Сейчас не работаю. Не могу найти место приложения сил после сокращения. В основном на даче сижу, фермерское хозяйство развиваю. В материальном плане более или менее нормально все.
Еще время от времени случаются приступы эпилепсии. Потому матчи с участием теперешнего ЦСКА, к сожалению, приходится пропускать – по состоянию здоровья. Выбираюсь на игры крайне редко.
Условия города мне противопоказаны. Больше на природе нахожусь, сказал уже, на даче – «колдую» над участком, сажаю и выращиваю урожай. Трудно сказать, в чем тут истинная причина нездоровья, человек-то я не старый.
Возможно, сказался чудовищный стресс после потери родителей. Скорее всего, так. Его последствия будут ощущаться, наверное, до конца дней. Совсем не паникую и ничего не предрекаю, просто констатирую.
Супруга моя тоже ездит на работу фактически из деревни. У нее, слава богу, нет проблем со здоровьем, как у меня. Ну, не будет же она жить в городе, вдали от семьи. В Москве объективно дышать нечем. Поэтому приезжаю в столицу исключительно по неотложным делам.
…Мечты? Сына хочу женить, а то живет с любимой девушкой в гражданском браке. Внуков пока нет, а хотелось бы иметь. Не убеждал и не собираюсь убеждать сына в правильности или ошибочности выбора жизненного пути. В его личные отношения опять же не вторгаюсь. Мы с отцом так же общались, многому у родителей научился. Каждый в этом смысле живет, как считает нужным.
Да, подсказываю ему в определенных моментах, если он сам попросит. А так – ни-ни. Приезжает Толя с девушкой с нами поговорить, чайку попить, отобедать у замечательного кулинара – мамы. И опять к себе домой молодые спешат. Собственно, обычные будни, как у многих.
Служил срочную
– Отец мой кому-то со стороны, наверное, весьма суровым человеком представлялся. Особенно на хоккейной площадке, во время напряженных матчей. Но это отнюдь не так, – вспоминает о своем легендарном папе сын Александра Павловича Рагулина Антон. – Про те времена, когда родитель играл, разумеется, в подробностях рассказать не могу: слишком маленьким был.
По окончании активной карьеры отец молодежку ЦСКА тренировал. Я в те годы – своеобразный «сын полка», вместе с командой ездил по городам и весям. Позже сам стал игроком молодежного состава. Вообще замечательные, товарищеские отношения сложились с тем же Андреем Хомутовым. А Игорь Стельнов стал мне, по сути, старшим братом, очень хорошо с ним общались вплоть до его безвременной кончины…
По-моему, Александра Павловича в команде глубоко, искренне уважали. И даже, судя по всему, любили, дорожили его мнением, шли за советом. Вот Валерий Харламов мог к нам домой приехать часа в два ночи. Чтобы поговорить по душам с Палычем, так любовно называли отца в ЦСКА и сборной. Ну, срочно требовалось душу излить. Разве отец мог отказать, да еще Харламову?! Тем более форвард наш приехал не с пустыми руками, а с ящиком шампанского…
Когда подрос, отношения с отцом несколько изменились. Нет, не хуже стали. Просто, скорее, мы приятели – он как бы старший друг, нежели папа в общепринятом смысле. Конечно, в определенные моменты советовался с ним. Но иногда отец, как говорят, ставил меня на место.
До призыва в армию, уже говорил, успел поиграть в молодежке ЦСКА. И в принципе мог, наверное, остаться в Москве, продолжать выступать в знаменитой команде. Тем паче успехи непосредственно в хоккее были, выиграли чемпионат Союза. Да и сведущие люди советовали: мол, я должен играть только в ЦСКА, не надо дергаться.
Пока метался, где и как продолжить карьеру, повестка в армию пришла. «Пап, что делать-то? Служить забирают». Александр Павлович не посодействовал мне остаться в столице. Может, с армейским начальством поговорить, другие шаги предпринять. Ну, как вышло, так и вышло. Не в обиде на близкого человека. Нормально общались. Могли и поссориться, какое-то время дуться друг на друга. Иногда вовсе не разговаривали. Но родственные души все равно надолго не разлучить.
Мы оба чувствовали: не проживем поодиночке. Снова сходились, встречались, общались. Особенно в непростые для каждого из нас периоды, они у всех случаются. Отец нуждался во мне, я – в нем. Просто в близости. Александр Павлович всегда искал меня в плане общения. И мне без него, глупо скрывать, было плохо.
Словом, меня призвали тогда на общих основаниях. Представьте, разбирал завалы после страшного землетрясения в Спитаке. Стал участником и свидетелем событий в Тбилиси в конце 80-х. Наверное, обогатил, таким образом, свой жизненный опыт. Мне это многое дало. В то же время, полагаю, немало потерял – в смысле упущенных возможностей в большом хоккее.
По ходу службы оказался в «учебке» на Украине. Оттуда, кстати, можно было попытаться в спортроту попасть, дальше в состав киевского «Сокола» пробиться. Не очень-то, видимо, рвался я туда. Судя по всему, психология людей меняется в спартанских условиях. Достаточно близко сошелся с местным боксером, отличный парень! Мы друг без друга уже не представляли дальнейшую службу. Пошли к замполиту, просили ни при каких обстоятельствах нас не разлучать. Так и прослужили с ним всю срочную.
