Амелинда нахмурилась. Опять ее приняли за продажную девку. Эх, жаль, что она не колдунья, наслала бы проклятье на весь город, сожри саранча все их посевы!
– Я не такая!
– А какая?! – сделал удивленное лицо толстяк.
– Выслушайте, только не перебивайте. У меня действительно нет денег. Я прибыла в этот город, чтобы стать известной. Я играю на мандолине, – Она сняла инструмент и провела по струнам. – И пою довольно-таки неплохо. Разрешите мне выступить у вас. Заработок пополам.
– Заработок?! – засмеялся Йохан. – Стать известной?! Да ты быстрее обретешь славу, если начнешь подол задирать! Кому нужна твоя музыка? Были у нас музыканты, пока им в пьяной драке инструменты об головы не сломали. Наши бабы и мужики безо всяких певунов глотки драть горазды.
Амелинда совсем расстроилась. Вот угораздило же! Ни знакомых, ни монеты в кошеле. Куда деваться? Попытать счастья в другом кабаке? Так пока его найдешь, все клиенты разойдутся.
– Извините… – девушка вздохнула и собралась убраться восвояси, но ее остановил хозяин постоялого двора.
– Погоди, – Он поставил кружку на стойку и оперся. – Я же тебя не гоню. Можешь спеть, но только одну песню, не больше, и то за еду. Вот, – Йохан поставил перед девушкой глиняную тарелку с куском пирога и дымящуюся чашку. – Денег тут тебе никто не даст, ручаюсь, народ у нас жадный.
Угощение моментально исчезло. Йохан удивился не меньше самой Амелинды. Она даже не почувствовала, как горячий напиток обжег нёбо. Поблагодарив радушного хозяина, молодая особа поинтересовалась.
– А где мне можно пристроиться, чтобы спеть?
Толстяк усмехнулся.
– Да прямо на стул и забирайся, чтобы тебя всем видно было. А пока ты голосить будешь, мои ухари приберутся. Хоть какая-то польза.
Девушка последовала совету хозяина и забралась на стул, едва не ударившись головой в закопченный потолок. Она и не думала, что тут так много народа! Ну, ничего. Свет от масляных ламп слишком тусклый, чтобы разглядеть ее волнение. Да подвыпившие все основательно. Кому какое дело, можно даже сбиться или слова забыть, не заметят, а она сделает вид, что так и должно быть.
– Простите… – попыталась привлечь к себе внимание начинающая артистка, но на нее никто даже мельком не глянул. – Ну, как же…
Амелинда чуть не заплакала от обиды. Йохан покачал головой.
– Так ты точно известной не станешь, – Он откашлялся в кулак, и изо всех сил заколотил скалкой, что на всякий случай держал для усмирения особо буйных, о столешницу, а затем свистнул так громко, что девушку чуть не сдуло. – А ну захлопнули свои пасти и посмотрели сюда!
В зале наступила гробовая тишина. Посетители замерли, не дожевав мясо и не проглотив вино. Казалось, даже табачный дым застыл в воздухе.
– Какого, извиняюсь, хрена? – спросил бородатый мужик в дорогом сюртуке.
– Случилось чего? – поинтересовался сухой старик, сидящий со своей компанией возле окна.
– Пожар? – спросила подвыпившая красотка, сидевшая на коленях у патлатого здоровяка в безрукавке.
– Вот дура-баба! – сплюнул Йохан. – Типун тебе на язык. Сейчас для вас вот эта особа споет. Начинай.
Хозяин заведения дал отмашку. Амелинда робко поправила мандолину, висевшую через плечо на тонком ремешке, и стала перебирать пальцами струны, наполняя таверну переливами нот. Посетители открыли рты в недоумении: стоявшая на стуле девица заголосила.
Звонко плещется водица
в тихой заводи реки лесной.
Там резвятся две девицы
темной ночью под большой луной.
А ты пришел воды напиться,
тихо к заводи подкрался,
подходить к ней не решился,
жив поэтому остался.
В каждом взгляде есть загадка,
вьются волосы зеленые,
губы что-то шепчут сладко,
но на вкус они соленые.
Они хитрые и быстрые,
для парней они опасные.
Снизу рыбы серебристые,
сверху девушки прекрасные…23
Допеть Амелинде не дали. Вдрызг пьяный мужик, в замызганной рубахе и кожаной жилетке, что сидел за столиком возле нее, встал с лавки и преисполненный наглости полез под подол ее платья.
– А вот я сейчас проверю, есть ли у нее хвост, – вся таверна разразилась громким хохотом и улюлюканьем.
Девицы легкого поведения заверезжали, а остальные мужики стали подначивать наглеца.
– И грудь проверь, вдруг там головастиков полно! – крикнул один.
– Ну, нашел хвост? Лучше ищи! – гаркнул другой.
– Осторожнее, вдруг там зубы! – хохотнул третий.
Амелинда закричала, что есть мочи, и попыталась отпихнуть пьяного дебошира, но тот был силен. Да и куда хрупкой девушке против такого борова?! Можно, конечно, вдарить по голове мандолиной, но жалко. Инструмент дорогой, хоть и старый, а на новый нет денег и, судя по всему, не предвидится.
– Отпусти меня, скотина! – завопила девушка, колотя мужика кулаком по спине, но тому эти удары, как медведю комариные укусы. Он взвалил упирающуюся певунью на плечо и, хлопая ладонью по ее заду, принялся расхаживать между столов.
– Нет, братцы, хвоста, а вот филей замечательный! Ухи не сваришь, зато пожарить есть чего!
Теперь каждый посетитель кабака считал своим долгом ухватить вопящую девицу за мягкое место. Никто и не думал за нее заступиться. Даже хозяин заведения, который на первый взгляд показался добродушным толстяком, сейчас молча взирал из-за стойки на все это безобразие и ухмылялся.
Как же Амелинда ненавидела их всех. Всех до единого. Она возненавидела и сам город. Все города разом, где ее никто не воспринял всерьез, где над ней насмехались. Они, эти мерзкие, никчемные людишки не смогли разглядеть ее таланта. Все, что им надо, это набить свои животы, залить в глотки вина и найти того, кто слабее их, чтобы поиздеваться и потешить свое самолюбие.
Девушка стиснула зубы и перестала вырываться, а потому мужик, таскающий жертву насмешек на плече, мгновенно потерял к ней интерес. Что за развлечение, когда никто не трепыхается и не молит о пощаде?! Здоровяк опустил Амелинду на пол и тут же схватился за щеку, по которой с оттягом заехала раскрасневшаяся, растрепанная девушка.
– Грязная скотина! Все вы скоты! Ты, ты, ты, – и она указала пальцем на нескольких посетителей, – в таверне вновь наступила тишина. – А вы, потаскухи, и дальше терпите эти щипки и вдыхайте перегар. Вы никогда не познаете истинной любви, пока будете позволять им обращаться с вами, как с бездомными собаками. Кто вы есть?!
И Амелинда, заливаясь слезами обиды, выскочила на улицу.
Прохладный вечерний ветер ударил ей в лицо. Девушка тяжело дышала, утираясь рукавом платья, крепко сжимая мандолину. Немного придя в себя, несостоявшаяся артистка тряхнула копной своих рыжих волос.
– Ну, хоть лягу спать не голодной. Вот только где? – Она шмыгнула носом и осмотрелась.
Во все стороны тянулись ряды серых домов. С одной стороны за них начинал прятаться солнечный диск, а с другой на небо выползала луна.
Оставаться в этом городе у Амелинды Сонг не было ни малейшего желания, и девушка пошла прочь, оставляя за спиной дорогу, ведущую к реке, по которой она и прибыла в это гнусное место. Выбирать особо не приходилось: денег на проезд нет, следовательно, надо идти пешком.
Через некоторое время Мергон оказался позади, а впереди раскинулось небольшое гречишное поле, за которым вырастала стена густых деревьев. Лес – вот где она сможет провести ночь. Там ее никто не потревожит. Она наломает лапника, устелет землю, чтоб не замерзнуть. Главное, чтобы волков поблизости не оказалось. И, гордо вскинув голову, Амелинда повесила мандолину за спину и твердым шагом пошла по тракту.
То, что открылось ее взору, едва она шагнула в рощу, повергло ее в шок. Лесом оказалось огромное кладбище, которое заросло так, что продраться через него можно разве что по воздуху. Одни кресты и покосившиеся склепы. Вот и переночевала, ничего не скажешь. Тут не волков опасаться нужно, а шатунов и упырей! Цепляясь платьем за ветки, Амелинда стала пробираться через могилы, краем глаза косясь на надписи, сделанные на могильных камнях. Там, откуда она родом, так не делали. Покойных просто закапывали на отшибе и забывали. Мертвым уже все равно, а у живых дел невпроворот, чтобы еще за могилами ухаживать. Хотя находились и такие, но то большая редкость. Когда семья девушки покинула этот бренный мир, она продала дом, на вырученные деньги купила себе мандолину, вместо старой, которая рассохлась и вот-вот грозилась рассыпаться в труху, и решила во что бы то ни стало стать известнейшей во всем мире артисткой. Мечтала Амелинда выступать в каком-нибудь театре, на худой конец, в балагане или большой таверне, но удача ей не спешила улыбаться. Везде, где бы она не предлагала купить ее талант, ей давали, как говорится, от ворот поворот. А ведь талант был! Покойная мамаша всегда хвалила ее, ведь не могла она врать! Каждый праздник просила спеть что-нибудь, даже гости хлопали, когда приходили. Однажды ее похвалил один заезжий бард, сказал, что не слышал прекраснее голоса. Да и сестры и брат всегда ей завидовали, царство им небесное. Так почему же удача не сопутствует ей?! Что за невезение?! Кляня свою судьбу-злодейку, Амелинда не заметила, как погост остался позади. Кусты орешника и папоротника расступились, и она свалилась в небольшой пруд, покрытый ряской.
В зарослях камыша заквакали невидимые глазу лягушки и застрекотали стрекозы. Откашливаясь и выплевывая вонючую воду, девушка вылезла на берег, цепляясь за ствол березки и посылая проклятие небесам. Тоненькая спасительница шелестела листвой и мерно покачивалась на ветру. Амелинда вздохнула, положила мандолину на мох, стянула сапожки, слив жижу, и забралась на большой валун.
– Думаю, даже если я решу утопиться, у меня и это не получится. Или болото высохнет, или еще какая напасть… – несостоявшаяся артистка вздохнула и задумалась, глядя на кувшинку.
А тем временем солнце почти скрылось. Ночь окутывала пригород Мергона. По щеке Амелинды скатилась слезинка. Прохлада стала забираться под платье, а веки стали наливаться усталостью и норовили закрыться. Растерев лицо ладонями, девушка соскользнула с камня и только сейчас заметила, что в полумили от погоста, в поле, виднеется какое-то строение. Скорее всего, там никто не живет, но оно и к лучшему. Можно в одиночестве ночь переждать, не тут же, с мертвецами под боком.