о из-под них «толпы вогуличей выскочили на берег и яростно устремились на Питирима».
Сюжеты, связанные с уничтожением спящих, настолько часты, что на их фоне теряются одиночные высказывания о неэтичности подобных приемов, да и относятся они в основном к более северным группам. Однако и здесь наряду с заявлениями: «Убивать людей темной ночью нет чести» — сплошь и рядом повествуется о том, что, пока семь родов «спали на семи мысах, жители семи земель всех жителей семи мысов убили».
Тактические приемы борьбы с более сильным противником заключались в создании серии засад, применении средств активной маскировки и обмана. Так один из героев селькупского фольклора, попав в трудную ситуацию, ставит позади себя снопы травы и сена и выдает их за следующее за ним войско. Один из братьев — героев вогульского предания о Лорвожском соре — использует для этой цели тела убитых. Берегаевский богатырь (река Чулым), спасаясь от преследования, делает чучела, располагает их вокруг костра, а сам с воинами прячется в стороне за кусты и деревья. Когда введенные в заблуждение враги подкрадываются и нападают на якобы ничего не подозревающий лагерь, воины из засады расстреливают их. Аналогичные перипетии происходят в хантыйских былинах.
Иногда противника хитростью выманивают из укрытия, заставляют приблизиться на верный выстрел. Так, герой одного из хантыйских сказаний, столкнувшись с «железными богатырями с красной грудью», прикидывается обессиленным и поражает в упор одного из неосторожно подошедших противников. Второй немедленно прячется за сосну. Вообще такие действия (мгновенно использовать естественные укрытия) были первой реакцией воина на опасность. Когда одно из действующих лиц сказания услышал брякающий шум как бы от волочащейся полы кольчуги, «он встал по другую сторону редкого леса за высокоствольным лесом и спрятался, только конец лука незаметно для него торчал наружу».
Таежные дебри создавали исключительные условия для маскировки и разного рода засад, которые широко применялись. Вот случай нападения верхотазовских самоедов на служилых людей, описанный С. В. Бахрушиным. «Во время сбора ясака, зарядя ружья» служилые люди ехали дорогою, «а по той же дороге с обе стороны кусты». Внезапно из них с обеих сторон посыпались стрелы. Захваченные врасплох, окруженные многочисленными врагами, служилые люди не могли оказать сопротивления и были перебиты. Только один из них, «ухватя пищаль свою, стрелял по юракам однажды и ранил-де одного юрака в руку…»[45].
Эпизоды с окружением часто встречаются в фольклоре, например: «Кругом землянки с луками стоят»; «Враги их город окружили»; «Обошли землянку цепью. Он выбегает на улицу. Видит — все стрелы насторожили»; «Кругом слышны (какие-то) звуки. Пришедшее войско наши чумы окружило со всех сторон. Тут кто-то, слышно, говорит: «Идите в три ряда, взявшись за руки. Не упустите младшего…»[46]. И так далее.
По материалам фольклора схема боя выглядит примерно так. Основным оружием являлись лук и стрелы. Каждая из сторон пытается использовать фактор внезапности. По мере возможности используются естественные защитные свойства местности. Первый и основной этап боя — перестрелка из лука. В случае неудачи слабая сторона отступала. Рукопашная схватка имела вспомогательное значение. Несмотря на частые упоминания в преданиях рубяще-колющего оружия, вовсе не следует, что богатыри часто рубились на поединках. С. К. Патканов подметил, что по данным героического эпоса создается впечатление о применении меча только при нападении врасплох или для самозащиты в сражении с воинами, не вооруженными подобным оружием. Когда же положение становилось критическим, богатыри стремились спастись бегством.
Самые яркие страницы, воспевающие в сражениях богатырскую силу, посвящены стрельбе из лука. «Вищ-Отыр костяной лук взял, другую стрелу из колчана вынимает. Древко ее длиной четыре четверти, наконечник железный — три четверти. Наконечник змеиной кожей закален. На середину лука стрелу наложил, лук натягивать стал. Четырехчетвертпое древко все кончилось, дальше оттягивает. На весь трех четвертной наконечник оттянул, тогда пустил. Тепн-тенн стрела зазвенела… Лесного духа стрелой с ног сшибло, на три сажени отбросило. Стрела дальше полетела, позади войска по самые перья в землю ушла. У Вищ-Отыра тетивой кожу с пальцев посдирало». «Кровавый богатырь… вышел со своим сыном на улицу… его сын положил стрелу на тетиву лука, натянул тетиву и спустил… (Произведенным ветром) был сметен в кучу изобильный мусор всего селения, был сметен в кучу весь обильный сор всего города».
Чтобы подчеркнуть продолжительность боя, в былинах говорится, что уже пальцы устали от натягивания лука, а кольчуга пришла в негодность от многочисленных попаданий стрел. Обращение за помощью звучит как просьба «заменить новыми изломанные черенки стрел, приделать новые перья к стрелам, у которых они изорвались».
