[5]. Еще два железных изображения, уже с трудом поддающиеся определению, по относящиеся к тому же времени, что и менкв.
Находки с культового места Сат-Виклы.
А вот следующая находка, более древняя. Из слоя супеси показалась зеленоватая голова бобра, отлитого из бронзы. Сразу бросается в глаза его сходство с литьем знаменитой усть-полуйской археологической культуры, существовавшей в Нижнем Приобье на рубеже нашей эры. Фигурка сильно патинирована. Съемная голова с полуоткрытым ртом переходит в слегка выпуклое тело. Широкий хвост покрыт косой сеткой, передающей его кожистое покрытие, столь характерное для зверька. Древний мастер отливал эту фигурку в глиняной форме. Вскоре из земли извлекается литая серебряная серьга со стилизованным изображением головы животного. Она явно не местного происхождения. Такие украшения изготавливались в скифской среде, в тысячах километров к югу. Недоумение усилилось, когда в том же слое обнаружили железный вильчатый наконечник стрелы и ружейный кремень. Слишком уж разнородные и разновременные вещи лежали в одном слое. Что объединило их здесь?
А вот и следы жертвенной трапезы — кости и челюсть медведя вперемешку с останками травоядного, скорее всего лося. Но вот под щеткой из земли появляется длинная желтоватая кость. Неужели человеческая? В лаборатории палеоэкологии ИИФиФ было установлено, что среди останков лося и медведя в святилище Сат-Виклы обнаружена плечевая кость взрослого человека.
Легенда о битве ненецких и мансийских богатырей на берегу реки духов начала обретать черты реального события. По-видимому, в срубе действительно был захоронен человек, а обстоятельства его смерти были таковы, что потребовали создания сруба и деревянных фигур. Что же произошло в этом медвежьем углу, в двухстах километрах от ближайших селений? Судя по находке ружейного кремня, военное столкновение на Пупы-я случилось не ранее XVIII века. Именно в это время у местных жителей появляются первые кремневые ружья. Кем был погребенный — мансийским или ненецким воином — мы никогда не узнаем, но военные столкновения из-за оленьих пастбищ между ненцами и манси в XVII–XVIII веках действительно имели место. Более того, человек мог быть принесен в жертву. Так или иначе события, ставшие причиной создания святилища, впоследствии были переосмыслены, мифологизированы. Быль переплелась с легендой.
После путешествия по реке духов мы стали внимательнее присматриваться к берегам и мысам таежных рек. То тут, то там речные воды подмывали высокие берега, и в обнажениях легко угадывались прослойки золы и угля — следы древнцх кострищ. Из обрывов без труда извлекались черепки глиняной посуды, наконечники стрел. На высоком холме у села Ломбовож различимы следы городища: оплывшие рвы окаймляют вершину холма. Крутые обрывы и болота затрудняли подступы к укрепленной вершине. И таких мест в западно-сибирской тайге немало. Почти везде, где живут люди сейчас, можно обнаружить приметы иной жизни.
Смотришь на бескрайние болота, узкие петляющие речки и редкие селения и с трудом представляешь, что здесь когда-то были городки, укрепленные от вражеских набегов, что местные мастера владели искусством бронзового литья, а торговые пути уходили далеко на юг. По именно об этом говорят былины хантов и манси, фольклор селькупов, материалы археологических раскопок и религиозные верования местного населения. Все они намечают контуры неясного пока времени таежного средневековья. Как жили тогда здесь люди, оставившие своим потомкам и нам удивительные легенды о богатырях и охотниках? Какой она была, цивилизация на болотах?
Таежный мир
Давно замечено, что взаимоотношения общества и природы глубоко диалектичны. Мягкий климат и природное изобилие не требуют от человека значительных усилий для поддержания жизни, он берет то, что предлагает ему природа. В полярных областях природа, напротив, ставит людей в такие условия, когда максимум усилий направляется на выживание. И — как следствие — культура жестко детерминирована экологией, а любое нарушение баланса чревато голодом, эпидемиями. Поэтому, говоря о средневековых культурах Западной Сибири, очень важно обрисовать тот природный фон, который во многом обусловил специфические культурные традиции аборигенов края.
О Западной Сибири пишут много, сибирские сюжеты постоянно мелькают в телепрограммах. Дежурными стали эпитеты «суровая», «таежная», «неприступная». Стало расхожим представление, что в тайге и на болотах можно работать только вахтовым методом. Но мы забываем, что когда-то здесь тысячелетиями жили люди, что кажущиеся неосвоенными ныне районы на самом деле давным-давно освоены, испещрены охотничьими и оленьими тропами, а тайга поделена на угодья.
Написать портрет таежного мира Западной Сибири непросто. Дело не в том, что не хватает фактов, цифр и иллюстраций. Нужна не мертвая картина. Природа никогда не была декорацией в исторической драме, Она была одним из главных действующих лиц.
