Прощаясь, я позволила себе подарить художнику свою первую книгу — путеводитель по музею на английском языке, сделав авторскую надпись. И вот тогда-то я попросила Рокуэлла Кента на другом экземпляре оставить свой автограф. Он написал по-английски: «Рокуэлл Кент. Май. 31.1967».
Прощаясь и крепко, по-мужски, пожав мне руку, он сказал: «Я всегда защищал идею дружбы с Советским Союзом».
Спустя двадцать лет после этой встречи, просматривая автобиографию художника под названием «Это я, Господи», нашла я подтверждение высказанным словам художника. Вспоминая о своем выступлении перед студентами Шимплейн-колледжа в Плейсбур-ге, Рокуэлл Кент писал: «Я говорил о проблемах, которые требовалось решить, чтобы выиграть мир — мир, за который мои слушатели воевали; я призывал аудиторию защищать идею дружбы с Советским Союзом. Студенты слушали меня затаив дыхание и после окончания лекции устроили мне овацию. Если бы мы только могли тронуть сердца молодежи, какой прекрасный мир она построила бы для нас!»[26]
Весной 1979 г. состоялся несколько необычный визит в музей президента Франции господина Жискара д’Эстена.
27 апреля с утра директору музея сообщили, что президент Франции выразил непременное желание посетить кремлевский кабинет и квартиру В.И. Ленина. Время посещения предположительно планировалось на 18–20 часов, но правительственные переговоры затягивались. И когда кремлевские куранты отбили 11 часов ночи, когда начали расходиться корреспонденты, когда музей готовился к закрытию, раздался звонок из комендатуры Здания Правительства: «В кремлевскую квартиру следует президент и сопровождающие лица!»
Напольные часы в столовой кремлевской квартиры Ульяновых показывали 23 часа 10 минут, когда господин Валери Жискар д’Эс-тен переступил ее порог. Президент был очень внимателен, казалось, никуда не торопился, слушал спокойно более чем получасовой рассказ гида. По окончании визита он записал в книге гостей: «Ленин всегда в памяти человечества».
К сожалению, не удалось разыскать фотоснимки, сделанные в музее, но сохранился снимок, сделанный утром этого же дня на Красной площади, когда президент Франции возлагал прекрасный венок из живых цветов к мавзолею В.И. Ленина.
Это посещение кремлевского кабинета и квартиры первого главы правительства Советской России в столь поздний час — дань глубокого интереса и уважения Валери Жискара д’Эстена к Ленину. Ведь обязать высокого гостя этим посещением никто бы никогда не осмелился, даже в те времена.
Вряд ли президент Франции знал, что задолго до него, в 1956 г. два других замечательных, известных всему миру француза, вернее француза и француженки, тоже с восторгом прошли по музеям Кремля. Это были Ив Монтан и Симона Синьоре. Молодые, прекрасные, в зените славы…
Ив Монтан и Симона Синьоре приехали в нашу страну впервые в декабре 1956 г. Успех знаменитого французского шансонье в Москве был грандиозен. Мне посчастливилось не только слушать Ива Монтана в концерте, но и встретиться с ним и его супругой, известной актрисой Симоной Синьоре.
В один из хмурых и снежных дней уходящего года в течение 3–4 часов я показывала этой замечательной паре достопримечательности Кремля. Экскурсия началась с осмотра Оружейной палаты. Ив Монтан никак не хотел уходить от витрин, где была представлена богатейшая коллекция холодного оружия. Ему очень понравились кинжалы восточной и русской работы, ножны которых выполнены из золота и серебра и сплошь усыпаны алмазами, рубинами и изумрудами. Я перевела надпись, сделанную на одном кинжале: «На смерть врагу, на защиту друга». «Этот девиз достоин рыцаря на все времена», — сказал Ив Монтан.
А Симона Синьоре была в восторге, увидев редчайшую коллекцию коронационных одежд русских царей и цариц. Особенно долго она рассматривала платья из серебренного глазета, сшитые по французской моде для Екатерины II. Ее изумлению не было предела, когда я сказала, что шлейф прекрасной кружевной серебряной мантии Елизаветы Петровны во время шествия поддерживали девять пажей, так как длина его была пять метров и весил он пять килограммов, и что гардероб императрицы насчитывал 15 тысяч платьев.
Гостей необычайно заинтересовал «Олимпийский сервиз» — подарок Наполеона императору Александру I в память заключения Тильзитского мира в 1811 г. Сервиз насчитывает 258 предметов, и ни один из них не имеет одинакового рисунка. Искусные мастера севрского фарфорового завода расписали сервиз красочными рисунками на сюжеты из древнегреческой и римской мифологии.
Из Оружейной палаты мы направляемся в Большой Кремлевский дворец. Иву Монтану очень понравился рабочий кабинет императора. «Звуконепроницаемый, — несколько раз за мной повторил актер и добавил: — Если бы я здесь запел, меня никто бы не услышал».
Когда мы пришли на Соборную площадь и я пригласила гостей осмотреть главный кафедральный собор России — Успенский, Симона Синьоре сказала, что она увлекается фресковой живописью и имеет диплом бакалавра искусств.
