Случайно Раниеро заметил невдалеке заброшенную могилу. Она была устроена в каменном углублении вроде крошечной пещеры, но в ней человек мог все-таки уместиться. Рыцарь укрылся в нее, поставил свечу в дальний угол и заградил собой вход.
Едва успел Раниеро добраться до пещеры, разразилась страшная буря и свирепствовала два дня. Наступил страшный холод, Раниеро совсем замерзал от стужи.
Кругом на горе было много сухих сучьев и хворосту, Раниеро без труда мог бы развести костер и согреться, но он считал грехом, что бы то ни было зажечь священным огнем, кроме светильника у ног Святой Девы в Флорентийском соборе.
Буря все разыгрывалась сильнее и сильнее и наконец разразилась страшной грозой.
Засверкали огненные молнии, заревел оглушительный гром. Одна молния ударила в дерево на горе, где скрывался Раниеро, и дерево загорелось. Раниеро обрадовался небесному огню, теперь он мог согреться, не трогая священного пламени свечи.
Проезжая по пустынной местности, Раниеро увидел однажды, что свеча его подходит к концу, а в запасе больше нет ни одной. Свечи, взятые Раниеро в дорогу, давно все вышли; он постоянно выпрашивал себе новый запас у встречных христиан, в городах и селениях, у пилигримов.
До города было еще далеко, и Раниеро с отчаянием думал о том, что через несколько минут пламя угаснет и все труды его пропадут даром.
Не зная, что предпринять, где искать помощи, Раниеро сложил большой костер и поджег хворост пламенем свечи. Ярко вспыхнул огонь, Раниеро мог быть спокоен на некоторое время, но необходимо было немедленно найти более надежное средство сохранить священный огонь.
Раниеро с тоской смотрел, как загорались сук за суком, в запасе оставалось уже немного хвороста, а рыцарь еще ничего не нашел, что могло бы спасти огонь от неминуемой гибели.
Вдруг до слуха Раниеро долетели звуки стройного церковного пения. Он прислушался и, определив, что они шли снизу, стал спускаться с горы. Он вскоре же увидел церковную процессию, которая медленно поднималась на гору. Раниеро узнал, что люди идут поклониться гробнице местного отшельника, недавно умершего, который пользовался большим уважением народа.
Огромная толпа шла за священниками, у всех в руках были зажженные свечи.
Раниеро помог одной старушке подняться на гору, она поблагодарила его и охотно отдала свою свечу. Узнав, с какой целью Раниеро просит свечей, многие отдали ему свои свечи. Счастливый, Раниеро помчался к костру…
Сердце Раниеро замерло, когда еще издали он увидел, что костер погас. Не помня себя, Раниеро добежал до костра; несколько угольков еще тлело, Раниеро раздул их и зажег одну из принесенных свечей.
Однажды в знойный полдень, утомленный нестерпимой жарой, Раниеро прилег отдохнуть в тени небольшого куста, а свечу крепко поставил между двумя большими камнями.
Рыцарь так устал, что тотчас крепко заснул. Он спал долго и так глубоко, что даже не почувствовал, как пошел сильный дождь.
Прошло немало времени, пока Раниеро проснулся. С ужасом увидел Раниеро, что кругом все было мокро, и даже боялся взглянуть на свечу…
Пламя ровно и спокойно горело под дождем: две маленькие птички с распростертыми крыльями кружились над свечой и целовались и таким образом защищали свечу.
Раниеро прикрыл свечу капюшоном своего плаща и протянул руку к птичкам; ему захотелось приласкать крошечных пташек, которые оказали ему такую большую услугу.
И, о чудо! Птички не улетали, а позволили поймать себя и были, как ручные.
Раниеро был глубоко удивлен тем, что птички совсем не боялись его.
«Они, верно, знают, что я охраняю самую святую, самую нежную на свете вещь и не замышляю против них ни малейшего зла».
В окрестностях Никеи Раниеро встретил отряд рыцарей из западных стран; они вели свои отряды на помощь крестоносцам. Среди них был странствующий рыцарь-поэт, пользовавшийся славой великого поэта.
Когда рыцари увидели Раниеро верхом на коне задом наперед, в изорванном плаще, с зажженной свечой в руках, они стали кричать:
– Безумный! Безумный!
Но поэт остановил их и спросил Раниеро:
– Откуда и куда ты едешь?
– Я везу во Флоренцию священное пламя, взятое у Гроба Господня в Иерусалиме.
– И пламя твоей свечи не угасло в дороге?
– Это то самое пламя, что я возжег у Святого Гроба Господня, – ответил Раниеро.
Тогда рыцарь-поэт сказал:
– Я тоже ношу священное пламя и хотел бы навеки сохранить его. Скажи мне, что должен я делать, чтобы сберечь огонь! Ведь ты совершил с зажженной свечой такой длинный путь!..