Одно из самых сильных впечатлений, которое выносишь из странствий по болотам и лесам, — это тишина, плотная, почти осязаемая, воспринимаемая как качество пространства. Иногда кажется, что в безветренный день звучат только облака гнуса, неумолчно сопровождающие здесь все живое.
Июльским вечером вместе с проводником мы блуждали по краю нескончаемого болота. Тропа шла невысокой гривой, поросшей густым подлеском. Проводник влез на большую сосну, поискал взглядом высокий кедр, от которого тропа вела к нужному нам лесному острову. Не видно звезд, и местность кажется безликой в рассеянных серо-розовых сумерках. Сделали еще один круг и вернулись к просеке — единственно надежному ориентиру. В конце концов нужная тропинка была найдена, и мы цепочкой пошли по болоту. Позже определили по карте: промахнувшись, мы, теоретически, могли бы идти до ближайшего населенного пункта как минимум педелю, все время видя перед собой одну и ту же картину — чахлые березки и болотные кочки.
Болота играют очень важную роль в поддержании температурного режима Западной Сибири, прогреваясь за лето и медленно отдавая тепло в холодное время года. В болотах берут начало многие сотни рек Западной Сибири, отсюда они несут воды, обогащенные железом. Летом большая часть заболоченных мест непроходима для человека. Зато зимой в пятпде-сятиградуспый мороз по ним прокладывают зимники, намного сокращающие расстояния. Сказать, что болота только мешают людям, — значит неправомерно упростить картину. Торфяные болота кормят птиц и зверей, а сами люди издавна оцепили вкус и пользу клюквы, морошки, голубики.
Болота — это ведь еще и кладовые естественного сырья. В толщах их отложений скапливается большое количество «болотных руд», весьма богатых железом. Порой их бывает так много, что они придают воде буроватый оттопок. И хотя биологические ресурсы таких мест сравнительно невелики, люди издревле стремились к ним, пытались как-то использовать в хозяйстве. С тех пор как было открыто железо и освоено его практическое получение, болотные руды стали для таежного населения важнейшим источником сырья и основой металлургического производства. Качество «болотного» железа было достаточно высоким, даже в Древטей Руси с се развитым железодобывающим и обрабатывающим ремеслом из него ковали высокоценные клинки мечей и другое оружие.
Для таежных жителей Западной Сибири вплоть до XVIII века это сырье имело промышленное значение. Такие места обладали особой притягательной силой. Например, берега Ороטтурского озера были густо заселены уже в I тысячелетии нашей эры, а крупный советский археолог и этнограф В. Н. Чернецов выделил особый, оронтурский этап в истории средневекового населения Нижнего Приобья благодаря ярким, выразительным материалам его древних памятников.
Другой непременный элемент ландшафта Западной Сибири — озера. В тайге и лесотундре их насчитывается более полумиллиона. Они тянутся длинными цепочками в междуречьях и во время разливов рек затапливаются талой водой. Ко многим озерам летом трудно подойти: у них топкие берега, густо поросшие осокой. В таких укромных, неглубоких местах водоплавающие птицы выводят птенцов, а длинные таежные озера, питающиеся подземными ключами, часто служат своеобразными «аквариумами», в которых растет, набирает вес рыбья молодь. Зимой в озере, не имеющем источника, из-за недостатка кислорода может погибнуть вся рыба. А если и весной не будет большой воды, такой водоем останется безжизненным до следующего разлива.
На водоразделах и речных террасах нередко можно встретить озера и в разрушающихся торфяниках. Иногда они преобладают в ландшафте. Глубина их котловины не превышает 1,5–2 метров, размеры же достигают от нескольких квадратных метров до десятков квадратных километров. Вода в них густо коричневого цвета с резким болотным привкусом. Дно лагун устлано гниющими растениями. Напрасен здесь труд рыболова-рыбы нет. Птицы на таких озерах но селятся и даже временно их не посещают. Это гиблые места, никакого хозяйственного значения они не имеют.
Взглянув на карту Западной Сибири, нельзя не отметить большое количество рек. Как кровеносные сосуды, они пронизывают равнину во всех направлениях. Среди рек выделяются два великана — Обь и Иртыш. Истинные размеры Оби мы смогли оцепить во время перехода на катере из Новосибирска до Березова и Саранпауля. В июне, во время разлива, на реке можно ориентироваться только по бакенам (в некоторых местах она разливается так широко, что берегов не видно).
Во время весеннего половодья поймы не только Оби, по и других ее притоков почти полностью покрываются водой, над которой возвышаются лишь отдельные полузатопленные острова. В обычное же время реки больше отлагают наносы, чем размывают берега. Воды вяло текут в широких, на десятки километров, долинах. У подпираемых стрежневыми водами притоков, порой, трудно определить направление течения, настолько застойны их воды. Паводки даже создают здесь встречное течение, и вода, текущая вспять, переливается через водоразделы. Подобные явления (бурификация) обычны