Но через некоторое время ей все же удалось справиться с собой и преодолеть свое горе и бессилие. Она выпрямилась и невероятным усилием воли заставила себя идти вперед твердыми шагами, не обращая на себя внимания толпы.
Прошла неделя. Старая Фаустина медленно поднималась в жаркий, знойный день по отвесным скалам острова Капреи. От жары и далекого пути силы старухи опять стали ослабевать и падать, она с трудом преодолевала усталость. Утомление ее все росло по мере того, как она поднималась все выше по уступам скал, ведущим к дворцу Тиверия.
Тяжелое чувство бессилия увеличилось еще больше, когда Фаустина заметила, как все изменилось в этой местности с тех пор, как она ушла отсюда. Раньше, бывало, толпы народа спешили вверх и вниз по ступеням лестницы. Тут были и сенаторы, которых несли в пышных носилках великаны-рабы; и посланные гонцы из далеких провинций, сопровождаемые многочисленной свитой; и желающие получить место, и знатные мужи, приглашенные императором на торжества, и ученые, и поэты, и много-много других.
Теперь вся лестница была пуста и безлюдна, как и прилегающие к ней проходы. Серо-зеленые ящерицы были единственными живыми существами, которых Фаустина встретила на своем пути.
Старуха была поражена, как быстро все пришло в запустение. Болезнь императора длилась едва ли больше двух месяцев, а между мраморными ступенями лестницы уже успела прорасти сорная трава. Благородные редкостные растения в великолепных вазах успели высохнуть, и неизвестные разрушители, которых никто не счел нужным остановить, разбили в нескольких местах великолепную балюстраду.
Но самое удручающее впечатление на старуху производило полное безлюдье. Если даже посторонним было запрещено являться на остров к больному императору, куда же могли исчезнуть толпы рабов, воинов, танцовщиц, музыкантов, всевозможных слуг и прислужниц, дворцовой стражи, садовников и рабочих, которыми был всегда полон дворец императора?
Лишь когда Фаустина поднялась на самую верхнюю площадку, она увидела двух старых рабов, которые сидели на ступеньках лестницы перед входом во дворец. Когда Фаустина подошла к ним совсем близко, они встали и преклонились перед ней.
– Привет тебе, Фаустина, – сказал один из них. – Боги посылают тебя помочь нашему несчастью!
– Что же случилось, Милий? – спросила Фаустина. – Почему везде такое запустение? Мне сказали, что император тут?
– Император прогнал всех рабов, ответил раб. – Он подозревает, что кто-нибудь из нас поднес ему отравленного вина, которое и вызвало болезнь. Он хотел удалить и нас с Титом, но мы не послушались его и остались. Ведь ты знаешь, что мы еще служили его матери, а потом всю жизнь служили ему.
– Я спрашиваю не только о рабах, – возразила Фаустина. – Где сенаторы и полководцы? Где приближенные императора, его советники, где, наконец, все искатели счастья и успеха?
– Император не хочет, чтобы его видели чужие, – ответил раб. – Сенатор Люций и начальник телохранителей Макрон приезжают сюда ежедневно и получают все распоряжения от императора. Никто другой не смеет приблизиться к нему.
Фаустина поднялась по лестнице, ведущей в покои дворца. Раб сопровождал ее. В то время, как они шли, старуха спросила его:
– Что говорят врачи о болезни императора?
– Никто из них не умеет лечить этот недуг. Они даже не знают, насколько быстро эта болезнь убивает человека, долго ли еще продлятся страдания Тиверия. Но я могу тебе сказать, Фаустина, с уверенностью: император непременно умрет от истощения сил, если и дальше не будет принимать никакой пищи из страха, что она отравлена. Я хорошо знаю, что не только больной, но и здоровый человек не вынес бы столько времени без сна: он боится, что его убьют во время сна. И не смыкает очей ни ночью, ни днем. Если он по-прежнему относится к тебе с полным доверием, может быть, тебе удастся убедить его есть и спать. Это продлило бы его жизнь на много дней и подкрепило бы его силы.
Раб провел Фаустину через многочисленные залы и переходы и остановился, наконец, перед террасой, на которой обычно бывал Тиверий; отсюда открывался великолепный вид на лазурное море и величественный Везувий.
Когда Фаустина вступила на террасу, она увидела страшное существо с опухшим лицом, мало похожее на образ человека. Руки и ноги его были закутаны бинтами, но из-под них виднелись изъеденные болезнью пальцы. На нем была грязная, запыленная одежда; очевидно, человек этот не мог ходить и пробирался ползком по земле. Весь вид этого несчастного внушал ужас и отвращение. Он лежал с закрытыми глазами на противоположном конце террасы и не заметил приближения Фаустины.
– Как мог такой больной человек попасть на террасу императорского дворца? – шепотом спросила Фаустина своего спутника. – Надо его поскорее убрать отсюда, Милий.
Но едва успела она это сказать, как увидела, что раб простерся на землю перед лежащим жалким существом и промолвил:
– Император Тиверий! Наконец-то я могу порадовать тебя доброй вестью!
