ме быстро затерялась в уличной сутолоке, а в ушах Анне-Лизы еще долго звучали его слова. Ее счастью и ее мучениям осталось только два дня — послезавтра все изменится. Изменится коренным образом: не будет больше Анне-Лизы Николайнен, Анхен — останется младший лейтенант Александра Николаева, которая должна выполнить приказ командования. Исчезнет немецкий ученый Берхард — останется оберштурмбанфюрер СД барон фон Борг.
Анне-Лиза психологически готовилась к тому, что должно произойти, а Берхард оставался таким же заботливым, как всегда. Ничто в его поведении не указывало, что он может догадываться о чем-то. Некоторое волнение Анхен он списывал на женскую впечатлительность и нежно успокаивал ее — говорил, что никаких проблем с его родителями никогда не возникнет, они быстро подружатся, его родители уже сейчас любят ее, как дочь. Анне-Лиза слушала его, и в ее сознании никак не укладывалось: неужели этот человек — сотрудник нацистской спецслужбы? Для нее это были самые тяжелые часы.
В назначенный день Анне-Лиза постаралась освободиться чуть раньше и сообщила Берхарду, что будет ждать его дома, а потом они, как обычно, отправятся поужинать в их любимый ресторанчик неподалеку.
Так все и было. Берхард приехал за ней на служебной машине, и они отправились в ресторан. Машину он отпустил, поскольку после ужина они всегда с удовольствием прогуливались, беседовали о чем-нибудь приятном и интересном, стараясь не касаться темы войны.
Анне-Лиза понимала, что это их последний совместный ужин, а Берхард шутил, рассказывал веселые истории, говорил о свадебных хлопотах, о своих родителях, о том, что он постарается использовать все свои связи и связи отца, чтобы продлить отпуск и подольше побыть с любимой, а заодно подумать о дальнейшей совместной работе в одном из научных центров Фатерлянда. Анне-Лиза смотрела на него и мысленно прощалась с коротким женским счастьем, которое ей выпало. После доставки Берхарда в Москву они уже не увидятся, а если и увидятся, то только в рамках оперативных мероприятий, когда его будут допрашивать.
Она вдруг представила глаза генерала, в ушах зазвучал его строгий голос; потом она подумала о том, что предстоят долгие расспросы не только по всем обстоятельствам операции, но и про их с Берхардом отношения. Ей не было страшно, она не жалела себя, но внутри шла мучительная борьба. Как же она могла так ошибиться в любимом человеке? Он казался ей понятным, родным и близким, как ее лучшие друзья в Москве, а вышло, что он высокопоставленный офицер СД…
Анне-Лиза улыбалась, слушая жениха, но ей хотелось по-женски расплакаться, задать ему неисчислимое количество злых вопросов. Задавать вопросы непрерывно, чтобы вникнуть в допущенную ею ошибку. Видеть его реакцию, чтобы понять, где корень зла. Как он будет вести себя на допросах в Москве? Возможно, после первичной обработки в их ведомстве Берхарда передадут в другую структуру. Такие случаи были, когда за арестованными приезжали крепкие суровые люди в хорошо пошитых гражданских костюмах. Когда эти люди забирали арестованного, тот сразу мрачнел и, как тряпичная кукла, буквально повисал между двумя мощными телами. Она представила, как увозят Берхарда, но тут же прогнала эту мысль. Да, шла тяжелая и кровавая война, война, бросавшая людей в самые невероятные обстоятельства, заставлявшая переживать сложную гамму чувств, и все же ей не хотелось думать о том, что неизбежно произой дет.
Она медленно доела свой любимый десерт, который всегда заказывал для нее Берхард. Красивая маленькая десертная ложечка звякнула о блюдце. Последний глоток вина, и бокал тяжело опустился на стол. Молодая женщина нехотя оторвала пальцы от хрустальной ножки и провела рукой по белоснежной скатерти, прощаясь с отрезком своей жизни, наполненным любовью.
Они вышли из ресторана и неторопливо направились к дому Берхарда. Им дважды встречались патрули, но, увидев разрешение Берхарда на круглосуточное перемещение по городу, военные щелкали каблуками и брали под козырек.
Берхард открыл входную дверь и пропустил Анне-Лизу вперед, затем неторопливо закрыл обе двери тамбура, привычно набросил цепочку, помог спутнице снять плащ, повесил его на вешалку и рядом разместил свой. Все это происходило в полутьме прихожей. Анне-Лиза сделала было шаг в сторону комнаты, но Берхард вдруг нежно приостановил ее, посмотрел в повлажневшие, блестевшие в полумраке глаза и, притянув к себе, чувственно поцеловал в губы.
Когда он выпустил ее из своих объятий. Анне-Лиза, не чувствуя под собой ног, прошла в комнату.
— Не зажигай свет, я проверю шторы, — как обычно, проговорил Берхард.
— Да, хорошо, — тихо отозвалась она и, подойдя к своему любимому креслу, опустилась в него.
Берхард стоял в проеме двери, расстегивая пиджак, чтобы повесить на плечики. Внезапно у него за спиной из темноты прорисовалась фигура человека. В тот же момент раздалась команда:
— Хенде хох! Кайне бевегунг!