– Путь этот тяжел и труден, – задумчиво промолвил Раниеро. – Я не стал бы убеждать тебя взять его на себя. Священное пламя прежде всего потребует, чтобы ты всецело отдался ему, забыл обо всем на свете. Ты не должен будешь иметь ни возлюбленной, ни друзей, ни каких бы то ни было удовольствий и развлечений. Днем и ночью мысли твои будут только о том, как бы сохранить священный огонь, уберечь его от всех случайностей! Ты не будешь ни минуты спокоен, будешь вечно бояться, дрожать за него. И скольких опасностей тебе ни удастся избегнуть, сколько раз ни убережешь ты пламя, едва почувствуешь ты облегчение от того, что счастливо миновало, как будешь снова страшиться того, что грядет, что в один миг может разрушить твое счастье. Труд этот тяжел, я хотел бы предостеречь тебя от многих страданий и говорю: не бери его на себя!
Но благородный поэт был очарован словами Раниеро.
– Ты только сильнее зажег во мне священное пламя, – сказал он, – теперь только я увидел ясно, какое великое счастье кроется в великих страданиях. В самые тяжелые минуты я буду вспоминать твои слова, твои муки и то счастье, которое ты нашел в служении Вечному огню.
Раниеро ехал уже по Италии. Однажды он проезжал по пустынной гористой местности.
Женщина увидела свечу Раниеро и побежала за ним.
– Дай мне огня! Дай мне огня! – кричала она ему вслед. – У меня погас огонь, – кричала женщина, не отставая от Раниеро. – Мои дети больны, дай мне огня! Мне надо согреть и накормить их! Дай мне огня!
Женщина протягивала за огнем руки. Но Раниеро молча ехал дальше; он считал, что этим огнем можно зажечь лишь светильник у ног Святой Девы, что грех употребить священный огонь на что-либо другое.
Тогда женщина снова заговорила:
– Дай мне огня, странник, прошу тебя! Я вижу, как дорого тебе это пламя, как бережешь ты его. Подумай же о том, что жизнь моих детей – огонь, который светит мне, как тебе пламя этой свечи, что я дорожу и оберегаю его, как ты свое пламя! Дети – свет моей жизни!
При этих словах женщины Раниеро остановил лошадь и поделился с женщиной огнем. Она горячо поблагодарила его и вернулась в дом.
Через несколько часов Раниеро въезжал в большое село. Оно было расположено высоко по склону холма, и климат был тут суров.
Молодой крестьянин повстречался Раниеро у самого села. Он увидел, что путник продрог, едва прикрытый ветхой одеждой, и из сострадания бросил ему свой плащ. Юноша не рассчитал и бросил так неудачно, что плащ упал как раз на свечу и погасил ее.
Раниеро вспомнил о женщине, которой дал по дороге священного огня. Вернулся назад и снова зажег свечу тем огнем.
Готовясь снова пуститься в путь, Раниеро спросил женщину:
– Ты сказала, – начал он, – что твой свет – жизнь твоих детей. Не скажешь ли ты, как имя свету, который я везу?
– А где ты зажег свечу? – спросила она.
– У Гроба Господня, в Иерусалиме.
– Тогда не может быть у твоего света иного названия, – ответила женщина, – как «кротость и человеколюбие».
Раниеро невольно усмехнулся; ему показалось странным и непонятным, как может он быть апостолом кротости и человеколюбия.
Раниеро проезжал среди прекрасных синеющих вдали холмов с пышной растительностью. Он знал, что Флоренция близко.
Он думал о том, что теперь уже скоро освободится от тяжелых забот о сохранении пламени. Вспоминался Раниеро шумный вечер в Иерусалимском лагере, когда он поклялся отвезти пламя свечи во Флоренцию; вспоминались храбрые рыцари, добрые товарищи, которые наверно давно ждут Раниеро и будут рады его возвращению. Опять поведет Раниеро свои войска на славные подвиги, жестокие битвы, совершит с ними много великих дел.
Однако с удивлением заметил Раниеро, что мысли о будущих славных победах доставляют ему мало радости и обращаются совсем к иному.
Раниеро впервые заметил, что он стал совсем другим за долгий путь, в нем трудно узнать неустрашимого, беспощадного, гордого рыцаря, каким он оставил Иерусалим. Странствование со священным пламенем научило его другим радостям, мирным и тихим, научило любить и уважать человеколюбивых, кротких людей, готовых оказать помощь ближнему; наоборот, во время странствования Раниеро ясно увидел, сколько вреда и огорчений приносят люди злые и гордые, способные любить лишь себя самих.
С удовольствием любовался теперь Раниеро мирным трудом людей, тихой семейной жизнью, и ему приходила в голову мысль, что хорошо бы навсегда остаться во Флоренции, снова заняться прежним ремеслом.
– Это пламя совершенно преобразило меня, – думал Раниеро, – я стал другим человеком.
Наступала Пасха, когда Раниеро доехал до Флоренции.
Едва миновал он городские ворота, все еще сидя задом наперед на коне, в ветхом плаще, с зажженной свечой в руках, нищий, встретившийся ему на пути, громко крикнул:
– Безумный! Безумный!
На этот крик выбежал из ворот соседнего дома мальчуган, потом какой-то мелкий воришка, поджидавший добычу, и тоже стали кричать:
– Безумный! Безумный!
Эти трое подняли такой крик, что перебудили всех, хотя было еще совсем раннее утро, и отовсюду стал сбегаться народ.
Уличные мальчишки бежали со всех сторон; они окружили Раниеро и громко кричали на всю улицу: