– Дошло, значит, мое послание. А ну-ка ребята, – вскинул он фалькату вверх, – вышвырнем оттуда этих спортсменов.
Драка на стадионе была жестокой. Пробиться внутрь удалось лишь с третьей атаки. Изрубив всех спартанцев в куски и усеяв площадь телами морпехов, Чайка ворвался внутрь этого колоссального сооружения буквально по трупам. Подошвы его сандалий стали скользкими от крови, а щит похож на решето, но сам он пока еще был цел.
Внутри бой шел уже по всей территории стадиона, – часть воинов Спарты образовали фалангу, вернее каре, заняв центр поля для состязаний и обороняясь со всех направлений, поскольку их почти взяли в кольцо. Несколько групп гоплитов рубились с пехотинцами и морпехами чуть выше, в секторах, предназначенных для зрителей.
Отправив часть оставшихся морпехов добивать фалангу, Чайка с тремя десятками устремился вверх по лестнице, чтобы сбросить оттуда тех спартиатов, которые еще держали верхние рубежи секторов. Перепрыгивая через плоские каменные ступени, он вскоре был у цели. Здесь их ждали около дюжины гоплитов, выстроившись на лестнице в шеренгу.
– Прощай, Лакедемон, – предупредил их Федор, покрепче сжимая фалькату.
И первым бросился на спартанцев, попытавшись достать ближнего воина клинком, но едва не получил копьем в бок. Острие звякнуло по щиту, оставив на нем еще одну отметину. «Хороший щит, – мельком подумал Федор, – сколько раз уже мне жизнь спасал».
Когда подоспевшие морпехи с Летисом во главе, атаковали шеренгу спартанцев в лоб, Чайка решил обойти их с фланга и, как горный козел, запрыгал через каменные спинки сидений, высеченных с удивительной точностью. По всему было видно, что спортивным состязаниям в Лакедемоне уделяли большое внимание. Бившиеся на лестнице спартанцы его отлично видели, но ничего поделать не могли, и лишь пятились назад, чтобы не дать ему обойти себя. Тем более, что примеру Чайки последовало еще несколько морпехов с обеих сторон от лестницы. Так они одновременно двигались вверх и, незаметно для себя, Федор, поднявшись на несколько ярусов выше, оказался на самом карюю галереи, огибавший весь стадион. Отсюда открывался отличный вид не только на сражение внизу, но и на весь город, которым Федор полюбоваться не успел.
Шестеро оставшихся в живых спартанских гоплитов, умертвив еще троих морпехов разящими ударами копий, отступили еще на шаг и тоже оказались здесь. Снизу их запирали человек десять, с левого фланга напали трое, а с правого Федор был пока один. Но, Чайка не стал дожидаться подкреплений и бросился на них в одиночку. Первым ударом фалькаты он рубанул по щиту развернувшегося к нему крайнего гоплита, вторым задел его по шлему. Потерявший хладнокровие спартанец оставил строй и сам метнулся к Федору, выкинув вперед руку с копьем. Удар был направлен в плечо, но Чайка отбил его щитом, краем глаза заметив, как Летис сокрушил гоплита, стоявшего в центре таявшей на глазах шеренги.
Вторым хлестким ударом спартанец умудрился выбить щит из рук Чайки, а сам ловким движением избежал мощного удара в голову, в который Чайка вложил всю силу. На мгновение Федор открыл свой бок и, возвращая руку с фалькатой назад, заметил холодную злость в глазах спартанца, сиявших сквозь прорези шлема, словно узкие глаза кобры. Он уже понял, что не успеет, но попытался выгнуть корпус так, чтобы удар пришелся вскользь и это ему удалось. Почти. Копье спартанца ужалило его в левый бок, ударив точно в перекрестье застежек, и пробило кирасу. Чайка пошатнулся, испытав резкую боль, стеганувшую по всему телу, но сумел отвести второй удар, направленный уже в горло. На то, чтобы отразить третий удар сил у него уже не было, все поплыло перед глазами, и он инстинктивно отшатнулся от ограждения стадиона, чтобы не рухнуть вниз с высоты. Опустив руку и покачиваясь на слабеющих ногах, Чайка ждал третьего завершающего удара, но его не последовало. Вместо этого он с удивлением заметил, как спартанец вскинул руки и рухнул замертво прямо перед ним, а на его месте возник Летис.
– Держись брат, – сказал ему расплывающийся Летис, подхватив друга на руки, – и не таких штопали.
Больше Федор ничего не видел, провалившись в небытие.
Глава четырнадцатая«Греческий вопрос»
Сколько времени Федор провалялся в бреду, балансируя между миром живых и мертвых, он не знал. Он, то приходил в сознание ненадолго, пытаясь собрать разбредавшиеся мысли воедино, то вновь терял его, отчаянно цепляясь за нить жизни. Когда он все же очнулся, – а боги пощадили его, не забрав к себе, – солнце просвечивало сквозь тканевые стены шатра. Слегка приподняв голову, Чайка увидел прямо у своей пастели вместо сиделки испещренное морщинами лицо Атарбала. Высокопоставленный военачальник был облачен в дорогие доспехи, выглядел бодрым и даже веселым, чего нельзя было сказать о Федоре.
– Очнулся, наконец, хвала богам, – проговорил Атарбал с сочувствием, – а мы уже не значил, что и думать. Столько жертв за твое здоровье принесли, что Баал-Хаммон давно уже должен был тебя вернуть, а ты все метался в бреду. Крепко тебя зацепил этот спартанец.
