– Пойду.
Веселым стал Сеит-Яя, двойную работу хозяйке делал. И думала хозяйка:
– Наверно, поладил.
А по пятницам, когда все татары отдыхали, устраивал свое хозяйство: складывал соба на дворе, чтобы печь хлеб, мастерил сарайчик для коровы.
– Сено где возьмешь? – спрашивала хозяйка.
– Накошу на Юланчике.
Дивилась хозяйка:
– Да ты в уме ли?
Потому что все знали, какое место Юланчик. Недаром люди назвали его Змеиным Гнездом. В камышах жила змея, которая, свернувшись, казалась копной сена, а когда шла полем, делала десять колен и больше. Правда, убили ее янычары. Акмелизский хан выписал их из Стамбула. Но остались от нее детеныши. Потому, когда принесли в деревню голову убитой, то она, как балахур-сипет, кишела змеенышами. И когда перепуганные люди разбежались в стороны, полетели змееныши в свое гнездо и обратились в джиннов. Таракташский джинджи видел их в пьяном хороводе.
И никто не ходил на Юланчик.
Но Сеит-Яя не боялся.
– Это люди все об Юланчике выдумали. Никаких джиннов нет и шайтана нет, может, ничего нет.
– Тогда коси себе, дурень.
И пошел Сеит-Яя на Юланчик.
Оттого, что не ходили люди туда, стояла трава по пояс, а из-под косы выскакивали зайцы, выпархивали птицы.
«Накошу сена, приду охотиться», – подумал Сеит-Яя. И только подумал, как увидел через балку на бугре черную собаку с хвостом вверх.
Завыла собака. Передразнил ее Сеит-Яя.
– Вой, вой, я тоже умею.
И не увидел ее больше. Но нашла черная туча, закрыла солнце, погнала по земле серую тень.
Сеит-Яя решил отдохнуть и прилег под дикой грушей.
– На ползимы накосил; зайцев набью – шубу жене сделаю, дичи набью – хозяйке отнесу, хозяйка свадьбу поможет справить.
И заснул Сеит-Яя, не слышал, как налетел из Бариколя пыльный вихрь, как закрутил скошенную траву, как завыл голодной собакой. Показалось только ему, что вдали играет музыка.
Открыл глаза и застыл от ужаса.
Летела на него козлиная свадьба. Впереди три горбатых козла с человечьими лицами дудели на камышовых дудках, за ними старый козел с вывернутыми рогами бил в думбало коровьей ногой. Целым стадом скакали черные козлы, и среди них на верблюде сидела-вертелась с бубном в руке его невеста. Хотел броситься к ней Сеит-Яя, но заметила она это и скрылась в горб верблюда.
И завизжали, запрыгали по всему камышу голые цыплята, и почернело от них окрестное поле, и понеслась свадьба дальше.
Помутилось в глазах Сеит-Яя. Вспоминал он потом только, что позади всех бежал горбатый урод, кланялся ему и кричал, оборачиваясь:
– Чершамбе, чершамбе!..
Прибежал обезумевший Сеит-Яя в деревню и не нашел своей невесты. Ушла куда-то и больше не возвращалась.
Целых двадцать лет жил после того Сеит-Яя в хозяйкином саду и только по пятницам приходил в деревню спросить, не видели ли его невесты; подходил к мечети и ждал, когда выйдет мулла. В плохой одежонке, скорбный и исхудалый, Сеит-Яя становился перед ним на колени и молил:
– Сделай так, чтобы пятница средой была, тогда найду невесту. Ведь горбатый джинн на свадьбе кричал: «Чершамбе, чершамбе!»
И возвращаясь к вечеру в свой сад, грустный и сгорбившийся Сеит-Яя глухим голосом напевал свою печальную песенку:
– Чершамбе, Чершамбе.
Легенду рассказывали мне проживающие в Отузах поселянин Аблеким Амит-оглы и помещица Жанна Ивановна Арцеулова. Герой легенды Сеит-Яя жил в Отузах лет сорок назад, и я хорошо помню его доброе, грустное лицо. Чершамбе – среда. Недельный праздник у татар – пятница. Гибель лошади или другого животного в то время, как в доме кто-либо болен, считается в нашей местности благоприятным для заболевшего знамением. Говорят, что Аллах в этом случае щадит человеческую жизнь, довольствуясь душой животного. Суеверие дотрагивания до угла существует еще во многих местах. Проводя свое детство в Отузах, я слышал от товарища детства, деревенского мальчика, грека, что, уходя из дому, нужно, непременно незаметно для других, дотронуться до угла, чтобы во время отсутствия дома все было благополучно. При этом я мог передать эту тайну лишь одному человеку, иначе дотрагивание до угла теряло свою волшебную силу. Соба – печь. Ястык – головная подушка. Балахур-сипет – корзинка-улей. Юланчик по-татарски – гнездо змей. Так называется местность на пути из Отуз в Старый Крым. Отсюда вытекает река Юланчик, идущая к Кохтебельскому заливу.
Курбан-кая – жертвенная скала
Отузская легенда
По долине отовсюду видна эта скала. Она отвернулась от деревни и склонилась к старокрымскому лесу. Точно задумалась. А если подойти к ней на восходе солнца с той стороны, станет видно, как на скалу взбирается огромный человек: одной рукой ухватился за ее вершину, а другой упирается в расщелину, и весь прижался к серому камню, чтобы не свалиться в пропасть.
