— Я люблю тебя, Мария, — говорил ей старший брат. — Генри изменил тебе, — постарайся забыть его.
— Нет, я не изменю ему: он никогда больше не увидит своей гречанки, я же буду всегда возле него, могу ухаживать за ним, любить его, отдать за него жизнь!
Между братьями завелась глухая вражда, Мария же тихо гасла и увядала, видя, что Генри не может забыть своей гречанки, и что она сама — причина вражды между братьями.
Прошел год, и не выдержал Генри: уехал он разыскивать ту девушку, что спас он от смерти там, на берегу прекрасного моря, у подножия Парнаса.
— Прощай, — сказал он Марии, — если я не найду моей гречанки, то вернусь домой. Жди меня ровно через год и три месяца, и тогда можешь выбирать себе в мужья любого из нас: меня или брата.
Он поцеловал ее, и она улыбнулась ему на прощанье.
Ровно через год вернулся он, но вернулся не один, а с прекрасной гречанкой, которую когда-то спас от верной смерти. Привез он ее не как пленницу или рабыню, а как свою невесту и будущую госпожу своего замка.
Долго смотрела на нее Мария и должна была сознаться, что более красивого лица она не видала на свете.
— Как я счастлив! — сказал Генри Марии. — Сбылось то, о чем я не смел и мечтать. Рада ли ты за меня?
Молча поцеловала его Мария, и показалось ей, что сердце ее разорвется от боли.
Пришел к ней и старший брат и спросил:
— Хочешь, я отомщу за тебя брату? Пусть Суд Божий решит это дело: я вызову его на поединок.
— Нет. Возможно ли, чтобы брат поднял руку на брата? Неужели захочешь ты быть Каином? Поклянись мне, что в душе своей не станешь питать вражды против брата!
Поклялся старший брат и ушел из замка с твердым намерением исполнить свою клятву.
Дня через два весело звонили колокола в замковой церкви: то Генри венчался с прекрасною гречанкой. Было шумно и весело на свадебном пиру, — недоставало на нем только Марии. Как ни искал ее старший брат, ее нигде не оказалось. Матросы со стоявшего поблизости корабля рассказывали, что в то время, когда звонили в замке колокола, над замком поднялось странное розовое облако и понеслось к облакам, плывшим в небе.
С тех пор братья жили каждый в своем замке и очень редко видались между собою. Не было между ними вражды: свято хранили они завет Марии, но тень ее всегда стояла между ними.
Говорят, что в замковом парке более ста лет жила какая-то невиданная белая кукушка, и так печально куковала она, что нельзя было слушать ее без слез.
От обоих замков давно уже не осталось никакого следа, нет и следа также от парка: давно уже разросся он в густой дикий лес. Но в лесу этом и до сих пор еще не переводятся белые птицы, — то кукует там белая кукушка, то стонет белый голубь, сидя на развесистом дубу у самого того места, где стоял когда-то замок Генри.
Так говорят, по крайней мере, в народе.
Может статься, оно и правда, а может статься, и нет.
ТАИНСТВЕННЫЙ ЗАМОК
Говорят, что в одной из цветущих долин горной Бретани стоял когда-то в старые годы большой укрепленный замок и даже скорее крепость, чем замок, — с зубчатой стеной, рвом и бойницами. Этот замок при последнем его владетеле, Луи де Шаталэн, вместе с ним ушел в землю, когда мрачные дни для Бретани миновали. Дорога в эту долину совсем исчезла — все о ней забыли, и до поры до времени не найти ее ни пешему, ни конному.
Отец Луи, граф Гильом де Шаталэн, живя в своем замке, не принимал участия в тех междоусобицах, что раздирали Бретань во время Столетней войны — отчасти благодаря его родственнице, Жанне де Монтфорт, призвавшей себе на помощь англичан. Англичане, не стесняясь, хозяйничали в Бретани, и это сильно не нравилось всем истинным бретонцам. Не нравилось это и графу де Шаталэн, который заперся в своем замке и выходил сражаться лишь с отрядами, угрожавшими его собственным владениям.
Граф давно овдовел и сам воспитывал своих трех сыновей, а в доме распоряжалась старая графиня, его мать, очень гордая женщина, но любившая горячо своих внучат, особенно младшего, Луи. Был это очень странный мальчик, с бледным, словно прозрачным личиком и глубокими голубыми глазами. С раннего детства все окружающие думали, что мир для него слишком тесен, и что уйдет он от житейского зла в монастырскую келью. Не хотел сначала и слышать об этом отец Луи, но затем и он помирился с этой мыслью. Все время мальчики проводили, играя и забавляясь в огромных залах замка, где по стенам развешены были портреты предков, или же разгуливая и резвясь в большом парке, примыкавшем к самому замку. Но Луи не любил ни гулять, ни играть с братьями и целыми часами просиживал под развесистым платаном в своем парке и слушал рассказы старой бабушки обо всем, что только она знала, — о городах и людях, о море, кораблях и животных.
— Когда вам исполнится семнадцать лет, внуки мои, — говаривала старая бабушка, — вы наденете стальное вооружение рыцарей, и отец отвезет вас или ко двору французского короля, или в какой-нибудь военный лагерь, чтобы биться с врагами Бретани. Ты же, Луи, уйдешь молиться за твою несчастную родину.
