хать возможно только, и то с большим трудом… В некоторых местах дорога шла глубоко в снегу, как бы в русле ручья с узкими крутыми берегами…» Часто попадались участки поваленного леса, когда «приходилось делать объезд в сторону по глубокому снегу, в котором лошади грузли до того, что виднелась одна голова». В таких случаях кто-нибудь надевал лыжи и начинал делать впереди след. «…По этому следу… гнали двух распряженных лошадей, а две другие, запряженные гусем в последние оставшиеся пустыми хрясла, следовали уже за ними, прыгая в глубоком снегу, как зайцы, и поминутно останавливаясь…»[44]
Конница в этих условиях вряд ли могла иметь самостоятельное военное значение, тем более что это не подкреплялось хозяйственными потенциями. И в фольклоре о кавалерии ни слова не сказано как о самостоятельной военной единице. Наоборот, конница в исторических преданиях предстает как нечто чуждое, враждебное. При этом гибель неприятельского отряда так или иначе связывается с неизбежной поте реп лошадей.
Таким образом, облик военных формирований лесного населения представляется нам в виде небольших пехотных отрядов, мобильных и маневренных, умело использующих преимущества местности, зимой передвигающихся на лыжах, летом — на лодках по многочисленным рекам и протокам. Характер же военных действий, на основании этнографических, исторических и фольклорных данных, предстает как ряд внезапных набегов и нападений.
Такая обстановка заставляла быть настороже. Предания донесли до нас ту атмосферу, когда все «…боялись друг друга. Жили, друг друга не видели, прятались, думали: «Ты меня убьешь!» А тот думал: «Ты меня убьешь!» Поэтому старались, чтобы никто не знал, где он живет, проход от воды под землей делали». Из страха быть обнаруженными предки хантов укрывали и маскировали свои жилища. Очевидно, в это время складывается обычай, широко известный, в частности, на Вахе, когда подъезжавший к поселению извещал о себе криками, символизируя мирные намерения, и ожидал, пока его не встретят. Известна такая традиция и у лесных ненцев.
Чтобы уберечься от внезапных нападений, аборигены тайги формируют систему оповещения и сигнализации, включающую искусственные сооружения и ряд примет, связанных с наблюдениями лад поведением птиц. В частности, многочисленные кулики, гнездящиеся на берегах речных проток и озер, резким криком и шумным неровным полетом чутко реагируют на вторжение в пределы своей территории постороннего. Такое поведение птиц не осталось незамеченным. Устная традиция запечатлела и этот факт: «Предвещал войну или нападение кулик. Если остяк увидит кулика, он сразу бежит в проход, садится в обласок и прячется». Сигналом к тревоге могли быть шумное стрекотание сорок и резкие крики ворон.
Нередко упоминаются натянутые низко над водой, поперек реки или протоки, веревки с шумящими подвесками. Налетевшая на шнур лодка приводила в действие всю систему и поднимала тревогу. Есть основания считать, что подобные конструкции устраивались и на суше.
С пассивной системой оповещения и охраны совмещались активная и визуальная. Предания повествуют о «дальнозорких и чутких ухом» дозорных, которые специально выставлялись для заблаговременного предупреждения об опасности. Именно с ними в первую очередь сталкиваются нападающие. Караульных, по материалам сказаний, иногда помещали в городке на высоких помостах, устроенных на высоких же столбах. А в случае, когда между несколькими городками заключался военный союз, жители одною из них, подвергшиеся нападению, выставляли на длинных шестах куски красного сукна в виде флажков. Весть об их появлении быстро передавалась рассеянными всюду рыболовами и охотниками и доходила до союзников. Из одной былины следует, что такая коалиция была заключена между городками на мысу Каттида-Ванда (берег Иртыша и Вош-гира-Вош на реке Конде). Высокий берег Иртыша, где был расположен первый из городков, в ясные дни все еще виден с реки Конды. Так что помощь из второго городка, находившегося недалеко, не заставляла себя долго ждать.
В соответствии с характером военных действий избирались и средства ведения войны. Их основу составляла тактика внезапного нападения, включавшая в себя приемы тайного нападения, маскировки, обмана врага, выслеживания, засад, нападения на спящих. Залогом успеха были быстрое, скрытное выступление и атака в наиболее благоприятный момент. В случае несоблюдения этих условий отряд рисковал остаться ни с чем, а то и подвергнуться внезапному нападению, попасть в засаду. В Нарымском крае записана легенда, по которой допущенная оплошность приводит к нагубным последствиям. Согласно ей, нападающие (татары) незаметно подобрались к городку, расположенному на крутой скале Вачек-юг правого берега реки Васюган, выждали удобный момент, «когда мужчины куда-то ушли по берегу и оставили лестницу, опущенную, и, подобравшись к ней, стали подниматься». Однако их подвел поднятый при этом шум. «Оставалось несколько минут, и неприятель мог бы ворваться в город, по женщины… нисколько не мешкая, обрубили топором веревки, прикреплявшие лестницу, и она обрушилась, увлекая и убивая врагов, остальные ушли со стыдом».
