Отряды разделились, каждый двинулся своим маршрутом, стараясь оторваться от преследователей и не попасть в засады. Шли только по ночам, а с рассветом скрывались и проводили разведку. Так продолжалось несколько дней. на протяжении которых удалось уйти в безопасный отрыв.
Но, как оказалось, германские специалисты тоже не дремали. Они сделали все, чтобы загнать группу Квашнина в «мышеловку». Уходя от прямых столкновений, группа была вынуждена отступить в горы. Ситуация казалась безвыходной: с трех сторон наступали карательные отряды, а с четвертой скалы обрывались так круто, что спуститься без специального снаряжения мало бы кто рискнул. Но рискнуть пришлось — разведка, проведенная вечером, принесла малоутешительные результаты: единственный способ спастись — уйти вниз, в долину.
Группа разбилась на связки и после короткого инструктажа начала опасный спуск. Константин страховал Рандольфа Черчилля, который, как обычно, находился «под градусом». Перед самым спуском в англичанине проснулось желание… распевать песни. На замечания он не реагировал. К тому же в подпитии Рандольф мог сорваться вниз, увлекая за собой Квашнина и еще одного партизана из связки. Понятно было, что руководство германских коммандос знало о нахождении в группе сына английского премьера и старалось любыми способами заполучить его. И тогда Квашнин принял единственно правильное решение — внезапно саданул Рандольфа под дых и уже бесчувственного стал спускать на веревках вниз.
Несколько напряженных часов в полной темноте — и группа наконец оказалась внизу. Выставленные посты карателей удалось ликвидировать без особых потерь. К рассвету группа вышла в безопасный район, где ее уже ждало подкрепление.
Представители военных миссий распрощались перед расставанием. Протрезвевший Рандольф не держал на Константина обиду, они в последний раз пожали друг другу руки и расстались навсегда. Вот так советский разведчик Квашнин достаточно необычным способом спас жизнь Рандольфа Черчилля, сына премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля.
Война продолжалась, и талантливый ученик Якова Серебрянского и Павла Судоплатова продолжил свой путь.
После войны — преподавание в Школе особого назначения (ШОН), которая сейчас известна как Академия внешней разведки, руководство любимой кафедрой оперативной техники, созданной в прямом смысле своими руками, научная работа — все это наполняло активную жизнь «моего любимого подрывника-диверсанта», как часто любил называть Квашнина П. А. Судоплатов. В 1967 году он вышел в отставку и работал в родном МЭИС инженером научно-исследовательской лаборатории радиовещания. Энергия и ум этого человека воплотились в тысячах студентов, адъюнктах, слушателях, аспирантах и ученых гражданских вузов, которые понесут в будущие поколения частицу той, теперь уже классической школы.
P. S.
«Р. S. Эта аббревиатура обозначает: все, что хотелось сказать, уже сказано, но хорошо бы еще что-то добавить, пусть это и не имеет никакого отношения к теме. Так сказать — последнее слово…
Мне часто задают ставший уже банальным вопрос: вот если бы была возможность повторить все с самого начала, что бы вы выбрали — тревожную, тяжелую, бедную жизнь прошлого или обещанную светлую, богатую, даже роскошную жизнь ближайшего будущего? Я бы выбрал ту, которую прожил.
Я был удовлетворен работой, потому что она была нужна нашей стране, нашему народу, грядущим поколениям. Неважно, как это пытаются оценить теперь, — важно, что я сам так ощущал, верил в это и верю по сей день. Все, что имелось, создавалось и планировалось создать, было наше, а значит, и мое, и этого ощущения было вполне достаточно… Я гордился тем новым, громадным и красивым, что создавалось в стране. Разве этого недостаточно для ощущения полноты жизни? Нелегкий быт и многое другое становилось второстепенным, мелким, преходящим.
Я не могу и не вправе говорить за всех, но полагаю, что мое восприятие жизни, а по существу — мировоззрение, не отличается от мировоззрения большинства моих современников, от мировоззрения нашего поколения. И как бы ни старались новые строители «светлого будущего» переоценить наше прошлое время, нашу историю — ничего уже изменить они не могут.
Я не имею права говорить от чужого имени, но от себя лично могу сказать: наше поколение, поколение советских людей. останется в мировой тысячелетней истории единственным, которое в огромной стране впервые попыталось осуществить мечту лучших умов человечества — построить коммунистическое общество.
Теперь все…
Константин Константинович Квашнин»
Владимир Григорьевич Фролов «Просто чекист»
Партизанское движение в годы Второй мировой войны открыло множество новых страниц в собственной истории. Вновь стали актуальными работы классиков партизанского движения не только 1920-х годов, но совершенно по-новому зазвучали положения, сформулированные еще в период наполеоновских войн.
Война пришла на советскую землю «предсказуемо внезапно». Все профессионалы разведки, большинство военных и политиков прекрасно понимали, что развитие событий с 1933 по 1939 год должно было во что-то вылиться. С момента своего прихода к власти в 1933-м, а на самом деле гораздо раньше, после разгромного для Германии Версаля, Гитлер готовился взять реванш за весь комплекс военных, политических и социальных унижений его страны. И какими бы ни были прагматически выгодными контакты между СССР и Германией, сомнений не оставалось — вчерашние «союзники» завтра могут стать серьезными противниками.
Однако, несмотря на очевидную перспективу, в годы, предшествующие войне, в условиях тотальных репрессий и неуемной подозрительности были свернуты программы, позволяющие защитить западные рубежи отработанными диверсионно-партизанскими методами. Большинство специалистов были либо расстреляны, либо отправлены в лагеря, либо задвинуты на не связанные с их основной специализацией участки работы.
Военная машина сильной, идеологически сплоченной нации, без особых препятствий катившаяся по дорогам Европы с 1 сентября 1939 года, при политической слепоте и фатальных ошибках высшего политического руководства СССР могла подмять под себя ослабленные и плохо обученные Вооруженные силы нашей страны. Молодые «скороспелые» командиры, пришедшие на смену репрессированным военспецам с богатым опытом подполья и Гражданской войны, не справлялись. Массовый личный героизм, который наблюдался с первого дня войны, не заменял тактических и стратегических провалов. Необученные бойцы порой не знали, как быстро перезарядить винтовку, и трагедия развивалась молниеносными темпами. Судорожные приказы Ставки, больше похожие на истошный крик: «Остановить! Опрокинуть! Перейти в наступление и перенести войну на чужую территорию!» — были абсолютно лишены военной логики. Вдумайтесь только: территорию, потерянную в первые три — пять месяцев, пришлось отвоевывать долгие четыре года. Но именно трагедия первых дней войны заставила вновь вернуться к тому, что почти уже выкорчевали. Пришлось искать чудом избежавших репрессий специалистов, освобождать их из лагерей и тюрем, срочно реабилитировать или просто «гасить» судимость, восстанавливать физически и бросать в бой с сильным и умным противником.
Усилиями таких людей. как Павел Анатольевич Судоплатов, большое число настоящих экспертов разведывательнодиверсионной работы было возвращено в строй. Двадцать седьмого июня 1941 года нарком внутренних дел Л. П. Берия подписал приказ о создании Учебного центра подготовки специальных разведывательных диверсионных отрядов для проведения операций во вражеском тылу. Уже к началу осени П. А. Судоплатов и его заместитель Н. И. Эйтингон сформировали Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН). В составе бригады были два мотострелковых полка, противотанковая и минометная батареи, рота парашютно-десантной службы, инженерно-саперная рота, рота связи, подразделения материально-технического обеспечения и автомобильная рота. И, конечно, программа подготовки диверсантов предусматривала подготовку будущих руководителей организованного партизанского движения.
Владимир Григорьевич Фролов проходил специальную подготовку не на динамовской базе бригады, хотя там он тоже бывал, а в основном на конспиративных базах системы. И его подготовка значительно отличалась от того, чему учили спортсменов-омсбоновцев, которые уже через пару месяцев, а то и через пару-тройку недель забрасывались за линию фронта с определенными диверсионно-разведывательными заданиями.
Владимир родился в 1899 году в еврейской семье на Украине, его настоящая фамилия Янкельсон — это то немногое, что мы знаем о его происхождении. Зато известно, что с органами ВЧК — ОГПУ — НКВД он был связан с 1919 года. Как и подавляющее большинство его товарищей, он честно выполнял оперативно-боевую работу, боролся с контрреволюционными элементами и диверсионными группировками. Наверняка на его счету было немало секретных операций. Все это оставалось за кадром, как и должно быть. Даже ближайшие члены семьи ничего не знали о его чекистских буднях. Только в 1936 году он вступает в партию, что говорит о том, насколько осознанным было решение.
Все шло своим чередом — к середине 1938 года Владимир Фролов возглавил один из отделов, но так же «своим чередом» он попал под молох репрессий. Семнадцатого июля 1938 года Фролов был арестован. Нетрудно догадаться, в чем его обвиняли, — конечно же, «враг народа», конечно же, «был связан с иностранными разведками», тут особых вариантов не наблюдалось. В его личном деле осталась запись: «С 07.1938 г. по 12.1941 г. находился под следствием в органах НКВД». Короткая строчка, вмещающая в себя три с половиной года пыток и унижений. Из него будут пытаться выбить — в прямом смысле — признание по всем пунктам вымышленного обвинения, а заодно компрометирующие «наводки» на своих же товарищей. Многих арестованных расстреливали сразу, но других приговаривали к высшей мере, а потом переводили в закрытые отделения тюрем, чтобы «подержать» на случай непредвиденных обстоятельств. Точнее — предвиденных: «Если завтра война, если враг нападет, если темная сила нагрянет…»