И это было дорогое чувство.
Мы все были заодно: хиппи, панки, толкинисты. Это было общее братство неформалов.
Плохое было тоже. Гопники лютые. Менты оборзевшие. Это сейчас ты, хипстер, любому в нос сунешь айфончик с визгом *я все снимаю, на ютуб потом выложу*. Тогда было малость иначе.
Ты пойми, хипстер, в наше время пипл запросто огребал люлей за внешний вид. За прическу, за джинсы-клеш, за пацифик, за серьгу в ухе. Просто за выражение лица. Теперь пойди, посмотри на себя в зеркало, подумай: как долго ты бы смог выжить на улицах 90-х.
А мы жили на улицах. Literally. У нас не было Жан-Жака, у нас был Эгладор и Арбат. Да и то, Арбат считался попсой. В лучшем случае – подвалы, вроде клуба Форпост, где надо было еще аскнуть бабла на билет или хотя бы надыбать флаер.
Да, нас тоже не устраивала окружающая реальность. Мы даже, смешно сказать, ругали Эту Страну – совсем как ты теперь. Только, в отличие от тебя, мы реально жили в Этой Стране, среди Этих Людей. Мы не отделяли себя от них, да и не могли бы отделить при всем желании. У нас было общее пространство кармы: одни и те же улицы, одни и те же подъезды. У нас была общая реальность, и реальность эта была жесткая. Но нам и в голову не приходило капризничать и чего-то требовать. Да, у нас было ощущение, что мы *другие*. Но у нас не было этих мажорских понтов, что мы *лучше*. И если многие из нас мечтали *свалить*, то это потому, что нам казалось: *там* совсем другая жизнь, можно сидеть на солнышке, играть рок-н-ролл и не получать по голове. Вот это было важно. Именно это, а не *честные выборы*, *уровень жизни* и *большие карьерные возможности*.
Мы боролись с этой реальностью, как умели. Точнее, мы оборонялись от нее.
Мы курили траву из Казахстана. Мы жрали грибы из Карелии. Мы тырили димедрол из бабушкиной аптечки. ЛСД считался шиком. Вся наша жизнь стоила дешевле, чем одна доза кокаина, которым ты ужираешься в сытую эпоху стабильности.
Лучших из нас сгубил героин. Средних добила водка. Остались те, кто остались: подстриглись, замаскировались, растворились. Ведут мемуары за чашечкой кофе своим детям о вчерашнем дне, а ты без гугла и не сможешь считать, откуда эта цитата, хотя это почти так же попсово, как Арбат.
Но главное, хипстер. Самое главное!
Нас совершенно не интересовала политика. Нас совершенно не интересовали деньги. Нас совершенно не интересовала карьера. Нас совершенно не интересовал социальный престиж. Нам нужна была только Свобода.
И да, мы с трудом помнили отчество у тирана. А всех прочих мы не знали даже по фамилии.
А теперь подумай, сколько имен и фамилий знаешь ты, хипстер. Сколько политиков, общественных деятелей, журналистов и блогеров засирают твой мозг ежедневно. Сколько болтовни ты пропускаешь через себя, искренне полагая, что это важно и нужно.
При этом ты балаболишь про Свободу, оскорбляя тем самым все что было дорого нам. Но жизнь твоя похожа на настоящую Свободу не больше, чем твоя стильная прическа сейчас на наши грязные патлы тогда. И пусть мы давно состригли наш хайр, и пусть хайратники наши истлели в прошлом, и пусть сегодня мы такие же цивильные, как ты, пусть сидим в одной и той же фейсбученьке с одними и теми же айфончиками, но нет, мы с тобой не одной крови.
Вот поэтому мы смотрим на тебя, хипстер, как на говно. Мы были крутые. А ты – нет».
Конец цитаты.
Да. Это все так. Но метаморфозы не только поколенческие.
Еще одна цитата, из песенки «Метро» группы «Високосный Год» (не путать с «Високосным Летом» Александра Ситковецкого и Криса Кельми):
«Это мы придумали Windows,
это мы объявили дефолт,
Нам играют живые “Битлз”
и стареющий Эдриан Пол.
Наши матери в шлемах и латах
бьются в кровь о железную старость.
Наши дети ругаются матом,
нас самих почти не осталось…»
Как замечала медиаидеолог Марина Леско, мы живем в эпоху утраты смыслов. Пора находить неравных в позитиве, а не в негативе. Потому что – процитирую здесь товарища Бисмарка – возможности рождают намерения.
Еще Пьер Бурдье в своей статье о журналистике писал: «Большая часть сенсационного материала, считающегося козырем в борьбе за аудиторию, обречена на то, чтобы пройти мимо внимания зрителей или читателей, и будет замечена только конкурентами, ведь журналисты – это единственные, кто читает все газеты…»
Помню забавный случай с маргинальным писателем Александром Никоновым. Десять лет назад мы с ним экспериментировали с одним бульварно-сатирическим форматом, пытаясь сделать стебную газету, что-то вроде парижского еженедельника Le Canard enchaîné (это одно из старейших, популярнейших и влиятельнейших изданий во Франции), под названием «Московская комсомолка» (которая не имела отношения ни к «МК», ни к «Комсомолке»; контентил газету патологически плодовитый Дима Быков и его коллеги по «Огоньку»). Естественно, Никонов в полный рост представлен был в каждом из двадцати выпусков проекта. Но однажды Саша предложил материал, который я не дерзнул публиковать ввиду того, что издание гарантированно читала не только администрация президента Ельцина, но и его благовоспитанное семейство, нервно реагировавшее на ненорматив. Речь шла об очень смешном обзоре туалетных надписей. Просто забавном, без какого-либо тайного посыла.
