В погожее утро идем на упомянутую набережную. Отцы наши взгромоздили на шеи детей и пошли в сторону аттракционов. Развлечься, нам удовольствие доставить. Шли в тех самых шлепанцах – сабо. Оглушающий звон на мостовой от них! Звук сравним разве что с цокотом лошадиных копыт. Народ с любопытством оборачивался, взирал на пешую кавалькаду знаменитых хоккеистов с детьми.
Конечно, известных всей стране спортсменов легко узнали. Буквально толпа окружила, в том числе и моего папу. Опять заминка, смущение, возникшая, казалось, на ровном месте неловкость. Читалось на лицах игроков некое чувство дискомфорта. Вроде давно должны привыкнуть к вниманию, славе, почету и т. д. Нет, будто в первый раз просили у них автографы. Это никакое не жеманство, не позерство, не манерничание. Думаю, люди с тонкой душевной организацией меня поняли.
В принципе, редко получалось выбраться куда-то втроем, во всяком случае, в детстве. Потом сестренка родилась, Лена. Мама, естественно, больше внимания уделяла новорожденной.
Как-то – опять редчайший случай – родители пришли ко мне в детский сад на спортивный праздник. В роли зайчика я выступал. Папа с мамой поучаствовали в эстафете. Шумно, весело. Сквозь обруч, будто через угольное ушко, предстояло взрослым лезть – на скорость. Молодцы, справились, до сих пор помню.
«Владимир Иванович, подойдите, пожалуйста, сюда, посмотрите туда», – не оставляли в покое папу воспитатели и руководители учреждения. Увы, бремя славы, никуда от этого не уйти. Даже мне, тогдашнему малышу, бросалось в глаза: отец боготворил маму. Очень любил супругу. Читалось в каждом слове, движении. Мама всегда была в его сознании на первом месте.
Отец по сути своей не конфликтен. Не самоцель же непременно ссориться, тем более в пух и прах с кем-то ругаться.
Родители рассказали мне о реакции бабушки с дедушкой на знакомство с папой. Они в первый раз буквально оторопели, когда мой будущий отец на пороге их квартиры появился. Дедушка, в прошлом моряк-подводник, при взгляде на папу невольно воскликнул: «А я знаю, кто это!» Конечно, будучи болельщиком, дед легко узнал хоккейного кумира.
Господи, как тогда глубоко переживали за тех же хоккеистов, не передать словами. Помню, тренеры по ходу одного из матчей Олимпиады 1972 года не сразу выпустили папу на лед. Так мы дома слезу пустили по этому поводу! Нашего любимца нет в команде?! Потом присмотрелись, отец мелькнул на экране, у всех домашних отлегло от сердца.
Разумеется, грандиозный успех – тогдашнее золото сборной в Саппоро – главное и безусловное впечатление отца от тех Игр. Но были еще как минимум два. Это когда они из Владивостока плыли в Японию на пароходе.
Их со страшной силой крутило в открытом море. И второе. Ушли после очередного олимпийского матча в раздевалку, приняли душ, переоделись. А вечером хозяева турнира позвали советских хоккеистов поплавать.
Бассейн функционировал на месте… ледовой арены, где часами ранее горячие баталии шли. Папу и его товарищей по команде приятно поразило сие обстоятельство. Прямо чудеса западной техники по тем временам. Затем импровизированный бассейн снова превратили в каток, на котором спустя время хоккеисты шайбы забивали.
Уже рассказывал вам, что мы по возможности посещали матчи с участием ЦСКА и сборной в Москве. Конечно, я с мамой приезжал либо во дворец спорта «Лужники», либо на старенькую арену армейцев, что на Ленинградском проспекте столицы. Мал еще был, чтобы самостоятельно отправляться на хоккей.
Так вот, в плане посещения матчей, распределения билетов на них приоритет отдавался супруге и ребенку, то есть мне. Папа объяснял нам, что мог бы, в принципе, с десяток билетиков взять на семью. Но считал это некрасивым, нескромным поступком, что ли. Чтобы все члены семьи Викуловых располагались во время матча на трибуне – нет, нехорошо, явный перебор.
Мы садились с мамой на трибуну, рядом – жены и дети других хоккеистов ЦСКА. Мило общались, от души болели за своих отцов и мужей. Вот Кузькина Татьяна Николаевна с Фирсовой Надеждой Михайловной, еще прекрасные дамы составляли компанию.
По окончании игры, как обычно, все дружно шли к автобусу. Чтобы минут пять, дай бог, десять, пообщаться с любимыми людьми. Обнять их, расцеловать, пожелать здоровья. Все. Двери автобуса закрывались, кумиры болельщиков отправлялись на базу в Архангельское. Крайне редко после какого-то матча наших пап Тарасов домой отпускал.
Но мы не сразу разъезжались по домам. Толпой близких родственников, только что отчаянно переживавших за любимцев публики, отправлялись, например, к нам. В квартиру на Планетной улице. Район Динамо, рядом с дворцом спорта ЦСКА. Удобно к Викуловым заглянуть. Конечно, такие экспромты случались нечасто. Но, когда удавалось вместе посидеть, за чашкой чая продолжали горячо обсуждать перипетии матча.
