Сборы заняли всего несколько часов. Сопровождающих отбирали строго и только по признакам личного доверия и сложившихся отношений. Проведя все отвлекающие и прикрывающие мероприятия, мы рассыпались в разные стороны, и каждый стал выбирать свой маршрут до намеченного пункта, конечного или промежуточного.
В машине нас было трое. Мотор ровно рокотал под капотом, приборы не вызывали тревоги. Защитные щитки, поставленные всюду автомобильным колдуном Мишелем, вселяли надежду, что если преследующие не застрелят нас сразу, то, во всяком случае, достать выстрелами наш мотор им будет сложновато. Запас топлива — более чем с двойным перекрытием. Запаса питьевой воды и пищи хватит на три-четыре дня. Главное заключалось в том, чтобы преодолеть несколько критических пунктов на трассе. Если мы пройдем эти первые полтысячи с гаком километров и выскочим на побережье, то можно считать, что дальнейшее будет зависеть только от нашей машины. А вот если засядем на этом пустынном отрезке, то наши кости рассыплются в пыль от солнца и дождей раньше, чем их кто-либо обнаружит.
Я отогнал неприятные мысли. Сейчас мой отрезок пути, и еще добрые пару сотен километров я должен думать только о дороге и вести машину как можно быстрее и аккуратнее.
«Мерседес» совсем по-деревенски переваливался с боку на бок, перебираясь через препятствия, а когда вырывался на ровный участок, требовал сильнее давить на педаль акселератора. Временами облачка сухой жаркой пыли бросались на нас, словно стараясь запудрить мозги и сбить с дороги, и тогда я с волнением начинал посматривать на приборную доску: не подползает ли стрелка термостата к угрожающей красной зоне? Но та, словно понимая нас, держалась в желто-зеленом секторе, лишь иногда заглядывая в розовую зону и избегая соблазна сорваться в крайность.
Мельком глянул на спидометр. Ого! За последний час мы пролетели большой отрезок, миновав несколько критических зон. Мишель легонько шлепнул меня по плечу и одобрительно заулыбался. Джеймс поменял позу на более расслабленную и, развалившись поперек сиденья, привычным движением извлек из-за пазухи заветную фляжку. Мы с Мишелем улыбнулись и, как обычно, отказались разделить удовольствие. Джеймс понимающе кивнул, сделал глоток, завинтил фляжку и откинулся на спинку.
«Мерседес» рвался вперед, уверенно набирая скорость. Я не услышал никакого звука, но увидел, как полоска пыльных фонтанчиков наискось пересекла дорогу в нескольких метрах впереди. Оп-па… Сбросил газ и, резко вильнув рулем, нажал на кнопку: стекло поехало вниз, в салон ударила жаркая волна воздуха.
Вторая очередь, теперь уже слышная, прошлась вдоль левого борта, но нас не задела.
— Одиннадцать! — гаркнул Мишель, заметив вспышки пулеметной очереди.
Нога сама утопила педаль газа в пол, и «мерседес», взбрыкнув тремястами лошадиными силами, пулей полетел вперед. Метров через двести — триста я резко затормозил, бросив машину к обочине, и схватился за свою пластиково-безгильзовую спасительницу G-11.
— Все вон! — ору непонятно на каком языке, но меня понимают.
Мишель толчком ноги распахивает дверь. Я практически одновременно делаю то же самое. Ну конечно же — ведь школа одна! Что происходит с Джеймсом, понятия не имею, но по движению сзади чувствую, что он уже на полу «мерса».
Дальнейшее происходит как бы не со мной. Мишель уже сместился в сторону двери, как вдруг из моей глотки вырывается звериное:
— Хальт!
Мишель на генетическом уровне осознает, что происходит, и на мгновение замирает. Мои ноги взлетают над его животом, отжавшись от скрипнувшего сиденья, я пролетаю рядом с Мишелем, задев его щеку локтем, и скатываюсь в пыль под переднее колесо машины. Через мгновение туша Мишеля тяжело плюхается рядом со мной.
Очередная порция свинца дырявит машину от левого переднего крыла, задевает капот, лобовое стекло, место водителя и тонет где-то в заднем сиденье или багажнике. Мы с Мишелем смотрим туда, где должен быть Джеймс, но около открытой двери его нет. В заднем крыле видны две дырки с вывороченным металлом.
Сжимаю до боли зубы. Мишель с хмурым видом сопит, и в это время с другой стороны дороги мы слышим короткую очередь М-14 Джеймса.
Чуть выползаю под колесо и, приникнув к окуляру прицела, сканирую каменную гряду, с которой ведется огонь. Немного правее ловлю в перекрестье прицела голову и плечо человека, выглядывающего из-за пулемета странной формы. Анализировать конструкцию нет времени. Пулемет дает короткую очередь в сторону Джеймса, и я даже не умом, а нутром чувствую, что следующая очередь пойдет в нашу с Мишелем сторону.
Еще немного, и перекрестье ложится на шейно-плечевую зону пулеметчика, палец мягко выбирает холостой ход. Только спокойнее — второй попытки может и не быть. Но в это время опять грохочет винтовка Джеймса, и я вижу, как две или три срикошетившие от камней пули разрывают шею и голову нашего противника. В прицеле видно, что часть головы просто оторвана, а на камнях сзади пулеметной точки заметны буровато-красные пятна. Палец замирает, но я не стреляю. Мы ждем, что последует за этим.
Джеймс свистит, я выглядываю. Он показывает мне жестами, что надо делать. Поворачиваюсь и повторяю эту пантомиму для Мишеля. Тот понимающе кивает, медленно приподнимается над капотом около передней правой стойки, выносит свою М-16 и ловит нужную зону в прицел.
— Вперед, — говорит он по-французски, и я отрываюсь от горячей пыли, уходя вправо от пулеметной точки.
Джеймс, пригибаясь, обходит точку слева. Мы почти одновременно приближаемся к ней. Увидев тело убитого, Джеймс кивает на него, взбирается чуть выше и занимает боевую позицию. Теперь моя задача — под прикрытием коллег осмотреть место.
Смуглое тело пулеметчика, прикованное к пулеметному станку цепью за руку и за ногу, для нас уже не представляет опасности, но наверняка он был не один. Если эти звери приковали человека на такой жаре, сделав его смертником, значит, они могут выкинуть любой фокус.
Поворачиваю труп, чтобы осмотреть. Половина головы разворочена, единственный закатившийся глаз смотрит куда-то вверх и в сторону. В нос ударяет сладковатый запах мозга и крови, которая быстро сохнет на солнце.
Стоп! На этом нельзя акцентироваться, иначе накатит дурнота. Облизываю пересохшие губы и быстро обыскиваю погибшего. Ну конечно, ничего нет. Карманы пусты. На шее болтается дешевая цепочка с серебряным медальончиком в виде кобры. Пуля, разворотившая шею, чудом не задела талисман. Снимаю цепочку, отмываю от крови под струей воды из канистры, которая валяется рядом.
Огневая точка рассчитана на длительное пребывание: небольшой плетеный навес над головой, защищающий от солнца, две канистры с питьевой водой, запас галет, курево… Сигареты дешевые, местного производства, пачка еще не распечатана. Тащить из машины чемоданчик и собирать вещественные доказательства совершенно не хочется. Зачем? Еще раз взглянув на убитого, я понимаю, что никаких интересующих меня улик нет.
Свистом сообщаю Джеймсу, что осмотр закончен. Он машет рукой в сторону машины. Киваю и выхожу к месту, где затаился прикрывающий нас Мишель. Увидев меня метрах в двадцати от себя, он идет к машине, убирает винтовку в салон и, дернув рычаг, открывает капот: надо проверить, что там с мотором.
Смотрю, как Мишель колдует над движком, и понимаю, что помощь ему не нужна. Оглядываюсь, приоткрываю дверь водительского сиденья и застываю как столб; струйки пота тут же потекли по спине, по вискам и щекам.
Две пули, продырявив стекло, прошли именно там, где я недавно сидел, — одна пробила насквозь сиденье и ушла в пол, вторая, разворотив подголовник и отрикошетив от стальной пластины, прикрывающей салон, застряла в подлокотнике.
Мишель хлопает крышкой капота и подходит ко мне. Оглядев салон, он с пониманием качает головой и протягивает ладонь. Я кладу в нее искореженную пулю, затем сажусь и поворачиваю ключ зажигания. Мотор заработал практически сразу, без какого-либо почихивания.
Мишель садится рядом со мной, и мы не торопясь трогаемся с места. Метров через пятьдесят я притормаживаю, чтобы взять нашего рейнджера Джеймса. Он забирается в машину, ощупывает подголовник, через который прошла пуля, обыденно произносит: «Счастливчик» — и, как обычно, лезет в карман за своей фляжкой. Мы с Мишелем одновременно тянем к нему руки. Он сразу понимает, в чем дело, и это приводит его в восторг. Гоготнув, он вкладывает фляжку в мою ладонь. Я делаю маленький, как у нас говорят, мерный глоток и передаю фляжку Мишелю. Тот проделывает то же самое и возвращает фляжку хозяину.
Обжигающая волна алкоголя прокатилась по пищеводу. Захотелось потянуться, чтобы снять напряжение мышц. Повел плечами и чуть напряг спину — не отпускать же руль. Стало легче. Мыслями я постоянно возвращался к двум дыркам в лобовом стекле, окруженным сеточкой трещин, которые постепенно удлинялись от сильной тряски. Но триплекс держался хорошо, и оставалась надежда, что мы доедем до места назначения с относительно целым лобовым стеклом.
В машине нас было трое. Дорога была то прямой, как стрела, то начинала судорожно петлять, словно металась из стороны в сторону. Мишель пару раз пытался сменить меня за рулем, но я упрямо качал головой: я должен сам довести машину до конечного пункта.
Впереди показалась развилка, после которой дорога, словно река, разделялась на два рукава, огибавших с двух сторон островок леса, чтобы затем снова соединиться через несколько километров. Джеймс наклонился вперед, напряженно всматриваясь в заросли, Мишель контролировал правый сектор, а я посматривал влево. «Мерс» продолжал лететь, ветер неприятно свистел в пулевых отверстиях на лобовом стекле, иногда постреливая через них песчинками в лицо. Подъезжая к развилке, я, подчиняясь внутреннему посылу, чуть вывернул руль, и мы вышли на встречную полосу. Мои спутники отреагировали на этот маневр молчанием, и мы продолжили движение.
Вдали показалось место соединения рукавов в конце лесного островка. Деревья и кусты начали редеть. Вдруг справа от нас промелькнули три серо-зеленые тени, и почти сразу началась беспорядочная стрельба. Пули засвистели позади «мерседеса», одна или две чиркнули по металлу.