Когда я остановился наверху береговой кручи, я заметил другую толпу безволосых мужчин и женщин, собравшихся слева от меня. Они был не темнокожими, а белыми, точно мякоть кокоса.
Это что, духи? — подумал я. Не могут ли это быть те самые духи, которые нас сюда принесли?
Они все стояли вокруг чудного дерева, не похожего ни на одно, какое я видел раньше. Сверху оно было серебряным, точно рыбья чешуя, но не таким сияющим. Низкое, но широкое: вершина его занимала пространство, которого хватило бы для целой деревни; и в нем имелись отверстия, прорубленные глубоко в серебряной оболочке. Ствол был маленьким, и едва ли казался достаточно крепким, чтобы его поддержать.
Некоторые из белокожих карабкались по его слегка наклонной поверхности, просовывали руки в дыры. Как и у моего народа, у них были странные деревянные палки, привязанные веревочками к рукам. Пока я наблюдал, сперва один из них, а затем другой вставили свои палки в дерево. Палки, похоже, очень легко и естественно туда вошли.
— А, — сказал я себе, — для этого-то палки и предназначены. Но зачем требуется вставлять их в отверстия? Это показалось мне лишенным смысла.
Возможно, духи, которые привели нас сюда, помогут обнаружить предназначение этого дерева позднее? На миг я пожалел, что отбросил свою палку, но затем понял, что она все еще должна быть там, где осталась лежать… В конце концов, кто ее заберет?
Проглотив комок, я набрался храбрости, чтобы заговорить с белокожими духами или призраками, или кто они еще были. Пока я шел к ним, некоторые заметили меня и стали указывать другим, лопоча резко и заунывно на язык, которого я не понимал. Казалось, они возбуждены тем, что видят меня и не то чтобы недружелюбны.
Остановившись в двадцати шагах от них, я стал их изучать. Хотя кожа у них была белой, они не выглядели, точно призраки: лица их казались странно резкими, а носы выдавались слишком далеко. Судя по всему, они также были смущены не меньше, чем мой народ. А что если и они — из какого-нибудь далекого племени?
Я стал очень медленно приближаться, раскрыв руки ладонями вверх, чтобы показать, что не имею недоброго умысла. У белокожих не было ни копий, ни ножей, насколько я мог видеть, но они бы могли бросать в меня камни или пустить в ход руки… или даже воспользоваться для драки этими палками, привязанными к их запястьям. Возможно, некоторые из них говорят на моем языке, — подумал я. Возможно, они в состоянии объяснить, для чего духи доставили всех нас сюда.
Их глава и те, кто, наверное, были двумя из его копьеносцев, хотя у них не имелось копий, вышли вперед, чтобы со мной поговорить. У главы был огромный носище — я пытался на него пялиться, но этот носище торчал в мою сторону, точно указывающий палец — а глаза были голубые как мелкая лужица. Бледные красновато-бурые пятнышки покрывали его плечи. Честное слово, никогда не видел никого похожего.
— Хэйтейр, — сказал он мне низким спокойным голосом. Осторожно выставил вперед ладонь и, когда я поглядел на нее, он медленно потянулся, взял мою правую руку в свою и подвигал обеими вверх-вниз, прежде чем выпустил мою руку.
— Я Хыойан из Мобоаси, — сказал я.
Он покачал головой и коснулся своей груди.
— Уильям Берд, — сказал он. — Берд. Сахви? Берд.
— Бьерд, повторил я, торжественно кивая. На это меня хватило. Я указал на себя. — Хьюйан.
— Хи-уээ-ан, — повторил он.
Я улыбнулся, и он улыбнулся в ответ. Я указал на странное дерево.
— Его сюда послали духи? — спросил я.
Он покачал головой и произнес что-то непонятное. Я тоже покачал головой. Нам предстояло обучить его нашему языку, если мы вообще собираемся чего-то добиться. И все-таки он явно был предводителем этих странных белокожих людей, поскольку вышел поговорить со мной, и я решил выказать ему всю учтивость, какой требовало его положение. Он мог бы стать ценным союзником в случае нападения другого племени или диких зверей, как подумал я. Если окажется, что эти люди опасны, мы всегда сможем их прогнать.
Он указал на человека слева от меня, такого же белокожего и с таким же большим носом, хотя глаза у него были цвета перезрелых бананов.
— Карвар. — Затем указал на человека справ от меня, который был ниже и тоньше, с глазами, такими же темными, как мои. — Шэй, — сказал Берд.
— Карвар, Шэй, — повторил я, кивая, и двое белокожих кивнули в ответ.
— Идем, — сказал я Берду. Я указал на тот участок Реки, где Зона все еще копал глину, чтобы женщины ее месили. Я сделал шаг к Реке, — идем, Берд.
Кажется, он понял, чего я хочу; он отвернулся и быстро переговорил со своим Карваром, и Карвар повернул и заспешил назад, дабы встать у странного серебряного дерева.
Берд сделал три шага в сторону Зоны и вопросительно посмотрел на меня. Я подтянулся к нему, и мы зашагали бок о бок, как равные, а копьеносец по имени Шэй следовал за нами. Пока мы шли, я указал сперва на небо, назвав его, затем на Реку, затем на траву и деревья. Всякий раз Берд старательно повторял, что говорил я. Его готовность учиться была хорошим знаком, как я решил, и сулила хорошее будущее обеим нашим деревням. Он станет говорить на моем языке, как разумный человек, через несколько лун. Когда мы приблизились, Зона и другие мужчины прекратили работу и настороженно уставились на нас. В глазах Зоны, как мне подумалось, что-то мелькнуло: он уже видал прежде таких, как Берд. Мы с Бердом остановились на берегу.