Как ни странно, Берхард не дернулся — всего лишь повернул голову в сторону говорившего. Анне-Лиза щелкнула выключателем настольной лампы на столике рядом с креслом, и комната осветилась мягким светом. Шторы на окнах были плотно задернуты.
За спиной у Берхарда стоял внушительных размеров парень с пистолетом в руке. Анне-Лиза знала его. Это был Семен, входивший в Колину группу. Он был прекрасным борцом и боксером, силой обладал немеряной, а натренированная подвижность часто спасала его в минуты смертельной опасности.
В комнате были еще трое крепких молодых мужчин. Один стоял, напружинившись, готовый в любой момент прийти на помощь Семену, второй, в короткой кожаной куртке, сжимал в руке пистолет. Николай сидел на стуле рядом с креслом, в котором расположилась Анне-Лиза.
Берхард медленно стал поднимать полусогнутые руки. Когда пальцы его рук поднялись до уровня плеч, он развернув ладони, показывая, что в руках ничего нет. Все происходило в полной тишине. Никаких вопросов — немец неотрывно смотрел на Анне-Лизу и мягко улыбался.
— Еще улыбается, — сквозь зубы процедил Николай и кивнул одному из своих помощников. Тот достал наручники и сделал шаг в сторону Берхарда.
Берхард перевел на него взгляд и вытянул руки на уровне груди, словно добровольно соглашался быть скованным железными браслетами. При этом он совсем немного качнулся вперед. Стоявший за ним здоровяк тут же подался за ним, и в этот момент произошло что-то необъяснимое. Семен глухо вскрикнул и каким-то непонятным образом оказался развернут вбок и практически брошен на парня в куртке. Второй мужчина хотел было ударить немца наручниками, но, получив удар по причинному месту, с глухим воем стал оседать на пол, а в следующее мгновение от сильного удара ногой отлетел в сторону Николая, помешав тому что-либо предпринять.
Анне-Лиза словно загипнотизированная смотрела на происходящее. Вмешаться она никак не могла, к тому же все происходило неимоверно быстро. Берхард выскочил в коридор, нажал на панель, шагнул в образовавшийся проем, и панель с легким стуком мгновенно встала на прежнее место. Были слышны торопливые шаги, раздался непонятный механический шум, затем глухой хлопок, и все стихло.
Николай рванулся к панели, но, поняв, что она блокирована, зло выругался.
Так как бежать на улицу в надежде поймать Берхарда было бессмысленно, группа, разделившись, начала осматривать большую квартиру. Когда Николай заглянул в кабинет Берхарда, он застал там Анне-Лизу. Она безучастно сидела за столом, глядя в одну точку. Николай подошел к сейфу и осторожно потянул за ручку. Дверца поддалась, но кроме связки ключей там ничего не было. Николай удивленно повернулся к Анне-Лизе и только теперь заметил, что на столе аккуратно были сложены папки.
— Что это? — недоумевая, спросил он.
— Это копии наиболее важных документов по основным разработкам, — тихо ответила девушка, уронила голову на руки и горько зарыдала.
Переход через линию фронта прошел без осложнений. Потом была муторная череда отчетов, объяснений, упреков, как же без них. Материалы из папок оказались очень ценными, но неудача с захватом Борга еще долго аукалась Сашеньке и ее товарищам.
А война продолжалась по своим законам. Переломный 1943 год вносил весомые коррективы в ситуацию на фронтах. Александра получила новое задание, потом еще одно. Новые риски, новые успехи и новые потери не оставляли времени для того, чтобы по полочкам разложить случившееся. Но внутренняя боль так и осталась, как и обида, занозой сидящая в сердце. Ночами Сашенька пыталась ответить на многие несостыкующиеся вопросы — и не могла. А потом просто запретила себе думать об этом.
Звонкая тишина победного мая 1945 года оглушила всех, кто уцелел. Для кого-то она означала завершение карьеры и необходимость найти себя в гражданской жизни, для других открыла путь к развитию профессиональной карьеры в условиях послевоенной жизни. Мир учился жить после окончания второй в этом веке глобальной войны, потрясшей цивилизацию и унесшей многие десятки миллионов человеческих жизней.
Праздновать День Победы после 1945 года стали только в 1965 году, а до этого, начиная с 1947 года, 9 мая был обычным рабочим днем. Но потом все же спохватились — ведь это один из главных дней в истории нашей страны.
…В мае 1972 года Александра Ивановна вместе с супругом собирались на Красную площадь, чтобы с трибуны почетных гостей посмотреть парад, а потом встретиться с боевыми товарищами, вспомнить тяжелое для страны время, поднять чарочку за тех, кто не дожил до победы или ушел из жизни после войны от полученных ранений; хотелось также порадоваться успехам живых, рассказать о семьях, детях и внуках, да и просто посмотреть на своих боевых друзей.
Собираться на парад Александре Ивановне и ее мужу, летчику-генералу, помогали дочь и сын. Дочь наглаживала парадные мундиры родителей, а сын, 25-летний офицер, проверял, все ли ордена и медали на месте.
— Давай, давай, старлей, старайся, это тебе не контрразведывательное обеспечение с карандашом и блокнотом, — шутливо шлепнув сына по объекту воспитания, проговорил отец.