Я снова обошел подвал. Ничего не пропустил? Мне казалось, что пропустил, но что? Без аспектов я не понимал, что именно знаю. Одиночество не давало покоя. Пройдя мимо Диона, я поймал себя на том, что не могу распознать его эмоции. Выражение лица юноши говорило мне не больше, чем какие-нибудь комки грязи. Что он испытывал? Радость? Печаль?
«Прекрати, — мысленно сказал я себе, весь покрывшись потом. — Все не настолько плохо».
Со мной не было Айви, но это вовсе не означало, что я не способен общаться с себе подобными. Верно?
Дион расстроен. Это очевидно. Он сидел, уставившись на несколько клочков бумаги в руках. Ссылки на строфы из Библии, которые оставляла в карманах мать.
— Она записывала только номера стихов, — сказал он, посмотрев на меня. — Так что я даже не знаю точно, о чем в них говорится. Хотя можно подумать, тогда от них был бы какой-то толк!
Он разжал кулак и выбросил скомканные записки. Они разлетелись и посыпались на пол как конфетти.
Я стоял и чувствовал себя примерно так же ужасно, как выглядел Дион. Необходимо как-то наладить взаимопонимание. Не знаю, почему, но внезапно мне показалось, что без этого не обойтись.
— Ты так боишься смерти, Дион? — спросил я.
Наверное, не самые подходящие слова, но лучше было говорить, чем молчать.
— А почему я не должен бояться? — ответил он. — Смерть — это конец. Дальше ничего нет. Тупик.
В его глазах мне почудился вызов. Когда я не ответил сразу, он продолжил:
— Не станете убеждать меня, что все кончится хорошо? Мама всегда говорила, что хороших людей ждет награда, но человека лучше Паноса еще было поискать. Он потратил жизнь, пытаясь найти средство от всех болезней! И что с ним стало? Погиб по нелепой случайности.
— Почему ты считаешь, что смерть — это конец? — спросил я.
— Потому что так и есть. Учтите, у меня нет настроения выслушивать всякую религиозную…
— Я не собираюсь читать тебе проповедь, — перебил я. — Я тоже атеист.
Паренек посмотрел на меня с удивлением.
— Серьезно?
— Вполне. Почти на пятнадцать процентов. Хотя, надо признать, некоторые части моего разума взялись бы спорить, что они агностики.
— На пятнадцать процентов? Это не считается.
— Неужели? То есть ты берешься судить мою веру? Что «считается», а что нет?
— Нет, не берусь, но, даже если бы все обстояло так, как вы говорите, атеист на пятнадцать процентов — по большей части все равно верующий.
— Точно так же, как и ты хотя бы отчасти до сих пор веришь в Бога, — сказал я.
Взглянув на меня, Дион покраснел. Я устроился рядом с ним, напротив того места, где недавно случилось небольшое происшествие.
— Я понимаю, почему людям хочется верить, — произнес Дион. — Я не какой-нибудь вздорный мальчишка, каким, наверное, кажусь вам. Я размышлял, я задавался вопросами. Для меня в Боге мало смысла. Но иногда, заглядывая в бесконечность и представляя, что я просто… перестану существовать, мне кажется, я понимаю, почему люди выбирают веру.
Айви захотела бы, чтобы я попробовал переубедить мальчика, но ее не было поблизости. Поэтому я спросил:
— Дион, как думаешь, время бесконечно?
Он пожал плечами.
— Ну же, — подтолкнул я. — Ответь. Хочешь утешения? Возможно, я знаю решение твоей проблемы или, по крайней мере, его знает мой аспект Арно. Но сначала ответь, время бесконечно?
— Думаю, никто точно не знает. Но да, я считаю, что оно бесконечно. Даже после того, как нашей вселенной придет конец, будут происходить другие события. Не в этом, так в других измерениях, других местах, других больших взрывах. Материя и пространство вечны.
— Следовательно, ты бессмертен.
— Может быть, мои атомы, — ответил он. — Но не я сам. И не нужно нести метафизическую еру…
— Никакой метафизики, — пообещал я. — Только теория. Если время бесконечно, то все, что может случиться, случится в будущем или уже случилось. А значит, ты уже жил в прошлом, Дион. Как и все мы. Даже если Бога нет — ни ответов, ни божественности — мы бессмертны.
Паренек нахмурился.
— Подумай вот о чем, — продолжил я. — Вселенная бросила свои космические игральные кости, и получился ты — наполовину случайная комбинация атомов, синапсов и химикатов, которые предопределяют твою личность, память и само существование. Но если время длится вечно, рано или поздно эта комбинация повторится. Возможно, пройдут сотни триллионов лет, но она повторится. Ты. Та же память, та же личность. В контексте бесконечности, парень, мы будем жить снова и снова.
— Я… если честно, не знаю, можно ли назвать это утешением. Даже если это правда.
— Правда? — спросил я. — Я думаю, тут просто есть над чем поразмыслить. В бесконечности любая возможность превращается в реальность. Поэтому повторишься не только ты, но также любая твоя возможная версия. Иногда ты будешь богатым, иногда — бедным. Вполне вероятно, что однажды в будущем после повреждения мозга ты обретешь свои сегодняшние воспоминания, даже если в том будущем никогда не переживал ничего подобного. То есть снова окажешься собой, целиком и полностью, и не из-за какой-то мистической ерунды, а по законам обычной математики. Самый невероятный шанс, помноженный на бесконечность, сам становится бесконечностью.