При слове «спартанец» у Федора в голове прояснело. Память стала быстро возвращаться. Ведь именно там, при захвате столицы Лакедемона его и ранили, едва не отправив на встречу с богами. Чайка попытался привстать, но едва пошевелившись, испытал сильную боль в левом боку, на котором нащупал повязку. Тем не менее, сознание он больше не потерял. Он пересилил боль и вновь попытался встать, – как-то неловко было беспомощно лежать перед таким человеком, как Атарбал. Но тот властным жестом остановил его.
– Лежи, ты еще слаб, – проговорил Атарбал, отлично понимая чувства Федора и постаравшись смягчить свои слова. – Лекари говорят, тебе еще несколько дней надо лежать. Ты дрался как лев и нет ничего постыдного в твоих ранах. Ты солдат. Благодари богов, что ты вообще выжил. Половина твоей армии там и осталась.
Чайка нехотя откинулся на подушку.
– Так мы взяли Спарту? – спросил он с некоторым сомнением в голосе, ведь окончания прорыва он сам не видел.
– Взяли, – подтвердил Атарбал, поправив ножны клинка, упиравшегося в землю, устланную в шатре коврами, – много потеряли хороших солдат, но взяли. И Лакедемон теперь наш.
Федор некоторое время осмысливал сообщение, пытаясь припомнить нечто, беспокоившее его во всем этом. Наконец, вспомнил.
– А Набиса удалось захватить?
Атарбал отрицательно повел головой.
– Нет. Но его нашли среди мертвых, как, затем и малолетнего царя Пелопа, убитого Набисом во время нашего штурма.
– Так он хотел сам стать царем, – пробормотал Федор, усмехнувшись.
– Конечно, – кивнул Атарбал, – решил воспользоваться ситуацией в надежде, что сможет отбиться. Но, не смог. В последний момент даже попытался откупиться и договориться, отправив к нам парламентеров. Он не понимал, что мы пришли не договариваться.
Федор посмотрел на стенку шатра, за которой светило солнце и колыхались причудливые тени проходивших мимо людей.
– Где я нахожусь? – поинтересовался Федор.
– Ты в Прасиях, – ответил Атарбал, – я велел перевезти тебя сюда.
И прищурившись, уточнил, словно проверяя, насколько Федор вошел в разум.
– Знаешь, где это?
– Знаю, – слабо усмехнулся Чайка, проведя рукой по волосам, – на побережье Спарты.
– Вот именно, – назидательно сказал Атарбал, поменяв позу в своем кресле, – и ради того, чтобы увидеть тебя, мне пришлось вернуться назад, в глубокий тыл, оставив свою армию на помощников.
– Глубокий тыл? – не поверил своим ушам Чайка, опять попытавшись приподняться, и, на этот раз он все-таки сел на пастели, хотя в ушах зашумело, – а где же сейчас линия фронта.
– Она все время изменяется, поскольку мы продвигаемся вперед достаточно быстро, – начал с туманного объяснения Атарбал, хлопнув себя по коленкам, – в последний раз, когда я садился на корабль, передовые части атаковали приграничные поселения Мегары, оставив захваченный Коринф за спиной.
– Коринф уже наш? – пробормотал изумленный Федор, казалось, еще вчера только ступивший на землю Лакедемона, – а, значит, и Аргос тоже наш и…
– Не трудись напрасно, напрягая память. Весь Пелопонесс наш, – подтвердил ему Атарбал, – включая твоих друзей из Ахейского союза.
– Сколько я провел без памяти?
– Почти двадцать пять дней, – спокойно сообщил ему Атарбал.
– Как быстро все изменилось, – в изумлении пробормотал Чайка.
– Не так уж быстро, – возразил командир африканцев, – и не слишком легко. Нам пришлось хорошо потрудиться, пока ты выбыл из строя. Ранив тебя, эти проклятые спартанцы оказали услугу всем остальным, лишив армию такого полководца и задержали наше продвижение до тех пор пока я не нашел достойного приемника. К счастью Ганнибал не пожалел на это ни времени, ни денег и в итоге сил у нас хватило на все.
Федор некоторое время сидел, молча, теребя воротник туники. Ему было трудно представить, что он «проспал» захват Пелопонесса.
– И что все они сдались без боя?
– Конечно, нет, – спокойно ответил Атарбал. – Воины Аргоса дрались серьезно, но мы сломили их сопротивление. Проще всего было с Аркадией и ахейцами, они итак были уже обескровлены благодаря войне со Спартой. Так что, разоружив остатки армии союза прямо в Лаконике, мы объявили им о заговоре и двинули туда свои войска. Аркадия вздумала сопротивляться, поэтому там пришлось повоевать, все больше штурмуя города. Но серьезных сил Аркадцам собрать не удалось и мы очень скоро оказались на побережье Ахайи, куда сбежал их стратег после неожиданного известия из Спарты.
Атарбал, устав сидеть, встал и прошелся вдоль пастели Федора, который слушал его внимательно, стараясь не пропустить ни слова. Ведь, за то время, пока он находился в бреду, греческий мир изменился почти до неузнаваемости.
– Твоего друга Филопемена мы обвинили в заговоре против македонцев, организованном на деньги египтян. Ну, ты помнишь об этом, надеюсь, – вещал карфагенский военачальник, измеряя шагами походный шатер. – Сбежать морем он не успел или не захотел, надеясь оправдаться перед Филиппом. А до тех пор укрылся в Патрах, и это стало роковой ошибкой. При захвате города его пришлось умертвить, поскольку сдаваться он не захотел. Вот так и закончилась история Филопемена.