Но случались временные «отдушины», и отец приезжал в родные пенаты. Праздник души! Не только для его самых близких, но и друзей, конечно. Изумительным образом о визите папы домой узнавали все, кто хотел знать. Ведь мобильных тогда не было. Созванивались по обычным городским телефонам. И – айда на «коробку» рядом с нашим домом на Планетной улице, недалеко от «Динамо», кстати.
Меня ставили в ворота, и от души – нет, не шайбу гоняли – в футбол играли. Мне лет семь-восемь на тот момент было. Понятно, зимой папа не смог бы в тот же футбольчик с нами сыграть, занят хоккеем. Тренировки, матчи, бесконечные разъезды по городам, весям, странам… Вот период, когда в компании с папой и его друзьями удавалось поиграть, запомнился. Повторюсь, удовольствие редкое по тем временам.
Разумеется, когда папа завершил карьеру в большом хоккее, наконец-то больше времени стал уделять семье – мне, маме, позднее моей младшей сестре, Елене. Тренером молодежной команды ЦСКА работал.
Тоже отправлялся с подопечными на выездные матчи, но уже не столь подолгу отсутствовал дома. Все-таки сумасшедший ритм активной карьеры в ЦСКА и сборной СССР не сравнить с последующей деятельностью наставника армейской молодежки.
Кто отцу был ближе в хоккейной среде? С Виктором Васильевичем Жлуктовым тепло общался, с дядей Валерой Харламовым тоже. Он вообще мог заглянуть к нам в гости без предварительного звонка, всегда радовались его приезду. В то время не считалось чем-то зазорным. Проезжал, скажем, мимо, решил зайти к старшему товарищу по команде. Что тут плохого?
С Фирсовым и Полупановым, можно сказать, семьями дружили, все-таки непосредственные партнеры отца по клубу и сборной. Я, например, прекрасно знал дочку дяди Вити Полупанова, его жену. Вячеслав Михайлович Анисин гостил у нас, когда, разумеется, свободное от хоккея время выпадало. Очень большой, чрезвычайно высокий баскетболист Ткаченко, сгибаясь, входил в нашу квартиру на Планетной улице.
Говорил уже, компания у папы разноплановая. Не только хоккеисты, но и представители других видов. Еще друзья, не имевшие никакого отношения к спорту. Они обычные болельщики. Порой и вовсе далекие от всяких баталий люди. По-моему, отец их особенно почитал, ценил. Наверное, потому, что они всегда были верными приятелями. Независимо от статуса Викулова в большом хоккее. Дружили с ним, поддерживали его с незапамятных времен. Владимир Иванович отвечал взаимностью.
Не стану, пожалуй, в строгой последовательности рассказывать. Скучно, нудно. Не взыщите, если от одного события перебегу к другому, порой не связанному с ним по времени. Поведаю, на мой взгляд, о самом интересном. Это важнее, любопытнее.
…Вернулся отец, по-моему, с Кубка Канады. Мы с мамой не сразу узнали родного человека. Папа с друзьями по сборной вышел из здания Шереметьевского аэропорта, мы вроде как к нему бегом от радости. Но что-то нас насторожило, ошеломило, даже испугало. Ба, да у отца многих зубов не оказалось! Ему их просто выбили злющие соперники во время матчей. Папа непривычно шепелявил, шутил: мол, ничего, все нормально.
Это приключение на хоккейных заокеанских площадках не помешало, однако, дальнейшему общению. Папа настолько домашний, гостеприимный человек, что, едва сойдя с трапа самолета, позвал партнеров по команде к нам домой, на Планетную. Посидеть с дороги, отдохнуть, чайку попить. Москвичи охотно откликнулись. Не смогли составить компанию только игроки из других городов, они, понятно, спешили к своим семьям. Пересели на другие рейсы и айда в родные пенаты.
Моя мама и бабушка с удовольствием встречали долгожданных гостей. Чудесно посидели, пообщались, знаменитые хоккеисты перевели дух после нелегких баталий. Не допоздна, конечно, засиживались, но было шумно, весело.
Такое стало почти ритуалом, но очень приятным. Позднее и ближе к окончанию большой, славной карьеры отца мы переехали в квартиру недалеко от «Щукинской». Проводили папу из хоккея, и гостей поубавилось. Так, наверное, часто бывает, не только у Викулова. Но факт налицо: встречи с друзьями по игре стали значительно реже. Потом и вовсе сошли на нет.
Хронический скромняга
Сейчас легко поймете, о чем я, если еще не поняли. Да, знаменитые хоккеисты того поколения, к которому и мой отец относился, потрясающе стеснительны едва ли не во всех проявлениях. Представьте, как дети: смущались, даже краснели при малейшем, на их взгляд, повышенном внимании к ним. Папа не исключение. Спешу рассказать.
Уже говорил, даже налета звездности мой Владимир Иванович был лишен. Такого склада человек. Повторюсь, ОНИ все, великие хоккеисты прошлого, подобным образом скроены.
Помню, в детстве (редкий случай!) пошли с отцом в парк Горького. На аттракционы, очень хотелось с ветерком промчаться. И директор, видимо, хоккейный болельщик, без труда узнал папу. «Владимир Иванович, катайтесь с сыном, сколько захочется. С вас ничего не возьму», – молвил начальник.