— Это мой друг Берд, — сказал я громко. — Он глава белокожих людей выше по Реке. — Я указал на чудное дерево. — Другого человека зовут Шэй, и он копьеносец Берда.
Зона приблизился, выйдя из Реки.
— Мы не должны иметь ничего общего с белокожими людьми, — сказал он негромко, но веско. — Они опасны.
— Почему? — спросил я, тоже понизив голос.
— Я видал прежде белокожих, вроде Берда. Они поселились в лесу недалеко от моей деревни. И все время — бол-бол-бол о своей белой богине, Деве Марии, и заставляли нас почитать ее как главу всех духов. — Он сплюнул. — Они дарили нам подарки, чтобы мы почитали Деву Марию: ножи с лезвиями, которые сверкали, как солнце, яркие бусы, ткани, вроде тех, что носили они; миски и чаши, которые не бьются.
— Ты говоришь на их языке? — спросил я.
— Совсем чуть-чуть. Хотя, на нем могут говорить и другие здесь. Очень много людей стало почитать Деву Марию и жило при белокожих, как их рабы.
Я нахмурился. Вот уж действительно, скверные новости: вместо друзей и вероятных союзников я впустил к нам пауков. Уголком глаза я изучал Берда, который глазел на мужчин, копающих глину, с непроницаемым лицом. Кого он видел в нас… рабов? Союзников? Нечто совершенно иное?
— Мы должны держаться от них подальше, — решил я.
Зона кивнул.
— Это мудро.
— Если только, — продолжал я, — они не согласятся присоединиться к нам и жить по-нашему среди нас.
— Не согласятся, — заявил он.
— Посмотрим.
Прочие глинокопатели ушли обратно вываливать глину на Речной берег, пока мы беседовали, а Марага и большинство других женщин возвращались, завершив поиски с годными для краски ягодами и листьями. Женщины сели и начали возиться с глиной. Некоторые жевали ягоды и листья, сплевывая их, когда образовывалась мякоть; некоторые толкли личинок и насекомых бамбуковыми палками. Сама Марага смешивала ягоды, листья, насекомых и глину умелыми пальцами, занявшись сперва красной и синей, а затем зеленой и желтой красками, которые выложила на более широкие зеленые листья.
Я подвел Берда и его копьеносца к женщинам, сел на корточки и знаком попросил присесть Берда. После краткого колебания, он послушался, а за ним — и его копьеносец.
Большим и указательным пальцами каждой руки я взял красную и синюю краски и стал рисовать круги и линии на щеках Берда, его руках и груди. Он не шевелился, пока я не закончил, а затем только один раз кивнул.
Правда, когда я двинулся к его копьеносцу, тот вскочил и сжал руки в кулаки. Затем разразился какими-то сердитыми словами. Я вытаращился на него в растерянности. Или он не хочет опять стать человеком?
Я поглядел на Берда, и Берд сурово заговорил со своим копьеносцем. Тот покачал головой, отступил на шаг и встал, словно готовясь обороняться. Одна из женщин, почти девочка, в сущности, с крохотными, едва набухшими грудями и узкими бедрами, — возможно, год, как пережившая первое кровотечение, после которого посвящают в женщины, — подалась вперед и встретилась со мной взглядом.
— Прости за то, что вмешиваюсь, вождь, — сказала она, опустив, как подобает, глаза. — Но белый человек говорит: «Эй, ты, дикарь, прочь от меня свои грязные руки».
— Ты понимаешь их речь? — спросил я.
— Да, вождь.
— Как тебя зовут?
— Нону, вождь.
— Подойди и сядь рядом со мной. — Она подошла и села на корточки, все еще глядя в землю. — Как ты выучила язык белокожих?
— Я родилась в их убежище.
Это слово ничего для меня не значило. Должно быть, они так называют свое поселение, решил я.
— Вот что ты ему скажешь, — произнес я. — Если он не зверь, он должен раскраситься, чтобы доказать это. А если он зверь, он должен уйти.
Она произнесла несколько слов, и я видел, как лицо шея становится красным, точно солнце на закате. Он что-то прорычал Берду, повернул и подался прочь к странному серебряному дереву. Я хмыкнул ему в спину, затем плюнул ему вслед. Зверь… Что за копьеносцев избрал себе Берд? Они будут бесполезны в бою, если настолько не привыкли к послушанию. Берд сказал мне что-то, и Нону перевела:
— Ты знаешь, что с нами случилось?
— Мы в мире духов, — ответил я, и дальше, с помощью переводившей Нону, мы умудрились более-менее поговорить. Берд и большинство остальных белокожих, как выяснилось, были из деревни далеко к востоку от нашей, из места, называвшегося Новая Зеландия. Это название ничего для меня не значило. Он тоже решил, что нас перенесли сюда боги — и главного из них он называл Иисус, — но с какой целью, он не знал.
Судя по всему, наши мысли во многом совпадали. Когда я поведал ему о своем намерении построить обнесенную стеной деревню, он согласился, что это хорошая мысль: никто из нас не знал, какие звери разгуливают в ближайшем лесу. Он предложил помощь белокожих, и я ее принял. Любой из белокожих сможет жить в нашей деревне, как пообещал я, если только они выучат наш язык, украсятся, как подобает человеку и признают меня главой. Он быстро согласился.