– Ну а для себя чего хотела бы? – спросил слепой.
– А мне… Мне ничего не надо. Все есть.
Открыл от удивления глаза слепой, и отразились в них глаза голубого неба.
– Скажи имя твое.
– Феррах-ханым, – отвечала девушка.
– Случится так, как пожелала, и имя твое долго будет помнить народ.
Повернулся слепой к Деликли-кая, высоко поднял свой посох и ударил им по утесу.
С громом треснула Деликли-кая, дождем посыпались каменные глыбы, темным облаком окуталась гора. А когда разошлось облако, увидели в ней сквозную щель и услышали, как вблизи зашумел падающий со скалы горный поток.
Добежали первые капли ручья до ног Феррах-ханым и омыли их.
А нищие исчезли, и поняли девушки, кто были они.
Сбылось слово нищего. Народ долго помнил Феррах-ханым, и когда она умерла, могилу ее огородили каменной стеной.
Лет шестьдесят назад Муслядин еще видел развалины этой стены и читал арабскую надпись на камне:
«Не прилепляйся к миру, он не вечен, один Аллах всегда жив и вечен».
Уже давно замолчал старый Муслядин, а никому из слушателей не хотелось уходить из мира сказки к жизни.
Поднялся, кряхтя, Муслядин, чтобы идти домой.
– Пора.
Поднялся и имам.
– Шумит Деликли-кая. Может быть, дождь будет.
– Нужен дождь, воды нет, – заметил кефеджи.
– Нужен, нужен, – поддержали его, поднимаясь, татары.
– Опять Феррах-ханым нужна, – улыбнулся молодой учитель.
Но на него строго посмотрели старики.
– Когда Феррах-ханым была – было много воды; теперь мало стало, хуже люди стали, хуже девушки стали. Когда дурными станут, совсем высохнет Кызлар-хамам.
Деликли-кая – щелистая скала, средняя из трех скал, составляющих группу Эльтигена (по-татарски значит «стекающийся»). Она находится в верхней части Козской долины на пути из Отуз в Судак. Предполагают, что в древности долина была заселена греками. Это подтверждают остатки греческих церквей. Одна из них, св. Ильи, ныне восстановлена. Козы – теплая, богатая садами долина, дает прекрасное, крепкое вино и вкусные сладкие фрукты. Легенду о Деликли-кая рассказывал мне мой дед, козский грек Егор Ставрович Цирули. Кыз-буляги – источник девушек, называют также Девичьей баней – Кызлар-хамам. Буйвол – древнейший насельник Крыма, отличающийся большей, по сравнению с быком, силой, за последние годы совсем исчезает из наших мест. Так, в Отузах осталась всего одна пара, в Козах – две-три.
Поход Бравлина
Сурожская легенда
В наших старых рукописных сборниках, минеях и торжественниках встречается рассказ, как вскоре по кончине св. Стефана Сурожского, стало быть, в конце VIII или в начале IX века, на Сурож, теперешний Судак, напал русский князь Бравлин. Он пришел из Новгорода и, прежде чем осадить Сурож, опустошил все побережье Черного моря от Корсуня до Керчи. Десять дней продолжалась осада Сурожа, но на одиннадцатый, когда удалось взломать Железные ворота, город пал и был предан грабежу. С мечом в руке сам Бравлин бросился к св. Софии, где покоились в драгоценной раке мощи Святого Стефана, рассек двери храма и захватил его сокровища. Но тут случилось чудо. У раки святого постиг князя паралич. Поняв кару свыше, Бравлин вернул храму все захваченное и, когда это не помогло, приказал своим воинам очистить город, отдать святому Стефану всю награбленную в Крыму церковную утварь и, наконец, решил креститься. Преемник святого Стефана, архиепископ Филарет, в сослужении местного духовенства тут же совершил крещение князя, а затем и его бояр.
После этого Бравлин почувствовал облегчение, но полное исцеление получил, лишь когда по совету духовенства дал обет освободить всех пленных, захваченных на крымском побережье. Внеся богатый вклад святому Стефану и почтив своим приветом местное население, князь Бравлин удалился из сурожских пределов.
Таково содержание легенды, которая представляет для нас, русских, несомненный интерес.
В самом деле сурожская легенда говорит об историческом факте, не известном нам ни по летописи, ни по другим источникам. Она называет имена действующих лиц и место действия, устанавливает приблизительную дату события и всем этим проливает некоторый свет на эпоху, на полстолетия предшествующую той, с которой мы привыкли связывать выступление русских на историческую арену.
Сам по себе факт отвечает возможностям времени. Ныне окончательно установлено, что поход русских на Царьград времен Аскольда и Дира, отнесенный летописью к 866 году, имел место в действительности в 860 году, т. е. ранее официальной даты бытия Руси. Но если в половине IX века мог быть совершен морской поход на дальний Царьград, то мысль о более ранних походах на более близкие крымские колонии напрашивается сама собой.