Войдя в собор, Симона перекрестилась и сразу же подошла к алтарю, где ее внимание привлекли живописные композиции XV в. Ива Монтана более всего заинтересовало центральное паникадило, выполненное в виде огромного снопа пшеницы, обрамленное гроздьями винограда. Пришлось гостю объяснить, что это люстра-па-134 никадило «Урожай» выковано из серебра, отбитого русскими у отступающих наполеоновских войск в 1812 г.
При выходе из Успенского собора гости услышали звон кремлевских курантов, мерно отбивающих двенадцать часов пополудни. Симона спросила: «Это бьют самые древние часы Кремля?» В это время мы как раз направлялись к Благовещенскому собору, и я показала место, где стоял когда-то великокняжеский дворец, на башне которого еще в 1404 г. были впервые установлены большие часы, изготовленные монахом Лазарем из Афона по просьбе великого князя Василия, сына Дмитрия Донского. При часах была сделана механическая фигура человека, ударявшего молотом в колокол по окончании каждого часа. «Тогда народ московский глядел на эти часы как на невиданное диковинное чудо», — объясняла я. «Да, да, — воскликнула Симона, — здесь в Кремле все чудо, такой красоты я не могла себе представить!»
Тогда я повела Симону Синьоре в Благовещенский собор, где сохранился один из древнейших русских иконостасов, в среднем ярусе которого — семь икон кисти Андрея Рублева. Симона внимательно рассматривала великолепную роспись стен, выполненную в самом начале XVI в. знаменитым мастером средневековой Руси Феодосием и восстановленную в наше время художниками Палеха. Гостью изумила отделка пола собора — уникальная многоцветная палитра уральской яшмы. Мы долго беседовали в тиши собора, затем прошли на галерею и постояли на том месте, где духовник указал молиться Ивану Грозному, не переступая порога храма. Эта епитимья была наложена на него за многократные нарушения церковных канонов, прежде всего — за многоженство. Из прохладного полумрака мы вышли на площадь, где Ив Монтан весело разговаривал со своими музыкантами, и направились к Царь-пушке…
В январе 1974 г. Кремлевский музей В.И. Ленина посетил председатель комиссии по иностранным делам ФРГ господин Герхард Шредер с супругой.
Сопровождали семью посольские работники двух стран. Все слушали очень внимательно, экскурсия длилась около часа. Господин Герхард Шредер спросил: «Как хорошо знал Ленин немецкий язык?»
Я ответила: «С детства». Потом добавила слова Ленина из письма к матери: «…плохую только очень по части языка: разговорную немецкую речь понимаю несравненно хуже французской. Немцы произносят так непривычно, что я не разбираю слов, даже в публичной речи…»[27] Господин Шредер рассмеялся…
По окончании экскурсии высокий гость обратился ко мне с необычной просьбой: «Я прошу позволить мне одному остаться в рабочем кабинете Ленина на 1–2 минуты». Просьба была удовлетворена.
Покидая музей, Г. Щредер сказал: «Это посещение произвело неизгладимое впечатление на нас…»
ШТУРМУЮЩИЕ НЕБО
Обычно космонавты приходили в Кремль, в музей-квартиру В.И. Ленина, когда мир еще не знал их имен, когда впереди — титаническая работа-подвиг во имя нации, во имя прогресса. Тогда, в 1970—1980-е гг., было священной традицией посещать перед каждым космическим стартом квартиру-музей В.И. Ленина. И каждый раз будущий космический экипаж оставлял запись в книге посетителей музея. Я позволю себе привести только одну запись:
«19.6.75 г.
Мы отправляемся в полет во имя технического прогресса людей на земле, во имя дружбы между народами!
Экипаж космического корабля «Союз» программы «Союз— Аполлон» Кубасов, Рукавишников, Романенко и др.»
С тех пор прошло уже два десятилетия, все новые и новые старты берут космические корабли, успешно осваивая безбрежные просторы Вселенной. Россия по праву гордится своими отважными сыновьями, встречая их на земле, радостно принимает героев в свои материнские объятия.
Здесь мне хочется несколько слов сказать о летчике «космонавте Комарове, которому судьба уготовила трагическую участь.
Владимир Михайлович Комаров пришел в отряд космонавтов, окончив Военно-воздушную инженерную академию имени Н.Е. Жуковского. Первый его «шаг» в космос в составе экипажа «Восход» окончился блестяще. Кстати, в этот полет экипаж корабля взял портрет Ленина, выполненный вечными красками на молибденовой пластине, взяли космонавты и бант со знамени парижских коммунаров, и портрет К. Маркса, принадлежавший Ленину, и еще веточку вишневого деревца. Это было 12 октября 1964 г…
Тогда был успех, вернее — триумфальный полет первого многоместного космического корабля в составе трех человек: В. Комарова, К. Феоктистова и Б. Егорова.
Пройдет совсем немного времени, и Владимир Комаров уйдет в космос последний раз.
Незадолго до рокового полета, кажется за месяц, не более, мне довелось сопровождать этого скромного, сдержанного и красивого человека. О нем снимали фильм, и в канун возвращения его корабля на Землю меня пригласили на просмотр. Мне показался тогда Владимир Михайлович усталым и печальн