манских профсоюзов, объединения лиц, преследовавшихся при фашизме, некоторые социал-демократические органы печати, хотя и не всегда последовательно, вскрывают фальсификаторский характер изысканий историков крайне правого направления, публикуют работы, разоблачающие преступный характер внешней и внутренней политики гитлеровского фашизма. Большую работу по разоблачению неонацистской, реакционной идеологии ведут западногерманские коммунисты, историки-марксисты, живущие в ФРГ.
Миф о «правом радикализме»
В ряде работ по истории фашизма, вышедших в свет в Западной Германии, а также в США и Англии, настойчиво проводится миф о нацизме как «радикальной» социальной силе, стремившейся якобы к революционному преобразованию социальной структуры общества и возникшей в качестве реакции на кризис, бессилие и другие отрицательные стороны парламентаризма и демократии.
В соответствии с этой «концепцией» захват власти гитлеровцами изображается как «национальная революция», нередко даже как «спасительный акт», который помог «покончить с язвами» Веймарского режима, а гитлеровцы и их партия — как «праворадикальные революционеры», которые якобы отражали интересы широких слоев общества — мелкой буржуазии, крестьянства и значительной части рабочего класса.
Так, западногерманский буржуазный историк Э. Францель в книге под названием «Империя коричневых якобинцев» пытается даже обнаружить какое-то политическое родство между, якобинцами, пролетарскими революционерами и… гитлеровцами. Социальную сущность немецких фашистов Э. Францель определяет специально придуманным для этой цели термином «неогермано-фашистское якобинство».
Буржуазные историки утверждают, будто бы развитие Веймарской республики всем своим ходом выдвигало неизбежную альтернативу: либо «революция справа», либо социалистическая революция. В их трудах настойчиво звучит утверждение о двух возможных «вариантах социальной революции» в современную эпоху — фашистском и коммунистическом. Именно это положение отстаивал американский историк Ю. Вебер на XIII Международном конгрессе исторических наук в августе 1970 г. в Москве, когда он утверждал, будто бы захват власти гитлеровцами в 1933 г. представлял собой лишь один из двух возможных вариантов революции в Германии. Вторым (и менее желательным для него. — А. Б.) вариантом был, по мнению Вебера, коммунистический переворот.
В аналогичном духе высказался на конгрессе западногерманский историк Э. Нольте. Вопреки очевидным фактам, он пытался доказать, будто бы фашизм имел некую «народную» природу, а захват власти гитлеровцами объяснял лишь гнилостью парламентской демократической системы.
В работах Ю. Вебера и Э. Нольте фашизм предстает антикапиталистической силой, обладавшей на определенных этапах «динамической революционностью». Голландский историк Д. Конзениус, представлявший на конгрессе Ватикан, призвал искать в политике фашизма не только реакционное, но и прогрессивное начало. Оценку фашизма как проявление крайней реакции Д. Конзениус назвал односторонней и ошибочной.
Одним из вариантов легенды о «правом радикализме» или даже «революционности» германского национал-социализма является широко распространяемый реакционной, особенно западногерманской, историографией тезис об отсутствии преемственности между политическим и социальным строем Веймарской республики, с одной стороны, и гитлеровского третьего рейха, с другой. Такие историки, как Г. May, Г. Краусник, В. Конце, Г. Ротфельс, Г. Бухгейм и другие, игнорируют классовую сущность фашизма, как одной из форм политического господства империалистической буржуазии, и стараются «доказать», что гитлеровская диктатура носила «радикально-революционный» характер по отношению к империалистической Веймарской республике. Нетрудно, однако, заметить, что в этих рассуждениях преднамеренно игнорируется тот неопровержимый факт, что как в годы Веймарской республики, так и в годы фашистской диктатуры политическое господство монополистической буржуазии в Германии оставалось неизменным.
Некоторые реакционные историки доходят даже до того, что, рассчитывая на неосведомленность читателя, пытаются оклеветать международное коммунистическое движение, Коминтерн, КПСС и КПГ, возложить на них вину за усиление фашизма в Германии и захват власти гитлеровцами.
Так, уже упомянутый американский историк С. Поссони пытается протащить тезис о том, что гитлеровская партия в период с 1928 по 1933 г. будто бы осуществляла совместные действия с немецкими коммунистами, выполнявшими «соответствующие распоряжения Москвы».
Цель подобных циничных фальсификаций состоит в том, чтобы оклеветать революционные партии рабочего класса. Исторические факты, однако полностью изобличают фальсификаторов. Известно, например, что еще в 1922 г. Коммунистический Интернационал обратил особое внимание коммунистических партий на необходимость борьбы против фашистской опасности. В тезисах Конгресса подчеркивалось, что для буржуазии оказывается уже недостаточно «законных методов подавления революционной борьбы трудящихся», поэтому она переходит «к созданию особой белой гвардии, которая специально направлена против всех революционных стремлений пролетариата и все более и более служит для насильственного подавления всякой попытки рабочего класса улучшить свое положение».
