с ноября 1960 г.

И именно Пеньковский был для ЦРУ источником важной разведывательной информации о советских ракетных войсках и ракетной технике. Ее особая ценность для ЦРУ заключалась в том, что Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) как вид Вооруженных Сил Советского Союза были созданы указом Президиума Верховного Совета СССР только 17 декабря 1959 г. И, благодаря своим личным связям со многими высокопоставленными офицерами РВСН, предатель сумел поведать разведкам Великобритании и США немало интересного об этом виде вооруженных сил.

Пеньковский, которому в ЦРУ был присвоен оперативный псевдоним «Hero» («Герой»), несколько десятилетий считался самым ценным агентом в Советском Союзе.

Переданные изменником Родины материалы по ракетной технике помогли американским специалистам дешифровать аэрофотоснимки советских позиций на Кубе. Однако, вопреки широко распространенному заблуждению, Пеньковский не имел никакого отношения к передаче иностранным разведкам какой-либо информации по «стратегическому мероприятию «Анадырь».

Второе Главное управление КГБ СССР вело оперативную разработку Пеньковского с конца января 1962 г. Уже после ареста Пеньковского, 2 ноября, в результате осуществленной чекистами комбинации, при попытке изъятия в подъезде жилого дома тайника, якобы заложенного им для иностранной разведки, был задержан с поличным архивист американского посольства Роберт Джэкоб.

В тот же день в Будапеште с серьезными уликовыми материалами венгерской контрразведкой был арестован британский подданный Гревилл Винн, являвшийся связным Пеньковского с британской и американской разведками.

Надеясь на смягчение своей участи и приговора трибунала, Пеньковский согласился на открытом судебном процессе над ним и Г. Винном не давать показаний о своей службе в ГРУ, ограничившись лишь должностью в ГКНТ. Несмотря на то, что стенограмма этого судебного процесса, проходившего в Колонном зале Дома союзов и завершившегося оглашением обвинительного приговора 11 мая 1963 г., была опубликована в том же году, безусловно, не отражает всего объема преступной деятельности Пеньковского. Но и сказанного в зале заседаний, что называется, «хватало за глаза» для самого сурового приговора.

Разоблачение и арест Пеньковского стали немалым успехом КГБ при СМ СССР в борьбе с разведывательной деятельностью иностранных спецслужб.

Однако, исторической правды ради, скажем и о том, что КГБ не удалось также своевременно разоблачить еще одного предателя, в то время занимавшего пост советского военного представителя при ООН в Нью-Йорке, агента «Топхэт» («Цилиндр»), инициативно предложившего свои услуги ФБР в ноябре 1961 г. Заслуженное воздаяние за измену придет к нему гораздо позднее.

Считая себя «незаслуженно наказанным» в связи с предательством Пеньковского, Серов в своих мемуарах, сам того не подозревая, демонстрирует очевидное непонимание задач и методов деятельности контрразведки (как мы отмечали ранее, и будучи председателем КГБ, он особо не интересовался этим направлением деятельности органов госбезопасности, возложив курирование его на П. И. Ивашутина).

Тем не менее Серов все же признает, что грубо отметал все обращенные к нему просьбы о содействии недавних коллег с Лубянки в связи с оперативной разработкой Пеньковского. А ведь за содействием непосредственно к нему обращались председатель КГБ В. Е. Семичастный, хорошо известные ему начальник Второго Главного управления О. М. Грибанов и 3-го Главного управления А. М. Гуськов. И именно эта позиция Серова, которую трудно назвать «заботой о государственных интересах», и стала одной из главных претензий к начальнику ГРУ в связи с разоблачением Пеньковского.

В ходе расследования обвинений в отношении Пеньковского вскрылись факты недостаточной требовательности к кадрам со стороны руководства ГРУ, упущения самого Серова. В этой связи 17 января 1963 г. он был отстранен от должности, пока временно, начальника ГРУ. Исполнение обязанностей начальника ГРУ было возложено на заместителя Серова генерал-полковника Александра Семеновича Рогова.

Для выяснения всех обстоятельств «дела Пеньковского» была образована правительственная комиссия, возглавлявшаяся заведующим отделом Административных органов ЦК КПСС Н. Р. Мироновым. От КГБ в нее был делегирован П. И. Ивашутин, хорошо знавший специфику работы ГРУ, Генерального штаба и Министерства обороны СССР.

Серов прав только в одном: возмущенный его позицией, председатель КГБ В. Е. Семичастный в его характеристике припомнил и руководство «массовыми операциями» по депортации отдельных народов в годы войны, и участие в вынесении «приговоров» в Особом Совещании при наркоме внутренних дел, и несомненную близость к Л. П. Берии.

2 февраля 1963 г. Серов был снят с должности начальника ГРУ, а 12 марта был понижен в звании до генерал-майора и назначен помощником командующего Туркестанским военным округом по учебным заведениям. Бесспорно, это был тяжелый удар по самолюбию этого амбициозного человека. Не из этого ли проистекала его необъективность в оценках тех или иных фактов и событий, сквозящая в оставленных Серовым воспоминаниях?

Увольнение Серова поставило закономерный вопрос о том, кто же возглавит военную разведку страны. В связи с тем, что в ходе расследования предательства Пеньковского вскрылась неблаговидная роль в его судьбе А. С. Рогова[183], он был отстранен от руководства ГРУ. 8 марта исполнение обязанностей начальника управления было возложено на первого заместителя генерал-полковника Ходжи-Умар Джиоровича Мамсурова[184].

А ситуация в управлении была непроста. После возврата в январе 1949 г. функций управления военной разведкой от Комитета информации Министерству Вооруженных Сил СССР и воссоздания ГРУ, его последовательно возглавляли: Матвей Васильевич Захаров (январь 1949 г. – июнь 1952 г.), Михаил Алексеевич Шалин (июнь 1952 г. – август 1956 г., и октябрь 1957 г. – декабрь 1958 г.), Сергей Матвеевич Штеменко (август 1956 г. – октябрь 1957 г.), Иван Александрович Серов (декабрь 1958 г. – январь 1963 г.). При этом только генерал-полковник М. А. Шалин имел солидную разведывательную подготовку (еще в феврале – июне 1939 г. он временно исполнял должность начальника Разведуправления – 5-го Управления РККА) и непосредственный опыт разведывательной работы, с января 1949 г. был заместителем, а с июня 1951 г. – первым заместителем начальника ГРУ.

И тогда, испытывавший немало разочарований от недостаточно продуманных и взвешенных указаний, исходивших от «комсомольцев» – Шелепина и Семичастного, вопреки существовавшей субординационной практике, Петр Иванович Ивашутин инициативно изъявил готовность возглавить Главное разведывательное управление Генерального штаба СССР. Прекрасно понимая, какой груз ответственности он готов взять на себя. Но он думал не о персональном благополучии, а об интересах дела.

Это предложение перед Президиумом ЦК КПСС было поддержано и военным руководством страны – министром обороны Р. Я. Малиновским и начальником Генерального штаба С. С. Бирюзовым, которые по личному фронтовому опыту знали личные и деловые качества первого заместителя Председателя КГБ при СМ СССР.

Так 18 марта 1963 г. генерал-полковник Ивашутин был назначен 21-м начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил Советского Союза.

Часть V. Главное управление Генерального штаба СССР