Через пару недель после моего отказа Александр, заехавший в штаб-квартиру «Новых Известий» (где с подачи тогдашнего владельца Бориса Березовского и окопалась хулиганистая «Московская комсомолка»), гордо продекларировал:
– «Туалеты» я все-таки опубликовал!
– Ну и что: какова реакция?
– Не знаю, в редакцию пока не заезжал.
Так на голубом глазу и молвил. То есть эффект публикации уже тогда начал измеряться не потоком читательских писем, а лишь отзывами приятелей-сослуживцев. Изменились масштабы кардинально. «И миллион меняют по рублю» (© В. С. Высоцкий).
В культовой комедии Эльдара Рязанова «Дайте жалобную книгу!» (1965) есть примечательный эпизод. По сюжету отстойную кафешку «Одуванчик» возглавила молодая и амбициозная заведующая Татьяна Шумова (Лариса Голубкина). Столь же молодой репортер Юрий Никитин (Олег Борисов), мечтающий ликвидировать недостатки в работе общепитовской точки, сочиняет фельетон. Девушка вопрошает настырного журналюгу (напоминаю – © А. Б. Градский – читай выше):
– Из-за вас мою фамилию теперь склоняет миллион человек?
– Вообще-то тираж нашей газеты – пять миллионов, – гордо отвечает репортер.
И ведь правда: в советское время центральные газеты издавалась такими тиражами. Самих газет-то было не более дюжины при этом. Из ежедневных – «Известия», «Комсомольская правда», «Правда», «Советская Россия», «Социалистическая индустрия», «Труд». Стоили по 2 копейки. Объем, как правило, четыре полосы. Первая занята тупым официозом. На второй – про закрома Родины. Читабельной информации всего-то сотня строк. Немудрено, что и сами эти строчки и междустрочье изучались подписчиками пристально. И эффект от публикаций всегда был. Заметка могла стать приговором. Репортаж решал судьбу министерства. Фельетон крошил карьеры. Обложка становилась мегасобытием. А корректорских ошибок не было. Из фактических – только идеологически выверенные.
Все-все читали и смотрели. А сейчас не успевают. Наслаждаться душевым потоком и принимать на темечко Ниагару – не одно и то же. И действительно размножение единообразия утомляет потребителя и дорого обходится владельцам. Все, все поменялось. И к лучшему, и к худшему кое-что.
Каким-то непостижимым образом рок-бунтари стали певцами поколения «детей колбасы». Почему так? Да потому что неоднократно упомянутая в этой книге «Америка, где я не буду никогда» (© «Наутилус Помпилиус») ассоциировалась не только со свободой слова, шедеврами Голливуда и запретным рок-н-роллом, но и с дефицитными материальными благами: джинсы донашивали до заплат, в заветные бутылочки из-под кока-колы заливали кофейную бурду и выставляли это «бАгатство» на почетную полку в престижной финской «стенке», а смотреть на привезенный из Штатов Сашей Градским лимузин (у коего – о, боги! – зеркала управлялись электроникой) съезжались на улицу Марии Ульяновой со всей державы.
Однако я помню и знаю: та эпоха, когда «песни протеста» наравне с Высоцким и Галичем тиражировались почти подпольно, подарила отечественной богеме несравненное ни с одним легальным наркотиком чувство драйва и слово «пионер» соотносилось не с организацией имени Ленина Владимир-Ильича, но с первооткрывателями неведанного. Уходящая натура, утраченные иллюзии – времена, когда некоторые вещи были абсолютными символами.
Библиография
Додолев Е. Аквариум // Смена № 1448, сентябрь 1987 года.
Додолев Е. Начальник «Камчатки» // Московский комсомолец от 25 марта 1988 года.
Додолев Е. «Наутилус» или «Pompilius»? // Смена № 1461, апрель 1988 года.
Додолев Е. Секрет // Смена № 1460, сентябрь 1988 года.
Додолев Е., Николаева Э. Техника телебезопасности // Совершенно секретно № 2, июль 1989 года.
Додолев Е. Папаша Кобзон и его мафия // Новый Взгляд № 01 от 15 января 1992 года.
Додолев Е. Слово // Новый Взгляд № 1 от 12 февраля 1992 года.
Ванденко А. Непоколебимая // Новый Взгляд № 05 от 30 января 1993 года.
Леско М. О кумирах 80-х // МузОБОЗ № 01 от 20 января 1995 года.
Додолев Е., Николаева Э. Пятая гАдовщина // Новый Взгляд № 22, 5 августа 1996 года.
Додолев Е. Странные люди эти телевизионщики // Московская комсомолкА № 13 от 12 марта 2001 года.
Додолев Е. Трудности перевода // Однако № 22 (38) от 13 июня 2010 года.
Додолев Е. Свободные художники // Однако № 28 (44) от 25 июля 2010 года.
Додолев Е. Я слишком дорожу своим мнением, чтобы делиться им с кем попало // Однако № 33 (49), сентябрь 2010 года.
Додолев Е.