Дух алчности не царил
…Спустя годы в компании папы я с упоением пересматривал матчи Суперсерии 1972 года против канадских профессионалов. Но, пожалуй, особенно запомнилась, отложилась в сердце церемония проводов отца из большого хоккея в 79-м. Настолько тепло, необычно все проходило, что, помню, даже заплакал.
Семья наша жила уже в районе «Щукинской», мы прильнули к экрану, можно сказать, ловили каждое движение, каждое сказанное в адрес отца слово. Тогда игроки ЦСКА собрались в центре площадки, что-то проникновенно говорили в адрес папы. Нетривиальные, человеческие вещи. Потому, наверное, и отложилось это в моей душе. Просто феноменально!
Владимир Иванович не сетовал на свой уход из большого хоккея. Воспринял спокойно, нормально. По-моему, осознанно шел на данный шаг. Чтобы, наконец, регулярно видеть родных ему людей. Ведь он полтора десятка лет толком не общался с нами, так, фрагментарно.
Не знаю, может, и попросили освободить место – молодым, целеустремленным. Не забывайте, старшим тренером ЦСКА стал Виктор Тихонов. Но ни разу я не слышал, чтобы отец «поливал», называл нехорошими словами Виктора Васильевича. Не надо искать проявления «закулисья» там, где им близко не пахло.
Повторюсь, папа нисколько не жалел об уходе из хоккея. Искренне говорил: теперь можем чаще на горки ходить, на санках кататься. На любимую дачу ездить, отстраивать ее. Очень довольным казался.
Блестящий форвард Викулов не метался в поисках работы. Так сложилось. Месяцок отдохнул от хоккея, затем его позвали в тогдашний ленинградский СКА играющим тренером. Да, официально карьеру завершил. Однако выступающий на площадке наставник – отдельная песня.
Правда, Владимир Иванович выдвинул условие: супруга живет с ним на время работы с командой СКА. Ребенок приезжает на выходные, в каникулы. Мама отправилась в Ленинград к папе. Я остался в Москве с бабушкой и дедушкой. Отец продержался там сезон во многом благодаря тому, что рядом была любимая женщина.
Проблемы со здоровьем, тем не менее, обострялись. Сердце пошаливало, общее состояние не из лучших от высоких нагрузок в большом спорте. Какое-то время папа руководил хоккеистами СКА со скамейки запасных в роли тренера. Потом сказал, что хотел бы вернуться в Москву, в ЦСКА.
Вернулся. Стал готовить ту самую молодежку ЦСКА. У него в команде и Саша Харламов занимался. Он ему спуску, возможности расслабиться не давал. Как, впрочем, и другим подопечным. Гонял всех со страшной силой. Тренером слыл не просто взыскательным – жестким. В том числе по отношению ко мне тоже.
Помните, я рассказывал о сборах, на которые отец вместе с командой взял и меня. Да, пытался он приобщить сына к занятиям спортом. Говорил примерно следующее: «Мне все равно, что тебе тринадцать, а ребятам по пятнадцать лет. Должен делать то же, что и они». «Папа я дома. На сборах – старший тренер, и звать будешь тренера по имени-отчеству», – расставил акценты мой отец.
Он никогда не стал бы делать мне поблажек только потому, что я – его сын. Отец пояснил свою позицию тем, что иначе не будет дисциплины в коллективе. Если относиться к подопечным только по-доброму, по-домашнему, не станет команды. Она не сформируется – психологически, игроцки, как угодно. По мнению тренера, игроки, пусть и юные, должны чувствовать тренера, соблюдать определенную дистанцию. А не хлопать панибратски наставника по плечу.
После работы с молодежкой ЦСКА папа окончательно на пенсии обосновался. Тем более военные люди, в отличие от коллег на гражданке, имели возможность по закону раньше на пенсию уходить. Отец обожал на даче жить, «колдовать» над ней, всячески благоустраивать. Трепетное отношение.
Работал на участке в основном с отцом матери, моим дедом. И был в этом смысле донельзя пунктуальным, правильным человеком, даже в мелочах. Хотя мелочей, по мнению папы, в жизни не бывает, все имеет то или иное значение.
Если делать, к примеру, грядку, она должна быть непременно ровной. Неряшества, безразличия не терпел ни от кого. У него сложились прекрасные, теплые отношения с родителями мамы. С ними он и корпел над благоустройством дачи.
Владимир Иванович не сетовал на свой уход из большого хоккея. Воспринял спокойно, нормально. По-моему, осознанно шел на данный шаг. Чтобы, наконец, регулярно видеть родных ему людей.
Владимир Иванович продолжал смотреть матчи. Даже иногда посещал тренировки молодежки, в которой относительно недавно трудился. То есть отчасти жил хоккеем. Как иначе? Человек, посвятивший себя замечательной игре, не мог оставаться равнодушным к ее проблемам, отслеживал тенденции в развитии хоккея.
Но не переживал по поводу невостребованности. Не ныл, не стонал. Что, дескать, он, звезда отечественного и мирового хоккея, никому не нужен. Что его не зовут на работу. Не в его характере отчаиваться, предаваться самобичеванию. Ну, так сложилось, в конце концов. Он понимал: поколение выдающихся мастеров вместе с ним безвозвратно уходило. А плеяда современных хоккеистов все равно не смогла бы его понять. Разница в возрасте, психологии, менталитете. Нет, не сочетался он с ними.