Отец замялся, покраснел. Ну, обычное его в подобных случаях состояние. Неловко ему стало, стеснялся своей известности. «Нет, что вы, как можно…» Мне-то, пацану, в радость – дольше кататься. «Все, уходим, совесть надо иметь», – пристыдил меня папа.
Пришли с мамой на матч ЦСКА, со «Спартаком» играли. Лет пять мне было. Врезалась в память встреча потому, что папе в пылу борьбы бровь рассекли. Из игры он не выключился, а кровь-то продолжала сочиться, капать. С трибуны мы отчетливо это видели.
И мама не выдержала зрелища, помчалась к скамейке запасных, где игроки ЦСКА располагались. Я – за ней. «Виталик, с папой что-то случилось!» – только и успела сказать она. Доктор армейцев, Игорь Владимирович Силин, успокоил: мол, вернитесь на свои места, все он сделает для Владимира Ивановича. Действительно, заклеил разбитую бровь пластырем, скрепил. Кровь уже не текла, страхи наши потихоньку улеглись. Сохранилось фото с той разбитой бровью. Немножко жуткая картина.
По окончании матчей удавалось с отцом обняться. У стен дворца спорта, пока двери клубного автобуса не закрылись. Считаные минуты отводились. Затем по команде Анатолия Владимировича Тарасова автобус уезжал на подмосковную базу ЦСКА в Архангельском. Все.
Тарасов иногда разрешал женам с детьми навещать хоккеистов в Архангельском. До обеда могли общаться. Даже на лодочке по пруду катались. На катамаранчике. Дальше по плану – обед, отдых, вечерняя тренировка. Мы с мамой, как и члены других семей, возвращались в Москву.
Отец, будучи на редкость скромным человеком, тем не менее не стеснялся отстаивать свою точку зрения, когда требовалось. Мне эта черта в папе импонировала, можно сказать, передалась по наследству. Отец все говорил спокойно, без надрыва, никогда не срывался на крик. Главное – умел обосновать, почему считает так, а не иначе.
Еще школьником старался быть убедительным, если с кем-то не сходился во мнениях. Объяснял, убеждал, приводил аргументы. Как-то поспорил с учительницей, и та в сердцах выпалила: приведи, дескать, отца в школу. Что себе позволяешь!
Пришли с мамой на матч ЦСКА, со «Спартаком» играли. Лет пять мне было. Врезалась в память встреча потому, что папе в пылу борьбы бровь рассекли.
Папа пришел, как раз в Москве оказался. Конечно, я и мое поведение на второй-третий план отошли, все знали, кто такой Владимир Викулов. Вопросы в основном о хоккее были. Ему опять же не в радость столь повышенное внимание. А мелкий инцидент с поведением сына Викулова благополучно разрешился. Папа обещал поговорить со мной, что-то поправить в поведении, настроении.
Кстати, в дни неудач на хоккейной площадке он держался достойно. Умел, как принято говорить, проигрывать. Никогда не срывал в подобных случаях злость на близких людях. Меня он тоже учил играть и проигрывать. Ненавязчиво. На конкретных примерах.
Вот шли мы с друзьями мяч погонять в той самой «коробке» рядом с нашим домом. Папа компанию составлял. Иногда уступали в счете. Отец говорил: «Не психуй, ничего страшного. Есть люди сильнее тебя. Надо тренироваться, чтобы прибавить в мастерстве. Но ни в коем случае не психовать, не плакать, не закрываться от мира. Все проигрывают. Даже великие спортсмены». Те уроки я запомнил на всю оставшуюся жизнь.
Он не закипал…
До 86-го года многие вещи, происходившие с отцом и вокруг него, я достаточно хорошо помню. Затем ушел в армию, срочную служить. Вкратце упоминал, что по окончании карьеры игрока папа тренировал молодежку родного клуба – ЦСКА. Вместе с дядей Юрой Чабариным работал.
В связи с блистательным хоккейным багажом Владимира Ивановича меня нередко спрашивают, почему по стопам отца не пошел. Мог, наверное, в той же молодежной команде играть. Не мог, и вот почему.
В пять лет мне очень интересно было кататься вместе с отцом, да еще с клюшкой наперевес. Папины финты, указания, техника катания на коньках просто завораживали. Старался учиться, подражать. Катались с ним, катались, и бац, сильно упал. Крайне неудачно – на спину.
Видимо, настолько угнетающе подействовало на мою детскую психику, что позднее не преодолел страха перед коньками, льдом и так далее. Ничего не мог поделать с собой. Ну, не сложилось у меня с хоккеем.
Отец все-таки пытался приобщить меня к занятиям. Он тренировал ребят 67-го года рождения, я был двумя годами моложе, 69-го. «Они старше, тебя подтянут», – говорил папа. Лето, мы находились на предсезонных сборах. Кроссы я бегал наравне со всеми, другие сопутствующие упражнения выполнял.
По окончании сборов, ближе к зиме, папа позвал на каток ЦСКА. Требования, мол, знаешь, приходи на тренировку. Приезжаю и не могу себя пересилить, заставить встать на коньки. Даже на дворовую «коробку» не выходил. Тщетно. Не хотел, боялся. Детские воспоминания, ощущения не прошли.
Не скрывал от родного человека чувств и намерений. Папа не то что не осуждал, с глубоким пониманием отнесся. «Ничего, значит, пойдешь своей дорогой в жизни», – напутствовал великий хоккеист.