Вернулся из армии. На свет, как грибы, появлялись коммерческие команды. Попробовал себя в одной из них, возглавлял ее знаменитый хоккейный наставник Николай Семенович Эпштейн. Он и позвал меня. Думал, уже поздно в большую игру возвращаться, в сомнениях пребывал. По прошествии лет понял, зря бросил хоккей. Ну, что теперь жалеть…
Время всеобщего разброда, шатаний, метаний. Будущее смутным представлялось. Погонял я полгода шайбу, затем появилась возможность денег заработать. В бизнес ушел. И хоккей стал сладким воспоминанием, приятным сном. Конечно, немного жаль, что не состоялся как мастер в большом хоккее. Увы.
Отец и раньше говорил, что в смысле продвижения по ступенькам спортивного мастерства не станет помогать. Мол, сам добивайся всего. Наверное, он в чем-то прав. Убиваться, корить себя или отца по данному поводу не стоит. Жизнь в целом неплохо идет.
Ампутация грозила
Период адаптации после ухода из хоккея был, наверное, как у многих знаменитостей, весьма непростым. Если не сказать, тяжелым. Это больше со слов мамы, я-то совсем малышом был. Папа завершил выступления в 73-м, а я родился в 69-м. Сложно психологически заканчивать блестящую карьеру, уходить в расцвете сил куда-то «за кулисы».
Позднее, когда я подрос, отец рассказал, что мог спокойно играть еще три-четыре года. Но в чем особенность тогдашнего ЦСКА? Легендарный наставник армейцев Анатолий Владимирович Тарасов никому поблажек не делал. Ни молодым мастерам, ни заслуженным, уровня папы. Во время тренировок нагружал всех, без исключения, по полной программе.
Ближе к тридцати годам Александр Павлович, с его же слов, во время активной карьеры грузил себя на тренировках столько, сколько принимал организм. Остальное, по мнению отца, избыточные, ненужные вещи. Вот и все. Перебор с нагрузками – тоже плохо, лишь во вред спортсмену.
Он и с молодежкой ЦСКА по схожему принципу работал. С каждым юношей – индивидуально. Кого-то от души гонял, кому-то облегчал бремя. Очень вариативным, гибким тренером слыл. Сама атмосфера в той команде была такой, когда пацаны, как говорят, за тренера играли, душу отдавали хоккею, своему обожаемому Палычу. Глубоко уважали его, очень любили. Потому игре отдавались полностью.
Видимо, сознание того, что не до конца реализовал себя в большом хоккее, как говорят, «не доиграл, не допел», тяжело отцом переживалось. Алкоголем увлекся, года два-три длилось. Но взял себя в руки, не опустился. Да, закончил играть, масса друзей и знакомых окружали его, свободное время появилось после ухода из хоккея. Потому немного и расслабился.
Папа оставался нормальным, контактным человеком, двери нашего дома практически не закрывались. Повторюсь, отец обладал характером, не позволявшим уйти в околоспортивное небытие. Тогда ему и предложили работать с молодежной командой ЦСКА, об этом отрезке я уже рассказал. После чего Александр Павлович тренировал взрослую дружину из Новосибирска. Лет сорок ему исполнилось. Потом наступил новый период в жизни. Кстати, относительно благополучный.
Если помните, представители Национального фонда спорта добились квот на беспошлинный ввоз в страну ряда товаров, в том числе водки, табака и т. д. На ассоциацию ветеранов хоккея, возглавляемую отцом, тогдашний председатель ФХР Валентин Сыч тоже выделил упомянутые квоты. Это явилось хорошим подспорьем.
Видимо, сознание того, что не до конца реализовал себя в большом хоккее, как говорят, «не доиграл, не допел», тяжело отцом переживалось.
Но отец, разумеется, в силу характера, ментальности был несведущим в подобных вопросах человеком. Тогда я предложил помочь. Родные люди всегда договорятся. Организовали фирму с моими знакомыми из таможни. Неплохо несколько лет кряду трудились. Скажу так, на благо всех нас.
Плюс папе все-таки платили так называемую военную пенсию. И руководство Олимпийского комитета не забывало знаменитого советского хоккеиста, стипендию ему оформили. К слову, заработанные от нашей деятельности с квотами средства Александр Павлович вложил в обустройство дачного участка. В общем, не сказал бы, что семья жила впроголодь, остро нуждалась в чем-то. Например, у мамы с папой по автомобилю было, тоже характеризует. Не шиковали, но и не бедствовали.
Не знаю, какую, например, зарплату отец приносил во время своей карьеры. Повторюсь, слишком маленьким был тогда, объективно не владел информацией. Как-то в руки попала старая офицерская книжка папы за 1972 год. Там стояла цифра в 1000 рублей, по тем временам очень-очень неплохие деньги. Скорее всего, этот гонорар как бы по совокупности деяний ему начислили. Конечно, фигурировали цифры и скромнее. Но факт налицо: безденежьем наша семья не страдала.
Между прочим, нередко папе предлагали престижные должности, посты. К примеру, популярный в те годы генерал Лебедь звал Александра Павловича на работу в депутатский корпус Госдумы. Не хотел он идти в политику. В тренеры, консультанты в хоккее тоже приглашали, отказал, однако, всем. И не потому, что считал данные занятия чем-то грязным, постыдным, нет.