Никого из братьев не тянуло так вдаль, как Луи, но не монастырь привлекал его, а горы и особенно море, которого он никогда не видал, но которое, со слов бабушки, казалось ему чем-то совершенно необыкновенным и восхитительным.
Но вот, исполнилось старшему брату семнадцать лет, и отцу волей-неволей пришлось везти его к своему сюзерену, французскому королю. Раз или два юный воин возвращался на короткое время домой, и младший брат всегда с жадностью принимался его расспрашивать, но старший брат говорил только о турнирах, битвах да осадах и ничего не рассказывал ему ни о простых людях, ни о море.
— Моря я так ни разу и не видал, а каких там еще нужно тебе людей? Ведь я же только и делаю, что рассказываю о наших битвах и празднествах.
Совсем не удовлетворяли мальчика эти рассказы старшего брата.
На следующий год уехал из дома и второй брат. Но он вскоре вернулся, навезя с собою множество книг и каких-то машин. Тут заперся он в своей башне, и густой дым днем и ночью так и валил из трубы его комнаты. Когда младший брат приходил к нему и спрашивал, что он делает, он всегда отвечал рассеянно:
— Ищу золота.
— Зачем оно тебе?
— Чтобы покорить мир.
Совсем не удовлетворяли эти слова младшего сына графа, и с тревогою смотрел он на бледное и сумрачное лицо брата.
Наконец, и самому ему исполнилось семнадцать лет, и повез его отец в монастырь, стоявший на самом берегу моря: там, думал он, юноше будет всего лучше, — не любит он ни войны, ни битв, ни турниров.
Солнце только что село, когда они подъехали к монастырю, и граф, переночевав и сдав сына настоятелю, на рассвете выехал в обратный путь, торопясь вернуться в свой замок, так как без него он не имел надежного защитника: старший сын был в отъезде, а второй, алхимик, оказался негоден для военных подвигов.
Проводив отца, пошел Луи бродить по берегу моря. В первый раз в жизни видел он его. На море была сильная буря: волны так и ходили огромными валами, тучи черным пологом нависли над морем и землею, молнии так и сверкали в них среди раскатов грома и рева ветра. Смотрел Луи на эту картину и, казалось, сердце замирало в его груди, и душа росла от какого-то неиспытанного еще чувства, и с неодолимою силою потянуло его туда, в эту бушующую стихию, в полное жизни, неукротимое, бурное море.
Недалеко от берега стоял корабль; его страшно качало; вокруг него вставали высокие водяные горы, поминутно грозившие поглотить его, и он то скрывался за гигантским валом, то снова дерзко взлетал на самый гребень волн.
Охваченный непонятным волнением, не зная страха, не понимая опасности, смотрел Луи на эту картину, и захотелось ему пробраться туда, на корабль. На берегу была лодка, и Луи, не задумываясь, спихнул ее в воду: ему не раз случалось управлять лодкой, катаясь по пруду своего парка, и он думал, что это все равно, что в море. Волны, бешено налетая, перекатывались через лодку, но Луи все держал вперед, настойчиво стремясь к своей цели. Но вдруг свет погас в его глазах; полный мрак окружил его, и он ничего больше не помнил.
Когда пришел он в себя, он лежал на палубе корабля, и девушка необыкновенной красоты поддерживала его голову. Видя, что он пришел в себя, она поцеловала его в лоб.
— Дай, Господи, чтобы человек этот остался жив, — сказала она.
Когда буря стихла, его отвезли на берег. Едва успел он ступить на мокрый песок прибрежья, как в монастыре зазвонили колокола, и Луи при звуке их вступил в обитель с тем, как думал он, чтобы никогда больше уж не покидать ее.
Вскоре узнал он, что на корабле этом находилась принцесса, невеста Эдуарда — английского принца. Она-то и приказала спасти безумного пловца и употребляла все усилия, чтобы вернуть его к жизни.
Эта чудной красоты принцесса поселилась недалеко от монастыря, и с тех пор Луи часто видал ее и всегда с жадностью слушал все, что рассказывали о ней монахи.
Поселился Луи в монастыре с тем, чтобы навсегда отречься от мира, от мирских помыслов, суеты и тревог земной жизни, но чем дольше жил он в монастыре, чем больше видал всякого пришлого и захожего люда, чем больше смотрел он на бурное море с появлявшимися на горизонте кораблями и барками, — тем больше начинал он интересоваться людьми, тем сильнее начинало тянуть его к ним. Их земной мир казался ему куда прекраснее тихой обители: его тянуло в горы — взбираться на недоступные вершины, переправляться через ошеломляющие пропасти, бороться с бурями в сердитом море, проникнуть в неведомые страны! Он рвался душою к людям, и так хотелось ему побольше узнать о них и их жизни! Не раз принимался он расспрашивать об этом монастырскую братию, но монахи и сами мало знали о земной жизни, а если и знали, то старались забыть, и ему советовали уклоняться от этого знания.
— Все тлен и суета сует в этом море житейском! — уверяли его монахи.
Вскоре войска французской принцессы, Анны Хромой, тоже заявлявшей свои притязания на Бретань, осадили дворец, где поселилась спасительница Луи, и юноша не выдержал: бежал из монастыря, надел рыцарское оружие и очутился во главе защитников ее замка.