Четвертая глава обретала форму. Жулик Ван Дорп вышел из спальни с дохлым котом под прокуренной курткой и налетел на свою служанку. Как раз в этот момент в хижину Плама вторгся целый отряд рабочего персонала, вынесли его кровать и начали устраивать другую, побольше, «потому что ведь вы такой высокий».
Эта кровать была длиннее и шире. Ночью Мария опять посетила его и ушла через два часа, унося главы с первой по третью.
— Вот увидишь, — шепнула она. — Железное дерево подходит. Мы режем его для нашего печатного станка. Это будет выглядеть потрясающе.
Плам проинструктировал ее в издательском деле:
— Сначала ты вдоволь порезвишься на полях рукописи.
Потом я буду переписывать. Потом ваша сторона сделает набор и выпускает первую корректуру. Я смотрю, негодую и исправляю все вкравшиеся ошибки. И только после этого выпускается тираж.
— В мое время я была писателем, — заверила его Мария. — Не волнуйся. Я знаю это дело.
Она ушла. Плам услышал знакомое хихиканье иракского принца под самой его дверью.
— Эй, стра-а-а-жа! Смотрите, что у нас здесь творится — ха-ха!
Тишина. Плам высунул голову и увидел, что кто-то убегает по траве. Он почесал в затылке. Разве Мария Монтессори в прежние времена не была пацифисткой? Вот она, здесь, Удирает в крайней спешке…
— Ха-ха!
Какая-то другая фигура нанесла удар, второй — из-за кустов — и снова скрылась. Иракский принц немного похныкал, а Плам отступил, чтобы дать ночи скрыть свои секреты. В садах Хакима это всегда оказывалось самой мудрой тактикой.
Плама беспокоило открытие, что убийства больше не вторгались в его работу. В его сон — да, но, несмотря на бессонницу, он ввел преподобного Панкрофта в главу шестую и неважно, что он должен был умчаться из бедного дома во Франции. Уличный мальчишка Тоби Уинкельман напал на кухарку, которая уволилась в день важного обеда…
У Марии Монтессори оказалась легкая рука. На третье свое посещение она шепнула насчет «Сиджилл, журнала, номер один, с местными известиями, обозрением, краткой проповедью о славе Хакима — и о книге Вудхауза, которая будет печататься с продолжением.
— Мы пошлем его вверх и вниз по Реке на малагасийском, на растафарийском, на фригийском, шангском, английском, эсперанто и французском. Хакиму нужна пища для его орд. Он будет распространять подписку среди соседей, плата продуктами, или мы на них нападем.
— Издатель-тиран! — вздохнул Плам. — Неужели ты не написала статей за мир? Разве ты не поддерживала пацифистские конференции перед Второй Мировой войной?
— Да. И, если я смогу сделать эту работу, у нас будет мир, — ответила Мария Монтессори.
Через несколько дней стражник вручил еще порцию табака и корректуру страниц Плама, «которые вот-вот будут напечатаны». Вероятно, потому что Фатима, корректор, плохо знала английский, она совсем не правила важную прозу Вудхауза.
Все ошибки были по части запятых, заглавных букв и кавычек.
Плам их исправил и перенес все внимание на главу восьмую.
Добрый старый «жулик» спрятался на балконе, у него не было никаких путей к спасению, только по водосточной трубе…
Для жулика все обернулось еще хуже, полное унижение приближалось для него в главе двенадцатой. Появились новые советники по истории и стали соседями Вудхауза. «Сиджилл» выходил на деревянном печатном станке. Каботажные суда Хакима ходили на восток и на запад, добывая выгоду из подслащенной религии, в которую оккультный мастер, по его словам, не верил.
Молчание. А где же восторженные отзывы, адресованные редактору? Пресс-конференции? Литературные обеды. Согласно слухам, на дальней стороне планеты были открыты месторождения металла величиной с холм. Антиподы употребляли его, чтобы делать пароходы и радиоустановки.
Дело отправки журнала за пределы границ облегчалось в результате подобных сплетен: иммигранты друзы подтверждали разговоры о металлическом пароходе, «приближающемся в эту сторону»!
Ничего из них не попало во второй номер. «Институт» Марии завоевал шесть колонок славы, похвалы и почестей, весьма слегка коснувшись фактов: экстракт из каучуковых наркотиков улучшил ментальность немногих детей нескольких опытных подчиненных, дети лепетали и бегали по идеальной классной комнате, которую она им оборудовала.
Хорошие новости заключалась в том, что самые мощные из наркотиков оказывали постоянное воздействие на «зимние» личности. А дурные новости? Они превращали их в животных.
— Я должна обнаружить в них души, — сказала Мария Пламу во время следующего ночного визита. — У меня еще есть надежда. В один прекрасный день, когда они овладеют речью, мы сможем понять, что мы делали неправильно. Как мы нанесли им травмы. Они смогли бы нам рассказать.
— А что говорит Хаким? — спросил Плам.
Мария вздохнула:
— Я должна исправить свою ошибку, или — она может обернуться злом. Я потеряла влияние. Он ведь политик. Это дело о летних и зимних людях — на некоторое время он принял эту идею как свою собственную, но…
— Он пустился в рискованное предприятие, да? А теперь хочет прекратить свои потери? Она покачала головой:
— Пока еще не совсем так. — Ее глаза наполнились слезами: — Разве я не заслуживаю, чтобы он действительно наказал меня? Но ведь создатели этого мира не снабдили нас экспериментальным материалом — животными. Что мы еще могли сделать?