Пусть перед нами только легенда, носящая яркую религиозную окраску, но если ее показания не противоречат исторической обстановке, то нет оснований отвергать иллюстрируемый ею факт. Ведь, как показал недавно обнародованный отрывок из жития Василия Нового, самые фантастические произведения агиографической литературы передают иногда безусловно точно отчет о событии.
Наша сурожская легенда связана с именем Стефана Сурожского. Св. Стефан – лицо историческое, и память о нем закреплена минологием[4] Василия конца X века.
По этому минологию св. Стефан пострадал за иконы при царе Константине Копрониме (741–775 гг.), и нет никакого сомнения, что это его подпись дошла до нас в протоколе пятого заседания на седьмом вселенском Никейском соборе 787 года («Стефан, недостойный епископ города Сугдайского, охотно принимая все вышеописанное, подписался». Сугдею или Сугдаю русские называли Сурожем).
То обстоятельство, что греческая церковь не празднует памяти этого святого, не должно смущать исследователя, так как Стефан Сурожский был местный святой и чествование его могло не выходить за местные крымские пределы. А что в Крыму, и именно в Суроже, он был почитаем, доказывает Сугдейский синаксарий XII века, найденный в сороковых годах прошлого столетия в библиотеке греческой богословской школы на острове Халки (близ Константинополя).
В нем помещено краткое житие Стефана Сурожского, и на полях сделаны пометки последующими обладателями рукописи XIII и XV веков, пометки, относящиеся к интересам и событиям местной сурожской жизни. Из этих пометок можно заключить, что память св. Стефана праздновалась, как у нас теперь, 15 декабря, что мощи его покоились в алтаре св. Софии и что в Суроже в честь его была построена церковь, которую вместе со св. Софией разрушил в 1327 году некий Агач Пасли. Уцелели ли при этом мощи св. Стефана и сохранялись ли они после того в Суроже до времени окончательного разгрома города турками в конце XV века, не выяснено.
Но если мы не знаем ни одного подробного греческого жития Стефана Сурожского с приведением посмертных чудес, и в том же числе чуда с русским князем Бравлином, то такие жития святого в древнерусской литературе XV–XVI веков не составляют исключения.
Еще в начале XV века в Москву прибыл из Сурожа Стефан Васильевич Сурожский (родоначальник Головиных и Третьяковых), и, может быть, он-то и завез на Русь житие св. Стефана, как остроумно догадывается В. Васильевский в своем известном труде «Житии св. Георгия Амастридского и Стефана Сурожского». Вероятно, переводом на русский язык он и популяризировал привезенное житие.
Для успеха такой популяризации почва была вполне подготовлена постоянными торговыми связями русских с сурожцами. Шелковые сурожские товары были в большом ходу, а в Новгороде был особый Сурожский двор. Русские жили в Суроже, как и сурожане в Москве, и имя сурожанина недаром запечатлено в наших былинах.
Из пометок на полях сурожского синаксария мы знаем, что сурожане чествовали память новоявленных русских святых князей Давида и Романа, тем понятнее было чествование на Руси греческого сурожского святого.
Надо думать, что русское житие Стефана появилось именно в XV веке, а не раньше, так как в состав его вошло заимствование из жития митрополита Петра, а митрополит Петр умер в начале XV века. Такое житие от XV века дошло до нас в сборнике Румянцевского музея № 435, и отрывок из сборника, относящийся к походу Бравлина, мы приводим ниже.
С этого же времени на житие Стефана начинают делаться посылки. Так, в жизнеописании преп. Димитрия Прилуцкого, составленном во второй половине XV века, как отметил В.О. Ключевский, приведен рассказ из Стефанова жития.
В XVI веке житие Стефана Сурожского рассматривается уже как важный исторический документ и приведенный в нем рассказ о походе князя Бравлина принимается как факт. Так, Степенная книга царского родословия говорит:
«Иже и преже Рюрикова пришествия в словенскую землю, не худа бяша держава словенского языка; воинствоваху бо и тогда на многия страны, на Селунский град и на Херсон и на прочих тамо, якоже свидетельствует нечто мало от части в чудесех великомученика Димитрия и святого архиепископа Стефана Сурожского».
Однако в последующее время доверие к исторической ценности жития падает, и эпизод с князем Бравиным не входит ни в печатный пролог 1642 года, ни в Минеи-Четьи Димитрия Ростовского. Постепенно легенда о походе на Сурож ускользает из историко-литературного кругозора и забывается настолько основательно, что только благодаря найденному Востоковым одному рукописному сборнику с легендой наши историки снова вспомнили о ней с половины XIX века.
Разбирая и оценивая достоверность этой легенды, приходили к самым различным заключениям. Одни принимали, другие отрицали ее, третьи приурочивали сообщаемый в легенде факт к более поздним временам. Составилась целая литература предмета. Куник и Гедеонов, Иловайский, Макарий, Филарет и Порфирий, Соловьев и Бестужев-Рюмин посвятили легенде свои строки. Но особенно обстоятельно, с полной тщательностью разобрал вопрос В. Васильевский. Анализируя материа