Борьба против наступления фашизма приобрела особое значение в деятельности КПГ в годы мирового экономического кризиса, наполненные крупными социальными событиями и потрясениями.
Уже XII съезд компартии Германии, состоявшийся в июне 1929 г., с особой силой указал партии и всем трудящимся на опасность фашизма, подчеркнул губительное влияние нацистской пропаганды на трудящихся. Коммунистическая партия Германии сумела разглядеть за демагогическим камуфляжем нацистов их подлинную классовую сущность как орудия реакционных монополий. Вождь германского рабочего класса Э. Тельман, разоблачая претензии гитлеровцев представлять интересы «всей нации», указал, что нацисты — «партия, которую задаривают деньгами не только германские промышленники, но и из-за границы, является самым опасным и самым грязным орудием германского финансового капитала… Национал-социалистам, которые в своих выступлениях говорят о «третьей империи», следует заявить, что за их словами «нация» и «социализм» скрывается зверская рожа капиталистов-эксплуататоров»[6].
В январе 1931 г. ЦК КПГ на специальном пленарном заседании обсуждал практические вопросы борьбы против нараставшей фашистской опасности. Он поставил во главу угла вопрос о вовлечении социал-демократических рабочих в боевой антифашистский фронт. Организованная в мае 1932 г. Коммунистической партией Германии «антифашистская акция» вылилась в широкое движение борьбы против угрозы нацистской диктатуры. В него включались десятки тысяч рабочих коммунистов и социал-демократов. В то же время правые лидеры германской социал-демократии и руководство профсоюзов систематически отклоняли призывы коммунистов к установлению единства действий и перед лицом фашистской опасности продолжали политику раскола рабочего класса.
Не будет преувеличением сказать, что в политической деятельности компартия Германии в годы, предшествовавшие захвату власти гитлеровцами, важнейшей задачей являлось разоблачение той опасности, которую представляли нацисты для германского народа, и борьба за. укрепление и объединение антифашистских сил в стране. Большую помощь в этом направлении оказывал немецким коммунистам Коммунистический Интернационал. ХII пленум Исполкома Коминтерна, состоявшийся в августе 1932 г., определил ряд конкретных задач мобилизации масс на борьбу против фашизма, реакции и войны. В воззвании к рабочим всех стран, опубликованном в марте 1933 г., ИККИ выдвинул боевую программу антифашистской борьбы коммунистов и социал-демократов как платформу их единства действий. Исполком Коминтерна выразил твердое убеждение, что «единый фронт рабочего класса против буржуазии отбил бы наступление капитализма и фашизма…».
В 1933–1935 гг. Коммунистический Интернационал предпринял ряд важнейших шагов на пути выработки стратегии и тактики антифашистской борьбы. Героическая схватка Г. Димитрова с гитлеровским режимом на Лейпцигском процессе по делу о поджоге рейхстага способствовала сплочению всех противников нацизма и подъему антифашистской борьбы. В решениях XIII пленума ИККИ, состоявшегося в декабре 1933 г.» было дано определение фашизма как открытой террористической диктатуры наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала. Это определение вскрывало подлинную классовую сущность фашизма, помогало разоблачать. социальную демагогию гитлеровцев, давало основу для будущих выводов о возможности объединения всех антифашистских демократических сил.
Огромное значение для развития борьбы всех революционных и демократических сил против фашизма имели исторические решения VII Всемирного конгресса Коммунистического Интернационала. Конгресс подчеркнул, что фашизм, превратившийся в угрозу интернациональную, является наиболее опасным и наиболее жестоким врагом, с которым когда-либо сталкивалось международное рабочее и демократическое движение. Целью этого врага является уничтожение сил социализма, демократии и прогресса. Особенно большую опасность, как отметил конгресс, представляет собой германский фашизм — ударный кулак международной контрреволюции, главная сила мировой империалистической реакции. В выступлениях делегатов конгресса указывалось также^на огромный вред социал-демократических взглядов на фашизм как на мелкобуржуазное движение. Такие оценки фашизма притупляли бдительность трудящихся, дезориентировали партии рабочего класса и могли лишь привести к тому, что в решающий час значительная часть трудящихся не узнала бы в фашизме «кровожаднейшего финансового хищника, своего злейшего врага»[7]. Конгресс предупредил коммунистов и всех трудящихся, что фашизм широко пользуется в своей политической практике изощренной демагогией, играет на радикальных требованиях трудящихся, спекулирует на их ненависти к эксплуататорам, заражает их шовинистической, расистской, человеконенавистнической идеологией.