Легенды о славном мичмане Егоркине — страница 33 из 46

Верхним командам работа тоже находилась. Беспокойный старпом капитан 3 ранга Борис Александрович Тетушкин носился по кораблю, тормоша команду и выискивая замечания по состоянию морской культуры. Он тут же мобилизовал народ на устранение всякого нарушения и безобразия. Он перегнулся через леер и посмотрел на борт и присвистнул от удивления. А вот это безобразие было похуже! Последний шторм шершавым языком тяжелых волн слизал приличный кусок краски с левого борта, оставив проплешины облупившейся шаровой краски. А кое-где волны даже свернули ее верхний слой “трубочкой”. Сказалась спешка при подготовке к выходу в море. “Эх, краску завезли поздно, да тут еще дожди, как следует не загрунтовали борта, не просушили, технологию нарушили и вот – получите ваши шпроты!” – удрученно размышлял Тетушкин, прикидывая расход краски и оценивая ее запасы в форпике: “и, теперь, выглядим, как старая грузовая лайба с полупьяным экипажем! Хоть Военно-Морской флаг от стыда прячь! Хорошо хоть тут нет ни “супостата”, ни начальства, так что выпендриваться не перед кем”.

Главный боцман старший мичман Васильков на куске фанеры уже подбирал “колер”, поочередно смешивая краски в консервных банках. Как видно, найти нужную рецептуру не удавалось, и мичман вполголоса изобретательно ругался матом себе под нос. Наконец, как видно, добившись приемлемого результата, Васильков вызвал четырех дюжих “орлов”, в миру – минеров и бойцов служб и команд, доверив им опустить себя за борт на беседке. Как всегда, на авральные работы назначили самых молодых матросов, но обычно главный боцман это легко и сурово пресекал, а тут заленился – из-за жары, видно. Да на свою голову!

Он решил лично проверить, как новая краска будет выглядеть на фоне старой. “Чтобы не выглядел наш “Летучий” как бабкино лоскутное одеяло!”. – пояснил он.

После этих слов мичман стащил с себя куртку – “тропичку”, снял щегольские солнцезащитные очки с итальянским флажком, и, щурясь под ярким солнцем, спустился за борт. “Орлы”, перепустив концы через кнехты и фальшборт, осторожно потравливали его на нужный уровень. Боцман был чувствительно тяжеловат, и матросы с усилием удерживали его, ожидая команды, чтобы надежно закрепить концы. Боцман довольно насвистывал мотив популярной песенки и осматривал борт, прикидывая объем работы. А в этот самый момент из-за надстройки быстрым шагом вышел сосредоточенный и суровый Тетушкин. Заметив старпома, молодой матрос заорал, как укушенный в … : “Смирн-а-а-а!”. От неожиданности остальные матросы бросили концы и встали, как вкопанные, обернувшись навстречу офицеру, проявив полученную в “учебке” строевую выучку.

Тетушкин уже было открыл рот, предостерегая, но – поздно! Он только и сказал: – Мать … Освободившиеся концы быстро-быстро заструились по фальшборту, кнехтам и … Из-за борта раздался вскрик, потом – грохот, матерные восклицания – и, наконец – шумный и затяжной всплеск! Пл-ю-ю-ххх! Брызги взлетели выше борта! “Акула!” – испуганно прошептал один из бойцов.

– Хуже! – крикнул старпом, – это – боцман! Тащите быстро спасательный круг с бросательным концом! Сигнальщик! – заорал офицер басом: – человек за бортом! Эх, моряки хреновы, тудыт-растудыт весь ваш семейный альбом в кисельные берега при люминесцентном освещении! – длинно выругался Тетушкин и выглянул за борт. Но там уже было все в порядке – Васильков вынырнул, шумно отплевался, грозно проревел: “Ну все, сейчас всех поубиваю!”, на ходу ловко увернулся от слива из шпигата гальюна и уверенно погреб к штормтрапу, спущенному с юта. Еще через полминуты боцман уже подтягивался на нем, выбираясь из воды.

Успокоившись, что все обошлось простым конфузом, Борис Александрович сказал бойцам: “Так, значит, вам сейчас – амбец, а я – пошел! Сейчас тут будет такое, чему я не буду свидетелем! Выбирайте на борт вашу утопительную беседку, нечего ей там плавать. Ждите боцмана! Он сейчас сюда быстро-быстро придет, не волнуйтесь! Передайте Василькову мой привет!”. Бойцы озадаченно спросили:

– Товарищ капитан 3 ранга! Может, мы тоже … того, пока его нет?

– Не советую, братцы, вам еще хуже будет! Я-то нашего боцмана со своего лейтенантства знаю! Найдет вас, как Тузик колбасу, а вот тогда… – ответил Тетушкин и резво скрылся за носовой надстройкой, – …будет еще хуже! – донеслось оттуда

В это самое время командир в салоне своей каюты инструктировал мичманов Петрюка и Егоркина:

– Мужики, я сейчас приглашу на борт капитанов с “рыбаков”, а вы, тем временем прокатитесь на барказе по траулерам, попробуйте у них выклянчить что-нибудь из продовольствия. Благодаря решительным действиям полоумных трюмных, которые после долгих стараний все же умудрились подтопить провизионки у нас здорово подпорчены продукты. Ну почему их всех еще в яслях пьяные няньки не перекалечили! – сценическим тоном воскликнул командир. – Тогда бы их на флот бы не взяли. И я бы с ними не знакомился! Нам до очередного танкера не дотянуть, тем более. что эта самая калоша припухает где-то на Канарах, якобы на срочном ремонте, если по радиограмме… Только уже сверх срока, и когда выйдет – одному только местному богу и известно! Поэтому, берите “шило” и вперед! И да благословит вас старпом, дети мои!”.

Тут прозвенели сигнальные звонки и по трансляции раздался звонкий голос вахтенного офицера: “Дежурному по камбузу прибыть в хлеборезку! Команде катера – в катер! Хлеборезку – к спуску!”.

Командир проворчал:

– Ну вот, у вахтенного офицера началось предобеденное голодное урчание! Прямо, оговорки по Фрейду! – и щелкнув тумблером внутренней связи, вызвал:

– Вахтенный офицер!

– Есть! – ответил динамик его голосом. По тону чувствовалось, что тот уже готов к очередной “выволочке”! Конечно, так оно и вышло:

– Ну и в какое такое плавание вы собрались отправить эту бедную хлеборезку? Ну сколько раз я и старпом будем отбирать у вас вашу “како” за ваши выходки? – ехидно поинтересовался Ящин.

В ответ раздались какие-то невнятные хрюкающие звуки на фоне подавляемых смешков. А тут сигнальщики доложили командиру, что от рыбаков в сторону корабля движется “мыльница” – большой спасательный катер из стеклопластика.

– Ага! А вот и гости!! – резюмировал командир: Вахтенный офицер! Катеру – “добро” с правого борта до места! Трап вооружить! За замечаниями зайдете перед очередным заступлением, поговорим!

– Помощнику командира по снабжению! Все накрыть в моем салоне! Буки-буки!

Швартовщики, одетые в оранжевые спасательные жилеты, засуетились на палубе. Там должен быть подчеркнуто военно-морской порядок – объявил старпом, а не то... Вот что такое “а не то…!” в устах старпома, швартовщики хорошо знали.

Отдав команды, командир переоделся в белую форменную рубашку, и вышел из каюты, подгоняя вестовых, которые накрывали столы к приему капитанов судов.

Тем временем, от левого борта отвалил барказ с деликатной миссией Петрюка и Егоркина. Поднявшись на борт первого из судов, Петрюк и Егоркин, поговорив с вахтенными, не стали искать начальство. А зачем? Они просто нашли заведующего кладовыми, затем – старшего кока, и конечно же, того, кто заведовал рефрижераторными “закромами”. Слово за слово, нашли земляков, потом обсудили служебные проблемы. В ход пошло “шило”, “двигатель прогресса” в человеческих отношениях. Хитрый Паша Петрюк достал на закуску сало, выкроенное из своих личных запасов, которые дожидались лучших времен в укромных уголках корабельной рефкамеры. (Заведующий этой рефкамерой был правоверным мусульманином, и Паша ни капли не переживал за их сохранность). Надо сказать, новый знакомец, оказавшийся белорусом, такому деликатесу обрадовался больше, чем выпивке. Проникновенно глядя ему в глаза, Паша Петрюк излагал ему кошмарные истории о тяготах и лишениях, когда продукты гибли в водопадах врывающихся волн из пробоин, пробитых вражьими снарядами в боях по защите героических тружеников рыбной нивы. Меж тем, Егоркин не уставал подливать в кружки товарищей “по ниточке” спирта. По традиционным неписанным законам, каждый разбавлял себе сам. Егоркин только делал вид, что пил. На самом деле его задача была физически обеспечить успешные действия продовольственника, и создать видимость бескорыстных отношений в очередной компании.

Новый знакомый, назвавшийся Кастусем, или Костей, расчувствовался, и когда они хором исполнили песню “Песняров” про уплывшие куда-то рушники, он решительно встал, загремел ключами и повел мичманов в свои заветные кладовые. О! Это надо было посмотреть – по сравнению с куцым военным снабжением, провизионки “рыбака” походили на пещеру Али-бабы.

Вызванное с катера матросы перетащили в барказ коробки рыбы, банки растительного масла, полмешка крупы. А когда пили “на стремя”, Костя-Кастусь, обреченно махнув рукой, сам вынес откуда-то коровью ногу, предусмотрительно прикрыв ее мешковиной от чужих глаз. А матросам рыбацкая братва надавала пачек сигарет и упаковок редких тогда “жвачек”. На других судах история повторялась, с теми или иными отклонениями в сценарии. Наконец, добравшиеся до плавучего завода храбрые мичмана приступили к поискам заведующего. Барказ заметно просел в воде, как отметил Егоркин. А вот на плавзаводе целеустремленный, охваченный деловым азартом Петрюк чуть было не потерял славного Егоркина. Пробираясь по коридорам, они случайно забрели в тот отсек, где жили работницы консервного завода. И вот там их путь пересекли … живые нимфы и наяды (черт их разберет!), направляясь из душа по своим каютам. И вся их одежда состояла из одного-единственного полотенца … повязанного на голове.

Оторопь взяла бывалого мичмана. Он протянул к ним руку, да так и застыл. Застоявшиеся гормоны при виде живых, обнаженных женщин с разгону долбанули мичмана прямо в седеющую голову. В ней что-то произошло, и все внимание мгновенно переключилась на этих нимф. Они все были прекрасны – так, по крайней мере показалось Александру Павловичу. Он уже почти полгода не видал женщин так близко. Ибо буфетчица танкера, которая при заправке плевалась семечками, разглядывая боевой корабль в кабельтове от себя, была не в счет. Но даже просто посмотреть на неё сбегалась на бак добрая половина экипажа.