– Так ведь это же ясно как день, – сказал Гудит. – Там, во дворце этом, как они его называют, не люди, а змеи ядовитые! А раньше-то мы его Домом Совета называли… Эй ты, а ну давай отсюда! – Высокий рыжий жеребец посмотрел на конюха с мягким упреком и вежливо отступил влево.
– До чего же ты красивый! – сказала я жеребцу, потому что он и впрямь был удивительно хорош собой, и ласково потрепала его по шее. – Тебя Брэнди зовут?
– Бранти, – поправил меня Оррек, вновь подходя к нам с видом человека, потерпевшего достойное поражение в честном бою. Состу это, похоже, поразило в самое сердце.
– Ох! – воскликнула она и торопливо, пытаясь скрыть смущение, предложила: – Может, тебе принести… – Но придумать, что бы такое могло Орреку понадобиться, она не успела.
– Бранти – мой старый добрый друг, – сказал Оррек и взял жеребца под уздцы, собираясь вскочить в седло, но Гудит остановил его:
– Погоди-ка, погоди минутку! Надо у него еще разок подпругу проверить. – И он, ловко отодвинув Оррека от коня, забросил стремя на седло и полез жеребцу под брюхо.
И Оррек сдался. Теперь он стоял и ждал так же терпеливо, как Бранти.
– А он у тебя давно? – спросила я, стараясь подержать разговор и чувствуя себя почти такой же дурой, как Соста.
– Да ему уже за двадцать перевалило – пора и отдохнуть от наших бесконечных странствий. Да и Звезде тоже. – Оррек улыбнулся, но как-то печально. – Мы ведь все вместе тогда Верхние Земли покинули – Бранти и я, Звезда и Грай. И еще Коули. Наша собака. Очень хорошая собака. Ее Грай учила.
Услышав это, Гудит, разумеется, пустился в бесконечные рассказы о гончих псах, которых некогда разводили в Галваманде. Он все еще разглагольствовал, когда вернулась Грай, одетая в узкие мужские штаны и грубую верхнюю рубаху. Мужчины в Ансуле носят длинные волосы, стягивая их на затылке, так что она просто расплела и расчесала свою косу, а на голову надела потрепанную шапчонку из черного бархата. Подбородок и щеки она каким-то образом то ли затемнила, то ли что-то к ним приклеила, и теперь казалось, будто она бреет бороду. Ее легко можно было принять за местного парня лет двадцати пяти, быстроглазого, застенчивого и мрачноватого.
– Ну что, мы готовы? – спросила она. Ее мягкий северный выговор тоже вдруг куда-то исчез, а голос стал хрипловатым и грубым.
Соста в полном изумлении уставилась на нее.
– Ты кто? – спросила она.
И Грай, выкатив глаза, с достоинством ей ответила:
– Я – Кай, укротитель львов. Ну, ты готов, Оррек?
Он пристально посмотрел на нее, слегка пожал плечами и взлетел в седло.
– Ладно, пошли! – сказал он и, не оглядываясь, поехал к воротам. Грай и львица двинулись за ним следом. Вдруг «укротитель Кай» оглянулся и подмигнул мне.
– Но откуда он взялся? – недоумевала Соста.
– Да хранит их всемилостивая Энну в том логове смертоносных крыс и змей, куда они направляются! – себе под нос пробормотал Гудит и, шаркая ногами, пошел в конюшню.
А я вернулась в дом; мне еще нужно было «обслужить» всех наших богов и предков и спросить у Исты, что нужно купить на рынке.
Глава 6
Когда же я снова вышла из дома, Гудит сказал мне, что из Дома Совета, который «треклятые альды» называют «дворцом ганда», приходил человек и велел передать Орреку Каспро, если тот еще не ушел, что ему придется подождать, ибо великий ганд не может с ним встретиться ранее полудня. Разумеется, ни извинений, ни объяснений причины, ни хотя бы простого «пожалуйста». В общем, ничего мы передать Орреку и Грай уже не могли, так что стали ждать их возвращения. Было уже совсем поздно, когда они наконец вернулись, и я ужасно волновалась. Я сидела на краешке пересохшего Фонтана Оракула во дворе перед домом, когда увидела их на дальнем, южном конце нашей улицы, – Оррек шел пешком и вел коня под уздцы, рядом шагал «Кай, укротитель львов», а сзади тащилась Шетар, которая, судя по виду, была весьма не в духе. Я выбежала им навстречу.
– Не волнуйся, все прошло хорошо, – успокоил меня Оррек, а Грай сказала:
– Да, неплохо.
Гудит уже стоял в дверях конюшни, готовясь принять Бранти в свои объятия, – он был так рад, что в конюшне у нас снова появились лошади, что никому больше не позволял за ними ухаживать. Грай поманила меня рукой:
– Идем-ка с нами.
У себя в спальне «укротитель львов», даже еще не переодевшись и не смыв с лица грим, тут же вновь превратился в Грай. Я спросила, не хотят ли они поесть, но они сказали, что не голодны. Оказывается, ганд приказал накормить и напоить их.
– А во дворец-то они вас впустили? Неужели вместе с Шетар? – спросила я. Мне не хотелось проявлять излишнее любопытство – особенно в том, что касалось альдов, – но узнать, как выглядит дворец изнутри, все же было очень интересно. Никто из моих знакомых никогда не бывал ни там, ни в казармах, никто никогда толком не видел, как живут ганд и его воины, потому что холм, на котором стоит Дом Совета, всегда был оцеплен несколькими рядами вооруженной стражи.
