Городок располагался на плоской вершине острова и напоминал семейство грибов, выросших на пне. Мы поднялись довольно высоко в гору и вдруг оказались в совершенной сказке: крохотные белоснежные домики с кривыми стенами, ярко-синие ставни, узкие мощеные, а то и просто выдолбленные в скале улочки, ни с того ни с сего выходящие к обрыву, за которым синело море…
Стояло раннее утро, и мы были единственными прохожими (так и хочется сказать зрителями), и это усиливало сходство с театральной декорацией. Редкие коты грелись на солнце, развалившись на подоконниках, и – никого. Над островом плыл невероятный запах жарящейся баранины, тут и там стояли мангалы с медленно вращающимся целым барашком на вертеле. С одной стороны мангал был закрыт щитом с фольгой – для отражения тепла, вертел крутился автоматически, барашек пах, хозяев не было видно. Мы уже знали, что все это будет готово не раньше середины дня, и тогда их начнут продавать с молодым местным вином, но в ближайшие два часа рассчитывать не на что, и беспомощно глотали слюнки.
Где-то через час такого брожения по абсолютно пустым закоулочкам (вообще жизнь на этих островках, видимо, начинается позже) мы наткнулись на маленькое уютное кафе: четыре белых пластиковых столика на открытой террасе, выходящей прямо к обрыву, за которым виднелось невероятно синее море.
Смотришь иногда на какую-нибудь открытку или фотографию в журнале и думаешь, что не бывает на самом деле такого синего-синего цвета. Оказывается, бывает! Вдали внизу – наш пароход. Справа терраска ограничивалась белой мазаной стенкой, в дверях стоял хозяин, облокотившись о косяк, и благожелательно на нас поглядывал.
Я высказался в том смысле, что не случайно единственное открытое заведение расположено таким красивым образом и что будет очень правильным решением присесть тут и выпить легкого греческого вина, любуясь на панораму. Мы зашли, поздоровались с хозяином, присели за столик и попросили домашнего вина, воды и каких-нибудь орешков.
Хозяин (это был дядька лет пятидесяти) выслушал нас, кивнул, скрылся в темном проеме двери и вернулся с подносом – две бутылки вина, вода, большие стаканы, плошечка с орехами. Выгрузил все это на наш столик и занял прежнюю позицию – в дверях. Мы чокнулись за сказочный островок, синее море, белый пароход и наше путешествие, выпили, закурили.
Вообще, я не сторонник выпивания с утра и никогда этого не делаю, но в тех редчайших случаях, когда сами обстоятельства диктуют тебе ход событий и сопротивляться не только глупо, но и бессмысленно, эффект бывает поразительным и не имеет ничего общего с постылым вечерним выпиванием. Как будто на сцене включают дополнительные софиты: краски становятся ярче, музыка прекрасней, а люди – еще лучше, и кажется в эти минуты, что смысл твоей жизни (да что там твоей – тайна Божьего замысла!) где-то совсем рядом, и надо только протянуть руку. Наслаждаясь этой иллюзией, мы посидели минут тридцать, а потом я попросил кофе и счет.
Думаете, он специально не выдавал себя, чтобы насладиться нашей неловкостью? Да ничего подобного. Просто он стоял в дверях своего домика на своей терраске, смотрел, щурясь, на восход. Зашли люди (гости!), попросили вина, все нормально! Ну, а уж что кофе не оказалось – пардон.
Боже, как мы извинялись, как пытались всучить ему деньги. При всей своей воспитанности человек все равно в кафе заходит не так, как в чужой дом, и сидит чуть иначе, и говорит с другими интонациями, и было страшно неудобно. Никаких денег хозяин с нас, конечно, не взял, велел передать привет России и долго махал нам рукой и смеялся, как ребенок».
Как соль использовали вместо кокаина
Когда мы с Кельми принимали здесь наших американских друзей из Атланты (про наш вояж в штат Джорджия ниже), случилась забавность. То есть их было много, но расскажу про одну. Короче, заокеанский телевиртуоз Джим Рокко прилетел в Москву, и мы, естественно, стали водить его по самым модным столичным заведениям. И, само собой, начали с прославленного «Сохо» (этот клуб Антона Табакова + Андрея Деллоса на Красной Пресне, соединявшийся с «Пилотом» лаконичным коридором, позднее сгинул в огне пожара).
Там работали юные официантки, которые в коротеньких клетчатых юбчонках рассекали по крохотному залу на роликах. Такие, все из себя sexy, они напоминали нашему заокеанскому приятелю девчонок из родной Атланты: именно там базируется знаменитая ресторанная сеть Hooters (вообще-то переводится как «Совы», но на сленге – сиськи), известная демонстративной сексапильностью персонала.
Двух девушек – Машу и Таню – я знал очень неплохо (нас познакомил дамский угодник Влад Листьев, тогдашний завсегдатай «Сохо»). Внешне очень разные: смешливая рыжая малышка и якобы серьезная брюнетка модельного роста. И я с ними вступил в сговор. Когда девушки принесли аперитив Джиму, та из них (не вспомню, которая именно), что владела английским, буднично сказала US-гостю: если у него, мол, будет желание расслабиться, то минет входит в стоимость напитка. Джим поперхнулся и недоверчиво покосился на нас с Крисом.