В то же мгновение раб обернулся к Фаустине – и замер от изумления: перед ним была не гордая женщина, подобная знатным римским матронам, какую он только что видел входящей во дворец, не величественная старуха, возраст и осанка которой придавали ей вид сивиллы; в это мгновение он увидел бессильную, сраженную летами и горем, сгорбленную, жалкую старушку, скорбную, слабую мать с дрожащими, трепетными руками.
Хотя Фаустине и передавали, что Тиверий сильно изменился за время страшной болезни, она ни минуты не переставала представлять себе его таким, каким видела императора в последний раз – сильным и крепким. К тому же, кто-то сказал ей, что эта болезнь постепенно в течение нескольких лет мало-помалу разрушает тело больного; тут же болезнь развилась с такой поразительной быстротой и силой, что в несколько месяцев император стал совершенно неузнаваем.
Фаустина склонилась над больным. Она не могла еще вымолвить ни слова, не овладев своим страшным волнением и горем; она стояла возле него и тихо плакала.
– Ты наконец пришла, – промолвил Тиверий, не открывая глаз. – Я лежал здесь, и мне послышалось, что Фаустина подошла ко мне и плачет надо мной. Я боюсь открыть глаза, чтобы не рассеять моего сладостного сна. Неужели это только сон?
Старуха села возле больного. Она бережно приподняла голову императора и положила к себе на колени.
Тиверий лежал совершенно спокойно и даже не открыл глаз. Ощущение сладостной тишины и покоя начало овладевать им и через несколько мгновений Тиверий погрузился в крепкий сон.
Через несколько недель один из рабов императора пробирался по тропинке Сабинских гор к одинокой хижине.
Наступал вечер, и виноградарь с женой стояли на пороге своего домика и любовались заходящим солнцем, последние лучи которого причудливо освещали вершины окрестных гор.
Раб повернул с тропинки и подошел к самой хижине виноградаря. Он поклонился хозяину, вынул из-за пояса тяжелый кошель и передал его мужу.
– Это шлет тебе Фаустина, та старая женщина, которой ты оказал милосердие и дал приют. Она велела сказать тебе, чтобы на эти деньги ты купил себе в собственность виноградную гору и построил дом не так высоко, как эта хижина, соседями которой являются только горные орлы.
– Значит, старая Фаустина еще жива? – спросил виноградарь. – Мы искали ее повсюду: в пропастях и расщелинах скал. Мы не знали, что и думать, когда она вдруг исчезла. Я решил, что она, наверное, погибла среди этих горных ущелий.
– Но ты помнишь, – заметила жена, – что я ни за что не хотела верить этому, я не допускала мысли, что Фаустина мертва. Разве я тебе не говорила, что она, наверное, вернулась к императору?
– Да, – согласился муж, – ты действительно так говорила, и я от души рад, что ты оказалась права, и не только тому, что Фаустина стала теперь снова богата, – я рад и за бедного Тиверия.
Раб хотел тотчас отправиться в обратный путь, чтобы спуститься с гор, пока не стемнело, но супруги удержали его.
– Останься у нас переночевать, – говорили они. – Мы не можем отпустить тебя, пока ты не расскажешь нам, что случилось за это время с Фаустиной. Почему она снова вернулась к императору? Как произошла их встреча? Счастливы ли они оба теперь, что снова вместе?
Раб исполнил их желание и просьбу. Он вошел с ними в хижину, и при свете зари рассказал о болезни императора и о возвращении Фаустины.
Когда раб кончил свой рассказ и взглянул на супругов, он был поражен их видом: оба они сидели с низко опущенными головами, поглощенные какой-то великой думой, словно боялись отвлечь внимание от того, что происходило в их душах; лица обоих были сосредоточенны и серьезны.
Наконец муж поднял голову и спросил жену:
– Не кажется ли тебе, что тут указание Божие?
– Да, – согласилась жена. – Я чувствую, что для этого помог нам Господь переплыть через море и поселиться в этой чужой стране. Для того же угодно Ему было привести к дверям нашей хижины эту старую женщину.
Когда женщина кончила говорить, виноградарь обратился к рабу.
– Друг, – сказал он, – ты снесешь Фаустине послание от меня: скажи ей слово в слово то, что я сейчас тебе передам: «Тебе говорит твой друг, виноградарь из Сабинских гор! Ты видела мою жену. Разве она не показалась тебе молодой, прекрасной, здоровой, цветущей силами женщиной? Знай же, что не так давно она была больна той же страшной болезнью, которой страдает теперь император Тиверий».
При этих словах раб не мог удержаться от восклицания изумления, но виноградарь продолжал все с большим воодушевлением:
– Если Фаустина усомнится в истине моих слов, скажи ей, что и я, и жена моя родом из Азии, из Палестины. Там, на Востоке, болезнь эту зовут проказой и она сильно распространена, потому что чрезвычайно прилипчива. Там даже есть закон, запрещающий прокаженным жить в селениях и городах; им повелено удаляться в пустынные места, подальше от людей, и они живут в пещерах, гробницах, горах. Скажи Фаустине, что жена моя родилась от прокаженных родителей, в горной пещере; она была здорова, пока была ребенком, но когда превратилась во взрослую девушку, болезнь поразила и изуродовала ее.