– Ты расскажи Мемер, как все прошло, а я пока этот наряд с себя сниму, – сказала Орреку Грай, и он стал мне рассказывать, да так, словно на ходу сочинял какую-то красивую легенду. Ну не мог он без этого!
Оказывается, альды жили не только в построенных ими казармах, но и в палатках, какими они пользуются во время странствий по своим пустыням. А шатер ганда на площади Совета просто огромный, прямо как настоящий дом; он целиком сделан из красной ткани с золотой каймой и украшен знаменами. По словам Оррека, ганд предпочитает жить в этом шатре, а не в Доме Совета, и оттуда же править нами. Во всяком случае, сейчас, когда прекратились дожди, он живет именно там. Великолепное убранство, роскошная мебель и красивые резные ширмы, с помощью которых шатер делится как бы на отдельные комнаты, – кое-что Оррек успел увидеть, а остальное легко мог себе представить, потому что раньше не раз бывал в таких богатых шатрах, странствуя по Асудару. Однако ганд его в шатер так и не пригласил. Ему лишь предложили присесть на довольно хлипкое складное кресло, стоявшее на ковре у самого входа в шатер.
Бранти отвели на конюшню, и конюх обращался с ним так, словно он хрустальный. Укротителю львов Каю сесть и вовсе не предложили. Он вместе с Шетар остался стоять у Оррека за спиной, но на некотором от него расстоянии. Собравшиеся вокруг офицеры весьма настороженно наблюдали за ними. Затем Орреку и «укротителю» предложили бумажные зонтики, защищавшие от палящего солнца.
– Между прочим, они выдали мне зонт только потому, что со мной была Шетар! – крикнула Грай из соседней комнаты, где приводила себя в порядок. – Точнее, именно для Шетар. Альды львов уважают. Потом, правда, они эти зонты все равно выбросят, потому что ими пользовались мы, нечистые.
Им сразу предложили освежающие напитки, а для Шетар принесли миску с водой. Ждать пришлось примерно с полчаса, а потом из шатра вышел ганд в сопровождении своих придворных и военачальников. Он весьма любезно приветствовал Оррека, назвав его «королем поэтов», и сказал, что рад видеть его в Асударе.
– Какой Асудар! – не выдержала я. – Это же Ансул! – Пришлось извиняться перед Орреком за то, что я невольно прервала его.
– Там, где альд, там и его пустыня, – мягко пояснил Оррек; не знаю уж, сам он это придумал или это какая-то альдская пословица.
Ганд Иораттх оказался человеком лет шестидесяти, а то и больше; он был одет в прекрасные одежды из тонкого полотна с вплетенной в основу золотой нитью, как это принято в Асударе. На голове у него красовалась широкополая шляпа с острым высоким верхом, какие носят у них только самые знатные люди. Держался он весьма приветливо, а беседу вел умно и живо. Они с Орреком немного поговорили о поэзии: сперва, естественно, о великом эпосе Асудара, а потом и о тех, кого ганд называл «западными поэтами». Его интерес был неподдельным, а вопросы вполне уместны и тактичны. Он пригласил Оррека приходить во дворец как можно чаще и декламировать как свои произведения, так и любые другие. И сказал, что это не только доставит огромное удовольствие ему и его придворным, но и просветит их. Оррек особо подчеркнул, что ганд разговаривал с ним как с равным и приглашал его прийти, а не приказывал явиться.
Через некоторое время к их беседе присоединились также некоторые придворные и военачальники; они, как и сам ганд, проявили изрядные познания в области асударского эпоса и огромный интерес к поэзии вообще. Они просто жаждали послушать что-нибудь в исполнении Оррека и не жалели для него комплиментов; они, например, сказали, что он для них – точно источник в пустыне.
Впрочем, не все были настроены так дружелюбно. Сын ганда, Иддор, держался подчеркнуто надменно и отчужденно, не обращая ни малейшего внимания на оживленную беседу о поэзии. Вместе с группой жрецов и офицеров он стоял довольно далеко от входа в шатер, но разговаривали они так громко, что ганд в итоге попросил их замолчать и упрекнул в невежливости. Иддор нахмурился, но все же умолк.
Затем ганд попросил, чтобы льва подвели к нему поближе. «Укротитель Кай» подчинился, и Шетар тут же продемонстрировала свой «знаменитый трюк», как называл его Оррек: повернувшись к ганду мордой, она вытянула передние лапы и склонила к ним голову, как это делают кошки, когда потягиваются; получился этакий почтительный «поклон». Всем это страшно понравилось, и Шетар пришлось «поклониться» еще несколько раз, на что она, впрочем, не возражала, ибо каждый раз получала маленькое вознаграждение, хотя сегодня и должна была поститься. Даже Иддор не выдержал, подошел ближе и стал заигрывать с нею, дразня ее своей украшенной перьями шляпой, но она даже головы в его сторону не повернула. Тогда он принялся задавать укротителю разные вопросы – достаточно ли эта львица сильна, доводилось ли ей охотиться по-настоящему, кусала ли она людей, убивала ли хоть раз человека и тому подобное. Укротитель учтиво ответил на все его вопросы, а потом заставил Шетар ему поклониться. Шетар поклонилась, хотя и довольно небрежно, а потом взяла и нахально зевнула прямо Иддору в лицо.