Когда в устной традиции речь заходят о воинах, на первое место всегда выдвигается лук. Приготовление к войне заключается прежде всего в подготовке лука и стрел. По одной из былин, узнав о приближении вражеского войска, братья героя запираются в городке, сам же он «сел строгать стрелы, 1000 стрел… настрогал». Точно так же поступают действующие лица других селькупских и хантыйских преданий. В эпических сказаниях рассказывается о том, что при подготовке к войне мужчины разделяются на две группы. Одна заготавливает древки, другая — наконечники. Согласно данным в отдельных случаях у селькупов, например, практиковался подсчет убитых по тетивам. «Собрали тетиву с ненецких луков (у погибших) — на две карточки сложили. Собрали у наших — на одну карточку сложили…»
Лук и стрелы — непременные атрибуты воина во всех перипетиях жизни. В преданиях с ними он начинал бой, с ними продолжал преследование. В исторических сказаниях самого широкого историко-культурного и хронологического круга рождение главного персонажа или героя, деяния которого оставили глубокий след в памяти современников и потомков, глубоко символично и сопровождается особым знамением — залогом грядущих дел. Заратуштра рождается смеющимся, Чингисхан — с комком запекшейся крови в руке… а остяцкие богатыри — «держащие лук в руке (привычной) к луку».
Таким образом, материалы фольклора свидетельствуют о ведущей роли лука в общей системе вооружения. Это положение вполне согласуется с археологическими данными, где наконечники стрел являются одной из наиболее массовых категорий находок.
В фольклоре часто описываются поединки двух богатырей или представителей враждующих сторон. Исход боя решал судьбу одной из сторон. Смерть или поражение одного из них автоматически означали победу над всеми его воинами. Победители расправляются со всеми врагами, забирают добычу и уходят. Судя по героическим сказаниям, такие поединки происходили в присутствии всех воинов или населения осажденного города, которые ревностно наблюдали за событиями. Из оружия наиболее часто в этих эпизодах упоминаются лук и стрелы. Впрочем, перед началом борьбы противники договариваются о том, как они будут сражаться, и едко издеваются друг над другом. Так, например, в сказании о Вищ-Отыре перед началом поединка противник кричит: «Эй… Покажи нам, какие у тебя стрелы водятся! Давай, стреляй!» А после двух неудачных выстрелов замечает: «А-ха-ха… вот какие у тебя стрелы: плоховаты, видно!.. Кончай, ума у тебя нет. Где же тебе со мною справиться, ты и птицы-то добыть не сможешь!» В другом сказании самоеды перед началом схватки запугивают противника: «Птицеголовый утенок, где ты был раньше?.. Ты что за человек? Посадишь тебя на ладонь, так ты превратишься в (каплю) крови». В том случае, если перестрелка не приносила перевеса ни одной из сторон, они переходили к более решительным действиям. Как раз о таком случае повествует былина про богатырей Эмдера: «Когда их кольчуги сделались негодными, они израсходовали свои стрелы. (Тогда) они стали поражать друг друга лиственничными дубинками». Этот рукопашный бой по мере постепенного использования средств нападения и защиты доходит до драки голыми руками. Таким образом, поединок развивался по тому же плану, что и сражение войск: первый этап — перестрелка, второй — рукопашная с применением всех имеющихся средств, третий — преследование (если в нем была необходимость).
О боевых порядках таежных войск информация крайне скудна. Судя по некоторым отрывочным фольклорным данным, во время боя наряду с рассыпной стрелковой цепью использовались и некоторые более сложные построения. Первую линию их составляли тяжеловооруженные воины, прошедшие специальную подготовку, в том числе и по отбиванию стрел. За каждым из лих становилось несколько стрелков. Взаимный порядок таких самостоятельных единиц, каждую из которых составлял богатырь со своими присными, был, очевидно, линейный. Первый и второй эшелоны взаимно прикрывали друг друга. Такой строй, видимо, был достаточно эффективным и при сближении с противником, и при штурме городков, позволяя приблизиться под градом стрел к стенам. И пока лучники сбивали с укреплений защитников, некоторые тяжеловооруженные воины пробивали брешь.
Из преданий вырисовывается примерно следующая картина. Тяжеловооруженный богатырь увлеченно рубит стену. Защитники всячески пытаются вывести его из строя — поразить стрелой или придавить бревном. Стрелки, которые под прикрытием латников подбираются под стены городища, обеспечивают защиту своей ударной единицы от вражеских поползновений. Принципы такого боевого порядка, когда тяжеловооруженный воин прикрывал нескольких стоящих за ним и активно действующих стрелков, вместе с которыми он и составлял самостоятельную военную единицу, хороню известны в пехотных формированиях ранних армий древности.
Доспехи связывались в представлениях аборигенов западно-сибирской тайги с неуязвимостью и непобедимостью. Это позволяло использовать меры психологического воздействия, связанные с имитацией лат. На пояса привязывалась различная лязгающая снедь «вместо кольчуги, чтоб вид сделать, что он в кольчуге, чтоб бренчало». Учитывая особо почтительное отношение к панцирю — одежде, спасающей душу, «внушающей страх одеянию из полотна многих земель», эффект мог быть значительным.