Фаустина понимала, что все население страны собиралось в Иерусалим на какой-то большой праздник. Жители более отдаленных местностей прибыли заранее и успели раскинуть свои шатры. Те же, что жили по соседству с городом, еще только подходили. Со всех холмов стекались они, как непрерывный поток белых одеяний, песнопений и яркого праздничного веселья.
Старая женщина долго смотрела сверху на эти прибывающие массы людей и на длинные ряды их шатров. Затем она обратилась к молодому римлянину, ехавшему возле нее:
— Право же, Сульпиций, можно подумать, что весь народ собирается в Иерусалим.
— Это так и есть, — ответил римлянин, которого Тиберий назначил в провожатые Фаустине, потому что он прожил в Иудее несколько лет. — Они встречают теперь большой весенний праздник, и в это время все, и старые, и молодые, направляются в Иерусалим.
Фаустина на минуту задумалась.
— Я рада, что мы приехали в этот город в день народного праздника. Это служит предзнаменованием, что боги покровительствуют нашему путешествию. Не думаешь ли ты, что тот, кого мы ищем, пророк из Назарета, тоже придет в Иерусалим, чтобы принять участие в торжестве?
— Ты права, Фаустина, — сказал римлянин. — Он, вероятно, в Иерусалиме. Это, поистине, милость богов. Как ты ни сильна и ни крепка, ты все же можешь считать себя счастливой, что тебе не придется в поисках пророка совершить длинный и тяжелый путь в Галилею.
Он подъехал к двум проходившим мимо путникам, и спросил, не знают ли они, не в Иерусалиме ли теперь пророк из Назарета.
— Мы видели его здесь каждый год в это время, — ответил один из странников. — Наверное, и в этом году он пришел сюда, ибо он человек праведный и благочестивый.
Какая-то женщина протянула руку и указала на возвышенность, лежавшую к востоку от города.
— Видишь ты этот горный склон, поросший масличными деревьями? — сказала она. — Там галилеяне раскидывают обыкновенно свои шатры и там получишь ты самые верные сведения о том, кого ищешь.
Они поехали дальше, спустились по извилистой тропинке до самого дна долины и начали затем подниматься по горе Сион, чтобы достигнуть города на вершине ее.
Круто взбегавшая вверх дорога была здесь ограждена низкими каменными стенками, на которых сидело и лежало бесконечное множество нищих и калек, просивших милостыню у путешественников.
Во время этого медленного подъема к Фаустине подошла одна из иудейских женщин.
— Смотри, — сказала она, указывая на одного из нищих, сидевших на стене, — это галилеянин. Я помню, что видела его среди учеников пророка. Он может сказать тебе, где найти того, кого ты ищешь.
Фаустина с Сульпицием подъехали к указанному ей человеку. Это был бедный старик с длинной бородой, в которой серебрилась седина. Лицо его было обожжено знойным солнцем, руки были в мозолях от работы. Он не просил милостыни, он был так поглощен печальными думами, что даже не взглянул на подъехавших всадников.
Он не услышал заговорившего с ним Сульпиция, так что римлянину пришлось несколько раз повторить свой вопрос.
— Друг мой, мне сказали, что ты галилеянин. Прошу тебя, скажи мне, где мне найти пророка из Назарета!
Галилеянин вздрогнул и дико посмотрел на римлянина. Когда же он понял, наконец, чего от него хотят, его охватили гнев и ужас.
— О чем ты говоришь? — вскричал он. — Почему ты меня спрашиваешь об этом человеке? Я ничего о нем не знаю. Я не галилеянин.
В разговор тогда вмешалась иудейская женщина.
— Ведь я же видела тебя вместе с ним, — заметила она. — Не бойся, скажи этой знатной римлянке, которая дружна с императором, где ей найти пророка.
Но испуганный старик раздражался все больше и больше.
— Все, должно быть, сошли с ума сегодня? — воскликнул он. — Не одержимы ли все злым духом, что один за другим подходят ко мне и спрашивают о пророке? Почему никто не верит мне, когда я говорю, что не знаю его? Я пришел не из его города и никогда его не видел.
Его запальчивость привлекла к нему общее внимание, и двое нищих, сидевших рядом с ним на стене, тоже стали оспаривать его слова.
— Конечно, ты один из его учеников, — сказали они. — Мы все знаем, что ты вместе с ним пришел из Галилеи.
Но он поднял руки к небу и воскликнул:
— Из-за этого человека я сегодня не мог остаться в Иерусалиме, а теперь вы даже здесь, среди нищих, не хотите оставить меня в покое. Почему вы не хотите поверить мне, когда я говорю, что никогда его не видел?
Фаустина отвернулась от него, пожав плечами.
— Поедем дальше! — сказала она. — Этот человек, наверное, безумен. От него мы ничего не узнаем.
Они продолжали подниматься в гору. Фаустина была уже в каких-нибудь двух шагах от городских ворот, когда иудейка, желавшая помочь ей найти пророка, крикнула, чтобы она придержала коня. Она натянула поводья и увидела, что совсем у ног ее коня на дороге лежал человек. Было чудом, что его, распростертого в пыли, как раз в таком месте, где было особенно тесно, не растоптали ни животные, ни люди.
Он лежал на спине и неподвижно смотрел вверх угасшим, ничего не видящим взором. Он не шевелился, хотя верблюды ступали совсем рядом с ним своими тяжелыми ногами. Одежда на нем была бедная, вся запыленная и испачканная землею. Он так обильно посыпал себя песком, что, казалось, будто он хочет закопаться, чтобы легче было его переехать или затоптать.
— Что это значит? Зачем этот человек лежит на дороге? — спросила Фаустина.
В это время лежавший начал кричать прохожим:
— Будьте милосердны, братья и сестры, гоните прямо на меня ваших коней и вьючных животных! Не обходите меня! Растопчите меня в прах! Я предал неповинную кровь. Растопчите меня!
Сульпиций схватил за повод коня Фаустины и отвел его в сторону.
— Это кающийся грешник, — сказал он. — Не задерживайся из-за него! Это странные люди! Пусть они идут своим путем.
Человек, лежавший в пыли, продолжал взывать:
— Своими ногами ступите мне на сердце! Пусть верблюды растопчут мою грудь! Пусть ослы вонзят в мои глаза свои копыта!
Но Фаустина не в силах была проехать мимо этого несчастного, не попытавшись заставить его встать. Она все еще стояла возле него.
Иудейка, которая и раньше хотела ей услужить, снова протиснулась к ней.
— Этот человек также один из учеников пророка, — сказала она. — Хочешь, я спрошу его об учителе?
Фаустина утвердительно кивнула головой, и женщина нагнулась к лежавшему на земле человеку.
— Что сделали вы, галилеяне, со своим учителем? — спросила она. — Я встречаю многих из вас сегодня, бредущих порознь по дорогам и тропам, а его не вижу нигде.
Когда женщина произнесла эти слова, человек, лежавший на дороге, приподнялся на колени.
— Какой злой дух внушил тебе спросить меня о нем? — спросил он голосом, полным отчаяния. — Ты же видишь, что я зарылся в песок, чтоб меня растоптали. Разве мало тебе этого? Зачем же ты спрашиваешь меня, что я с ним сделал?
— Не понимаю, в чем ты упрекаешь меня, — ответила женщина. — Ведь я только хочу узнать, где твой учитель.
Когда она повторила свой вопрос, галилеянин вскочил на ноги и зажал руками уши.
— Горе тебе, не дающей мне умереть спокойно! — воскликнул он.
Он кинулся сквозь толпу, теснившуюся у ворот, и умчался прочь с воплем отчаяния; как темные крылья, развевалась вокруг него его изодранная в клочья одежда.
— Мне сдается, что мы попали к какому-то безумному народу, — сказала Фаустина, увидев, как бежит этот несчастный. Она несколько пала духом после встречи с этими учениками пророка. Разве может человек, среди учеников которого так много безумцев, сделать что-нибудь для императора?
Иудейская женщина тоже казалась огорченной и очень серьезно сказала Фаустине:
— Госпожа, торопись разыскать того, кого ты хочешь найти! Боюсь, что с ним случилось что-то недоброе, потому что его ученики словно лишились разума и не могут слышать упоминаний о нем.
Фаустина и ее свита миновали наконец ворота города и очутились на узких, темных улицах, заполненных людьми. Ехать дальше по городу было почти невозможно. Всадникам приходилось останавливаться на каждом шагу. Рабы и воины тщетно старались расчистить дорогу. Люди продолжали нестись вперед густым, неудержимым потоком.
— Право же, — сказала Фаустина, обращаясь к Сульпицию, — улицы Рима в сравнении с этими улочками — просто тихие сады.
Сульпиций скоро понял, что их ожидают почти непреодолимые препятствия.
— Идти по этим кишащим людьми улицам, пожалуй, легче, чем ехать верхом, — сказал он. — Если только ты не очень устала, я посоветовал бы тебе пешком дойти до дворца наместника. Правда, это довольно далеко отсюда, но на лошадях едва ли мы доберемся туда не ранее полуночи.
Фаустина сейчас же согласилась с ним. Она сошла с коня и поручила его одному из рабов. Затем они продолжали путь по городу пешком.
Это было гораздо лучше. Они довольно скоро дошли до центра города, и Сульпиций указал Фаустине на улицу, бывшую несколько шире других, к которой они уже приближались.
— Посмотри, Фаустина, — говорил он, — только бы нам попасть на эту улицу — тогда мы будем недалеко от нашей цели. Она приведет нас прямо к дворцу наместника.
Но только они хотели повернуть на эту улицу, пред ними встало неожиданное препятствие.
В тот самый момент, когда Фаустина подошла к улице, ведущей от дворца наместника к Вратам Справедливости и на Голгофу, по ней двигалось шествие с преступником, осужденным на распятие.
Впереди бесновалась толпа молодых людей, спешивших насладиться зрелищем казни. Они опрометью неслись по улице, размахивая руками и издавая дикий рев и визг, в восторге от того, что натешатся зрелищем, которое не каждый день приходится видеть.
За ними шли группы людей в длинных одеяниях, которые, по-видимому, принадлежали к самым знатным и почетным лицам в городе. Затем шли женщины, многие из которых горько плакали, потом целый сонм нищих и калек, издававших пронзительные вопли.