Говорят, то окаменелый пастух, чабан.
Так говорят, а правда ли, нет – кто знает.
Когда наступает праздник жертв Курбан-байрам, наши старики смотрят на Курбан-кая и вспоминают о чабане.
Чабанов прежде много было; каждый зажиточный татарин имел свою отару.
Только лучше муслядиновой не было в долине, потому что чабаном у Муслядина был Усейн, а такого чабана не знали другого. Знал чабан Усейн каждую тропинку в горах, каждую прогалину в лесу, каждый ключ в лощине.
И Муслядин был так доволен им, что обещал ему свою дочь.
Но Эмнэ была одна у Муслядина, а когда имеешь одну дочь, чего не сделаешь для нее.
В сердце же Эмнэ жил давно другой, молодой Рефеджан, Арык-Рефеджан, как звали его в деревне за тонкий стан.
Узнал об этом чабан Усейн, озлобился на Рефеджана, а через неделю так случилось, что упал Рефеджан со скалы и убился на месте.
Настал Курбан-байрам, принес чабан Усейн хозяину жертвенного барана и, когда сказали ему, что убился Рефеджан, усмехнулся только.
– Каждому своя судьба.
И когда зарезал курбана, омыл в его крови руки, усмехнулся еще раз.
– От отцов дошло: кто сам упадет, тот не плачет.
Понравилось мудрое слово Муслядину, и подмигнул он чабану, когда проходила по двору Эмнэ.
Тогда послал чабан старуху, которая жила в доме, поговорить с Эмнэ.
– Хочет, чтобы ты полез на ту скалу, где убился Рефеджан. Взлезешь – пойдет за тебя, – сказала старуха.
Почесал голову Муслядин.
– Никто туда не мог взлезть.
– А я взлезу.
– Хвастаешь.
Обиделся чабан Усейн и поклялся:
– Если не взлезу, пусть сам стану скалой.
И видела Эмнэ, как на закате солнца стал взбираться чабан по скале, как долез почти до самой вершины и как вдруг оторвался от нее огромный камень и в пыльной туче покатился вниз.
Пошли люди туда, думали, разбился чабан, но не нашли его, а когда на восходе солнца пришли снова, то увидели чабана, обратившегося в огромный камень.
Говорят, когда долез чабан до вершины скалы, то увидел тень Рефеджана и окаменел от страха.
И сказали наши татары, что на Курбан-байрам принес чабан сам себя в жертву Аллаху, и назвали скалу Жертвенной скалой, Курбан-кая.
Так говорят, а правда ли, нет – кто знает!
Курбан-кая, напоминающая издали сахарную голову, замыкает один из гребней в верхней части Отузской долины. Если подойти к скале по дороге в лес, то можно различить теневые очертания человеческой фигуры, ползущей по скале. Курбан-байрам – праздник жертв, празднуется в 62-й день после Рамазан-байрама, как то было установлено Магометом. Праздник этот установлен в память жертвоприношения Авраама и взамен человеческих жертв. Праздник продолжается четыре дня, причем в первый день каждый зажиточный татарин закалывает курбанного барана. Принося таким образом жертву, жертвователь произносит дува (молитву); если же он не знает слов молитвы, то произносит кто-либо другой, держа жертвователя за ухо. Шкура курбана и лучшая часть его жертвуется мулле, часть раздается бедным, остальное съедается в кругу близких лиц. Арык – оса. Легенду рассказывали мне отузские татары в разных вариантах. Я привел один из наиболее интересных.
Антарам
Отузская легенда
Когда Седрак-начальник, Седрак-Бахр-баш, решил жениться, все говорили: не будет толку.
Человеку за шестьдесят, а невеста не поднимала еще глаз на мужчину. И жалели Антарам.
Но Седрак-начальник нашел горный цветок, лучше которого не видел, и не хотел, чтобы он достался другому.
А что решал Седрак-начальник, от того никогда не отступал.
И Седрак-начальник женился на Антарам.
Чалкинцы поздравляли:
– Послал Бог счастье.
Но между собой говорили:
– Запрет старик бедную Антарам. К чему и богатство!
И запер Седрак-начальник молодую жену в своем чалкинском балате, где били фонтаны и ломились под тяжестью плодов фруктовые деревья, но куда никто не проникал, кроме старух и стариков.
Так не видели чалкинцы Антарам целый год, а когда увидели на празднике Сурп-хача в Эскикрымском монастыре, не узнали ее. Не улыбалась больше Антарам и стала похожа на святую Шушанику.
Благословил ее после службы старый архимандрит и так, чтобы не услышали другие, сказал:
– Не грусти. Все в воле Божией.
И избрал ее, чтобы раздавала награды борцам, которые пришли из Эски-Крыма, Карадага и Чалков показать свою удаль и силу.
Узнали борцы, кто будет раздавать награды, и в кругу собравшегося народа началась борьба молодежи, какой давно не видели.
Не жалели себя молодцы. Как тигры, бросались друг на друга, и напряженные мускулы их казались выкованными из железа.
Особенно восхищал всех Георгий из Чалков. Он вмиг укладывал на землю неопытного противника и, подняв его на вытянутых руках, держал долго над головой.
Загорелись глаза у Антарам и отдала она ему первую награду – арабский диргем и шелковую ткань для праздничного наряда. Преклонился пред нею Георгий и чуть слышно вымолвил: