— Нет, вон ту. «Бог как иллюзия».[7]
— Ричард Докинз? — спросил я, пролистывая книгу.
— Ведущий атеист, — сказала Айви, заглядывая мне через плечо, — сделаны пометки с контраргументами.
— Поборник католицизма в море мирских ученых, — добавил Тобиас. — Да… многие эти работы на религиозные или околорелигиозные темы. Фома Аквинский, Даниел Харди, Френсис Шеффер, Пьетро Алагона…[8]
— Вон его бейджик с работы, — сказала Айви, кивая на висевшую на стене карточку. На ней большими буквами было написано «Лаборатории Азари, Инк.». Компания, где работает Моника.
— Позови Монику, — попросила Айви. — И повторяй, что я буду говорить.
— Моника, — окликнул я.
— Что, мне уже можно войти?
— Будет зависеть от того, — повторил я слова, которые нашептывала мне Айви, — скажете ли вы мне правду.
— Какую?
— Что Разон сам изобрел камеру, а с Азари начал сотрудничать, когда у него уже был работающий прототип.
Моника прищурилась.
— Бейдж слишком новый, — сказал я. — Не потертый и не поцарапанный от постоянного ношения или использования. Фотография на нем не старше двух месяцев, судя по наличию на ней бороды и по ее отсутствию на стоящем на полке фото с Горы Вернон. Более того, это квартира не высокооплачиваемого инженера. Со сломанным лифтом? Да на северо-востоке города? Мало того, что это трущобы, так еще и находятся они слишком далеко от вашего офиса. Он не крал вашей камеры, Моника. Однако меня так и подмывает предположить, что это вы пытаетесь украсть ее у него. Поэтому он сбежал?
— Когда он к нам пришел, прототипа у него не было, — ответила Моника. — По крайней мере, работающего. У него был только один снимок — тот, что с Вашингтоном, — и куча обещаний. Ему нужны были деньги на стабильно работающий аппарат. Очевидно, тот, который он сделал, поработал только несколько дней. Мы профинансировали его на полтора года вперед и предоставили ограниченный доступ к лабораториям. Он получил официальный бейдж, когда его чертова камера, наконец, заработала. И он украл ее у нас. Контракт, который он подписал, предусматривает, что все оборудование должно оставаться в наших лабораториях. Он использовал нас в качестве удобного источника денег, а при первой же возможности смылся, прихватив главный приз, и при этом стер всю наработанную информацию и вывел из строя то, что не смог забрать.
— Это правда? — спросил я Айви.
— Не могу сказать, — ответила она. — Извини. Если бы я могла послушать ее сердцебиение… может, ты смог бы приложить ухо к ее груди.
— Уверен, она будет в восторге, — отметил я.
Джей Си улыбнулся:
— А я бы прислонился к ее груди.
— Я тебя умоляю, — сказала Айви. — Ты бы заглянул ей под пиджак только ради того, чтобы посмотреть, что у нее за пушка.
— Беретта М9, — ответил Джей Си. — Уже заглянул.
Айви уставилась на меня.
— Что? — изобразил я невинность. — Это он сказал.
— М9 банален, но эффективен, дохляк, — добавил Джей Си. — И судя по тому, как она держится, она знает, как обращаться с пистолетом. То, что она отдувалась, поднимаясь по лестнице, — всего лишь игра. Она в отличной форме. Пытается прикинуться каким-нибудь менеджером или офисным планктоном, но очевидно, что она из службы безопасности.
— Спасибо, — сказал я.
— Вы, — заметила Моника, — очень странный человек.
Я переключил внимание на ней. Конечно же, из всего разговора она могла слышать только мои реплики.
— Я думал, вы читали мои интервью.
— Читала. Они дают неверное представление. Я представляла вас блестящим гением, переключающимся с одной личности на другую.
— То диссоциативное расстройство личности, — сказал я. — Это другое.
— Молодец! — выпалила Айви. Это она натаскивала меня по психическим расстройствам.
— Как бы то ни было, — сказала Моника. — Я, наверное, просто удивлена тем, каким вы оказались в действительности.
— И каким же? — спросил я.
— Менеджер среднего звена, — сказала она неуверенно. — В любом случае, вопрос остается открытым. Где Разон?
— Это зависит от того, — ответил я, — нужно ли ему находиться в каком-то определенном месте, чтобы использовать камеру? То есть, должен ли он находиться на Горе Вернон, чтобы снять прошлое того места, или можно каким-то образом настроить камеру так, чтобы снимать отсюда?
— Нужно идти на место, — сказала Моника. — Камера видит прошлое именно того места, в котором находится.
Здесь была неувязочка, но пока я решил пропустить этот вопрос. Разон. Куда бы он отправился? Я взглянул на Джей Си — тот лишь пожал плечами.
— В первую очередь ты смотришь на него? — холодно спросила Айви. — Так, что ли?
Тогда я посмотрел на нее, и она покраснела:
— У меня… у меня вообще-то тоже ничего.
На что Джей Си хихикнул.
Тобиас встал, неторопливо и плавно, словно плывущие в небе далекие облака.
— Иерусалим, — произнес он тихо, положив руку на книгу. — Он отправился в Иерусалим.
Мы все посмотрели на него. Ну, все кто мог.
— Куда еще пойдет верующий, Стивен? — спросил Тобиас. — После многолетних споров со своими коллегами, после того, как он прослыл дураком из-за своей веры? Все время дело было только в этом, только поэтому он изобрел камеру. Он отправился туда, чтобы ответить на вопрос. Для нас, для себя. Вопрос, которым задаются уже две тысячи лет. Он отправился сделать портрет Иисуса из Назарета. Нареченного Христом по воскрешении его.
Я потребовал пять мест в первом классе. Это не очень понравилось начальникам Моники, многие из которых меня вообще не одобряли. С одним из них, мистером Дейвенпортом, я познакомился в аэропорту. От него пахло табаком, а Айви раскритиковала его вкус в выборе обуви. Я решил, что просить у него корпоративный джет[9] было бы не очень хорошей идеей.
Мы сидели в самолете, в салоне первого класса. Я лениво листал толстенную книгу, которую нашел в откидном ящичке своего кресла. Позади меня Джей Си хвастался Тобиасу оружием, которое он смог протащить мимо службы безопасности.
Айви дремала у окна, сиденье рядом с ней пустовало. Сидевшая возле меня Моника не сводила глаз с этого свободного кресла.
— Так Айви сидит у окна?
— Да, — ответил я, перелистывая страницу.
— Тобиас и моряк позади нас?
— Джей Си — морской котик. Он бы пристрелил вас за такую ошибку.
— А еще одно место? — спросила она.
— Пустое, — ответил я, перелистывая страницу.
Она ждала объяснений. Но я промолчал.
— Так что вы собираетесь делать с этой камерой? — спросил я. — Если предположить, что она реальна, в чем лично я все еще не уверен.
— Существуют сотни способов применения, — сказала Моника. — Обеспечение правопорядка… Шпионаж… Восстановление истинного хода исторических событий… Наблюдение за ранними стадиями развития планеты в научно-исследовательских целях…
— Разоблачение древних религий…
Она подняла на меня бровь:
— Так значит, вы человек религиозный, мистер Лидс?
— Какая-то часть меня. — Это была чистая правда.
— Хорошо, — сказала она. — Давайте предположим, что христианство — обман. Или, возможно, движение, инициированное группой людей с самыми благими намерениями, которое слишком разрослось. Разве не будет во благо раскрыть это миру?
— Я не достаточно подкован, чтобы вести подобные споры, — ответил я. — Вам нужен Тобиас. Он у нас философ. Но сейчас, я думаю, он спит.
— Вообще-то, Стивен, — сказал Тобиас, наклоняясь между нашими креслами, — эта тема мне довольно любопытна. Кстати, Стэн отслеживает наш маршрут. Говорит, впереди, возможно, нас ждет небольшая тряска.
— Вы на что-то смотрите, — заметила Моника.
— Я смотрю на Тобиаса, — ответил я. — Он желает продолжить беседу.
— Я могу говорить с ним?
— Думаю, да. Через меня. Хотя предупреждаю, игнорируйте все, что он говорит о Стэне.
— Кто такой Стэн? — спросила Моника.
— Космонавт, которого слышит Тобиас. Предположительно летает где-то на околоземной орбите в искусственном спутнике. — Я перевернул страницу. — Стэн в основном безвреден, он делает нам прогнозы погоды и тому подобное.
— Ага… понимаю, — сказала она. — Стэн — один из ваших особенных друзей?
Я засмеялся:
— Нет. Стэн не настоящий.
— Я думала, вы сказали, что никто из них не настоящий.
— Ну, да. Они мои галлюцинации. Но Стэн — это нечто особенное. Только Тобиас слышит его. Тобиас — шизофреник.
Она удивленно моргнула:
— У ваших галлюцинаций…
— Да?
— У ваших галлюцинаций галлюцинации?
— Да.
Сбитая с толку, она откинулась в кресле.
— У них у всех свои проблемы, — сказал я. — У Айви трипофобия,[10] хотя она в основном держит ее под контролем. Просто не подходите к ней с осиным гнездом. У Армандо мания величия. У Адолин обсессивно-компульсивное расстройство.[11]
— Будь добр, Стив, — обратился ко мне Тобиас, — скажи ей, что я считаю Разона очень смелым человеком.
Я повторил его слова.
— Почему это? — спросила Моника.
— Быть одновременно и ученым, и верующим — значит поддерживать внутри себя шаткое перемирие, — ответил Тобиас. — Наука принимает только те истины, которые могут быть доказаны — в этом ее суть. А основа веры — это истина, как она есть, как нечто, не требующее доказательств. Поэтому Разон смелый человек, если решился на это. Независимо от того, что он там выяснит, одна из двух дорогих его сердцу идей будет опровергнута.
— Он может быть фанатиком, — заметила Моника. — Слепо идущим вперед, пытающимся найти окончательное подтверждение своей правоты.
— Возможно, — ответил Тобиас. — Только настоящему фанатику не нужны доказательства. Доказательства ему дарует Господь. Нет, я вижу здесь нечто иное. Мужчину, жаждущего объединить науку и веру, первого — возможно, за всю историю — человечества, кто действительно нашел способ направить науку на выяснение нерушимых религиозных истин. Я нахожу это благородным.