— Шшш, я слышу голоса. Люди так кричат. — Боже! — Мария стала шарить по краю кровати в полках своей одежды.
— Живо. Прячься. Я посмотрю, что происходит.
Пароход из металла идет скоро. Делая двадцать миль в час, «Потемкин» обгонял все, что встречал на пути. Он шел чуть ли не быстрее слухов о нем. Ни один человек во владениях Хакима не думал о возможности такой скорости, пока огни его иллюминаторов не засверкали на Реке. Вырванный из постели какой-то женщины с женской половины, Хаким вызвал милицию.
Вооруженные и бдительные граждан столпились на берегу.
«Потемкин» скользил совсем рядом его имя начертано такими символами, которые могли прочесть немногие друзы. Влево долина сужалась, и могучее чудовище пыхтело, переходя на следующий свой режим.
Сгустились тучи как предвестник дождя, и все же гудящее население не возвращалось в постели. В мужском саду консультанты по истории и стражники собирались в кучки и взволнованно переговаривались. Плам вошел в дом и объявил Марии дурную весть. Как ей незамеченной выскользнуть отсюда?
Для этих тайных рандеву кто-то снабдил ее мужской одеждой.
— Я похожа на мужчину? — нервно спросила она, хорошенько закутавшись. — Пойду к выходу выпрямившись, как-будто у меня в заднице кочерга.
Плам поморщился. В качестве мужчины она выглядела крайне неубедительно.
— Подожди минутку. Я создам прикрытие. — Он выбежал из хижины. — Джим, Джим! Давай подеремся!
— Что-о? — устав от ночной драмы, Апаш вернулся к своему отдыху под деревом и закутался в одеяло. Он приподнялся на одном локте.
Плам опустился на колени и толкнул его плечом.
— Ты, чертов краснокожий! Я твой скальп сниму!
— Эй!
— Покричи еще! Вот так!
Джим ударил Вудхауза справа. Он встал. Плам тоже встал, заревел и напал снова.
Джим пнул его ногой. Плам ухватил его за ногу и заплясал на одном месте. Группа стражников бросилась к ним:
— А ну, прекратите! Что это вы затеяли? Плам отпустил ногу Джима и встал на четвереньки, заскакал лягушкой:
— Наступил апрель с дождями, — заорал он что есть силы, сверкая безумными глазами. — Спрячемся в глубокой яме!
— Хочешь быть убитым? — заорал Джим. — Ты что, спятил?
Ну, теперь Мария уже ушла. Плам поднялся и отряхнул пыль.
— Извини. Я что-то разволновался. Теперь мне лучше.
Стражники буркнули:
— Иди-ка в свою хижину!
Плам кротко подчинился.
На другой день Хаким оказался слишком занят, чтобы проверить безумие Плама. Копьеносец пришел за корректурой третьего номера, он унес листы за запретную черту. Следующий номер журнала приходилось выпускать в поспешности, он содержал проповедь Хаким о ночном приходе «Потемкина» и о том, что это значит.
Вообще, соседние королевства могли и обидеться. Они должны были меньше бояться друзов после того, как увидели, что их техника отстает. Теперь следовало проповедовать им снова мирное состояние умов.
Снова торговцы отправились на охоту и вернулись с новостями. «Потемкин» прервал свое долгое путешествие в конце Реки. Растафарийцы развлекают матросов парохода на своих берегах в нижнем течении.
Хорошей новостью было то, что журнал пользовался большим спросом как у русских, так и у жителей Ямайки, так что добытчики вернулись нагруженные продуктами. Самый медленный дошел до дому как раз перед самым появлением огней: несколько часов тому назад «Потемкин» бросил якорь и прервал свой курс.
С мостика парохода закричал офицер, сначала на эсперанто, потом на английском:
— Доставьте нам П.Г. Вудхауза!
Такова была изоляция Плама, что первый намек на это появился тогда, когда садовую стражу удвоили. Это место кишело копьеносцами.
— Я мог бы выйти к ним, — заявил Плам генералитету друзов, который взглянул на него в негодовании, — Я бы не хотел, чтобы была какая-то борьба. Не ради себя. Джим, что происходит?
Джим протолкался к нему, вернувшись с какой-то экскурсии по дворцу.
— Хаким окопался. Он упрям.
Ясно, что Апаш имел еще что-то сказать.
— Ну? — торопил его Плам.
— Ты заложник. Хаким тебя убьет, если они нападут. Он им так сказал.
— Черт!
У входа в сад завязалась какая-то суматоха.
— Пропустите меня! — потребовала Мария королевским тоном. — Я иду от Хакима. Плам рванулся к ней:
— Что…?
— Эти, с Ямайки, — она просто захлебывалась. — Они вынудили к этому русских. Ты только cause celebre?[9] Нечто, что сделает войну популярной. У тебя есть поклонники среди русской команды, которые считают, что ты и есть то, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, и поэтому они сделают все. Я знаю правду, и Хаким тоже. Это