Я пожал плечами: типа, что здесь такого, у нас здесь так принято. И заодно поинтересовался: не желает ли мистер Рокко отведать жареного утконоса или рагу из тасманского дьявола. Американец просто взвился: они же в «Красной книге»?! Подружки подыграли мне: ну, живем один лишь раз, что же не отведать запрещенного? Гость был в замешательстве, но решился на утконоса, «раз его уже убили и зажарили». Ему подали кролика, и он, отведав «табуированного» мяса, сказал, что ничего подобного не пробовал в жизни.
У Джима настолько съехала крыша, что, когда к заказанной текиле девчонки подали маленькое блюдце с мелкой, как пудра, солью, он без всяких сомнений стал скручивать банкноту, чтобы втянуть белоснежную субстанцию в ноздри. Решил, что эти сумасшедшие русские совсем страх потеряли: кокаин подают не таясь. Ну, а как же: интим предлагают прямо в зале, деликатесы жарят из живности исчезающих видов. Крис остановил Джима в последний момент: тот едва не повредил себе слизистую носа тем, что положено слизывать вместе с соком лайма при употреблении национального мексиканского напитка из сока голубой агавы.
Между прочим, с Джимом и Крисом связана вещь, которую я для себя обозначил как «эффект марихуаны». Когда мы с Кельми приехали в Штаты по приглашению MTV (летом 1991 года), мистер Рокко опекал нас, начиная с первого дня нашего визита. И где-то на третий день вечером угостил нас марихуаной. Ни Крис, ни я не были любителями «травы», но отказаться не решились. Ну, US-богема, у них так положено, невежливо не присоединиться – решили мы для себя.
И так продолжалось неделю, пока как-то в кулуарах CNN я не разговорился с вице-президентом ТВ-монстра NBC News Барбарой Пайл (она в Атланте тогда что-то с Тедом Тернером затевала) и она не поведала мне, что ежевечерние угощения каннабисом – тяжкое испытание для Джима, поскольку он, будучи американцем итальянского происхождения, предпочел бы… старый добрый алкоголь! То есть и он, и мы исходили из ложных представлений об ожиданиях противной стороны и в результате насиловали себя, не желая обидеть партнера.
Вот так. Вывод: нельзя себе изменять и не надо переступать через свои представления о прекрасном в желании угодить другим.
Как важно снимать штаны + юбки в Майами
Майами-бич. Майские праздники нашей богемы в «ихней Флориде». Мы возвращаемся в отель после ланча. Почему-то не по Оушн-Драйв, что вытянулась вдоль океана, а по параллельной Коллинз-Авеню. Мы – это два телевизионных Дмитрия: Дибров и Крылов, башкирский бизнесмен (назовем его Нефтяник), экс-журналист «Комсомолки» Алексей Романов (который занимался организацией конкурсов «Мисс Пресса»), знаменитый музыкант, коего разумно (в контексте скабрезности настоящей истории) окрестить Гитаристом, и его товарищ (пусть будет Басист, поскольку при оглашении его имени легко вычислить и Гитариста – героя скандального происшествия), ну и, как положено представляться согласно лекалам жанра, – ваш покорный слуга.
Кстати, несколько отвлекаясь от флоридского приключения, замечу, что и Басиста светить неуместно. Он, будучи одним из немногих рокеров, кто формально остался верен жене «первого состава», все время влипал в разные передряги со своими молоденькими поклонницами. Одна из них в середине нулевых (много позже описываемой истории) из категории групи сумела подняться до статуса официальной помощницы и сопровождала команду на германских гастролях.
Напомню: групи (англ. Groupie) – «поклонница, сопровождающая своих кумиров во время гастролей; термин имеет и более широкий (как правило, иронический) смысл, однако, начиная с середины 1960-х годов употребляется почти исключительно в отношении молодых женщин, активно стремящихся оказывать своим кумирам сексуальные услуги. Роберт Плант, вокалист британской рок-группы Led Zeppelin, разделял групи на две категории: тех, кто удовлетворяется разовой, краткой связью с любимыми музыкантами, и “суррогатных матерей”, которые, постоянно находясь рядом с ними, стремясь выполнять разнообразные полезные функции, заботятся о своих “питомцах”, следят за гардеробом, диетой, возможно – доставкой наркотических средств. Известность приобрела Памела Де Барр, попытавшаяся придать понятию “групи” интеллектуально-философскую обоснованность, вывести его на концептуальный уровень. Если верить книге Де Барр, известен по меньшей мере один групи-мужчина, который сопровождал на гастролях Кортни Лав, The Bangles и других знаменитых исполнительниц рок-музыки».
Так вот, Марина поехала с командой в европейский тур и все достаточно жестко прессинговали басиста, совестили его. И он объявил, что после возвращения в Белокаменную расстанется со своей спутницей, а в качестве отступного купит ей машину. Спустя неделю после возвращения на банкете, где мне довелось присутствовать, друзья поинтересовались, сдержал ли он обещание. Да, лаконично, ответил Басист.