В другом сказании уничтожается большой отряд самоедов, не принявших на привале необходимых мер предосторожности. Нападение происходит на спящих воинов. Иногда, впрочем, нападающих могла ожидать и засада. Примеры такого рода передки в устной традиции. Вот что говорится в одном из преданий. Когда через вернувшихся с промысла мужчин дошла весть о предпринимаемом набеге, сразу же были приняты решительные меры противодействия: «На мелком месте в берегу привязали колья к жердям. Приготовили луки, стрелы, уснули на берегу в обласках. Утром солнце встало, идут те в больших обласках по семь человек, пьяные от гриба-мухомора… Пришли к берегу, немут подплыть». Далее следует сцена тотального истребления вражеского отряда: «…убили всех, только двух оставили».
В фольклоре нередки сведения о предварительной разведке, проводимой во время похода.
По этим данным можно вычленить три наиболее часто практиковавшихся способа сбора необходимой военной информации: 1) накануне похода под предлогом сватовства или участия в состязаниях и игрищах богатырей. Выяснялась общая обстановка, военная мощь, проводилась предварительная рекогносцировка; 2) во время похода — захват языка. Выявлялись происшедшие изменения, расстановка сил, планы противника; 3) перед нападением посещение группой разведчиков лагеря неприятеля. Конкретное знакомство с обстановкой, уточнение деталей, нанесение возможного урона.
Устная традиция и фольклорные данные выделяют из отряда немногочисленных тяжеловооруженных воинов, подчеркивая их особое положение. В походе они снят чутко и всегда стараются не расставаться со своими доспехами, осознавая без них свою уязвимость.
Во время привалов на ночевку разведывательно-дозорные группы выполняли функции военного охранения. Вокруг лагеря выставлялись караульные, которые постоянно сменялись. Такое боевое охранение и атмосфера в лагере во время ночевки описаны в сказании «Про двоих сыновей Мужа с размашистой рукой и тянарской женщины»: «Всякий раз на одной стороне (одни) муж ложится, на другой стороне (одни) муж бодрствует, как только спящий муж пробуждается, бодрствующий муж ложится. На чужой стороне, на чужих водах ими вследствие неизвестности овладевает страх».
На марше отряды старательно избегали излишних встреч с рассеянными по тайге коллективами промысловиков, захватывая, однако, по мере необходимости, одиночек с целью получения информации, а по мере приближения к цели — и небольшие группы. Важным фактором являлась быстрота продвижения. На этот счет есть сведения, что движение не прекращалось и ночью. В былинах скорость подчеркивается образными сравнениями: когда богатыри гребут, то ставят весло у носа лодки, а вынимают у кормы, при этом тремя взмахами проезжают три обских плеса, а сзади слышен лишь ветер, а когда они передвигаются по суше, то хорей, привязанный к носам, поднимается в воздух. Важным фактором для понимания основ тактики является охота, которая была своеобразной микромоделью военных действий. Специфика охоты в лесной зоне заключалась в долгом постепенном пешем скрадывании, незаметном приближении на минимальное расстояние, действенной стрельбе только накоротке.
Примерно по этой же схеме разворачивался и бой. Показательны наставления, даваемые предводителями воинам перед началом нападения на выслеженного противника: «Когда вы, мои 300 мужей, пойдете, пусть не шевелится соринка, пусть не шевелится былинка! Пе делайте столько шума, сколько комар (делает)!» Скрадывание фигурирует практически во всех героических сказаниях, так как оно во многом определяло эффект внезапности. При этом если даже и посылаются предварительное предупреждение о нападении или вызов на войну, когда приходит срок начала военных действий, нападение все равно производится внезапно.
По легенде, противнику посылаются вызов и предупреждение о нападении: «Когда лед застынет, мы придем». После чего вызывающие уходят от преследования. Осенью по первому снегу они окружают городок и внезапно атакуют его. Из предания, записанного П. П. Иифантьевым на Конде, следует, что богатыри Пачерек-Паула, постоянно воевавшие с самоедами, прекрасно знают о готовящемся нападении. Чтобы перехитрить врагов, действующих традиционным способом, они днем спят, а ночью бодрствуют, ожидая неприятеля. Однако тем удается захватить старика — жителя Пачерек-Паула, у которого выпытываются сведения о предпринятой уловке. Самоеды меняют план и нападают на спящих, на этот раз днем.
Яркий образец тактики нападения врасплох дает летописец, повествующий о нападении вогуличей на епископа Питирима Пермского. Получив необходимую информацию о планах владыки, вогульский князец Асыка, чтобы обмануть бдительность противника, «велел набросать на плоты множество срубленных елей, которых густые ветви скрывали его войско, так что вооруженные смертью плоты… издали имели вид плову чих деревьев, будто подмытых напором воды», что часто случается в далекой, еще девственной природе Пермского края. Когда же груды деревьев подплыли к мысу, внезапн