Я поднялся и склонился над пареньком, заглянув ему в глаза и положив ладонь на плечо.
— Любая вариация, Дион. В какой-то момент появится твоя точная копия, с теми же мыслями, но родившаяся в богатой семье. Твоих родителей убьют, и ты решишь бороться с несправедливостью. Это случилось. Или случится. Ты ищешь утешения, Дион? Что ж, когда к тебе подкрадется страх смерти, когда тьма станет нашептывать в уши, не прячься и смело скажи: «Я не стану тебя слушать. Я — это бесконечные Бэтмены».
Паренек моргнул.
— Никто никогда не говорил мне ничего настолько странного.
Подмигнув, я оставил его наедине с мыслями и вернулся к Одри. Не знаю, насколько я сам верил в то, что сказал, как-то само так получилось. Если честно, вряд ли вселенная справится со столькими Бэтменами.
Может, смысл существования Бога как раз и заключался в том, чтобы не допустить подобной чепухи.
Взяв Одри за руку, я тихо проговорил:
— Одри, посмотри на меня, сосредоточься.
Моргая, она подняла заплаканные глаза.
— Прямо сейчас мы сядем и подумаем, — сказал я. — Сопоставим все, что знаем, и придумаем, как выбраться.
— Я не могу…
— Можешь. Ты — часть меня. Ты — часть целого и имеешь доступ к моему подсознанию. Ты все исправишь.
Наши взгляды встретились, и, по-видимому, часть моей уверенности передалась девушке. Она резко кивнула и полностью сосредоточилась. Я ободряюще улыбнулся.
Наверху открылась и захлопнулась дверь в дом.
«Давай же, Одри».
Было слышно, как Зен обошла строение и стала греметь замком на двери в подвал.
«Давай же…»
Одри вскинула голову и посмотрела на меня.
— Я знаю, где тело.
— Тело? — повторил я. — Одри, нас почти…
— Оно не у нанимателей Зен, — перебила Одри. — И у «И-3» его тоже нет. Диону ничего не известно. Я знаю, где тело.
Дверь в подвал распахнулась. Поток света, затопивший помещение, высветил в проеме силуэт Зен.
— Мистер Лидс, — произнесла она, — пойдемте со мной, нужно допросить вас отдельно. Это не займет много времени.
Я похолодел.
20
— Вот черт! — воскликнула Одри, отодвинувшись от меня. — Нужно что-то делать! А то она тебя убьет.
Я повернулся к Зен. Ее одежда блистала элегантностью, словно передо мной стояла финансовый директор какого-нибудь манхэттенского издательства, а не женщина-киллер. Зен спустилась по ступеням с притворной беспечностью. Эта беспечность вкупе с напряженностью, прозвучавшей в голосе, говорили сами за себя.
Она собиралась устранить меня.
— Они действительно решились? — спросил я. — Возникнут вопросы. Проблемы.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
Зен вытащила пистолет.
— Нам обязательно играть в эту игру, Зен? — произнес я, лихорадочно выискивая способ потянуть время. — Мы оба знаем, что у тебя на уме. Зачем следовать настолько некомпетентным приказам? Ты окажешься в опасности. Многие будут искать меня.
— Думаю, не меньшее количество людей только порадуется, что вы больше не ставите им палки в колеса, — проговорила Зен.
Она вытащила глушитель и стала прикручивать его к пистолету, отбросив всякое притворство.
Одри захныкала. Дион, стоит отдать ему должное, поднялся с пола, не желая встретить смерть сидя.
— Вы их слишком достали, мистер Псих. Они вбили себе в голову, что вы хотите уничтожить их во что бы то ни стало, и ответили так, как ответил бы любой забияка, которого толкнули. Они хотят ударить как можно больнее и надеются, что это спасет ситуацию. — Зен подняла пистолет повыше. — Что касается меня, я способна сама о себе позаботиться. Но спасибо за беспокойство.
Весь взмокнув, я в панике уставился на дуло пистолета. Ни надежды, ни плана, ни аспектов…
Но Зен об этом не знала.
— Они вокруг тебя, — прошептал я.
Женщина заколебалась.
— Некоторые полагают, — продолжил я, — что я вижу привидений. Если ты читала обо мне, то понимаешь, о чем речь. Я совершаю невозможные вещи. Знаю то, что не должен знать. Потому что мне помогают.
— Вы просто гений, — ответила Зен, но ее взгляд скользнул в сторону.
Да, она читала обо мне. И много, раз сообразила, как избавиться от аспектов.
Однако никто не мог заглянуть в мой мир и остаться… нетронутым.
— Они нас отыскали, — сказал я. — И стоят на ступенях за твоей спиной. Чувствуешь, Зен, как они наблюдают за тобой? Чувствуешь чужие руки на своей шее? Что станешь делать с ними, когда устранишь меня? Мои духи будут преследовать тебя всю жизнь до самой смерти.
Зен сжала челюсти. Казалось, что она из последних сил старается не обернуться. Неужели сработало?
Женщина глубоко вздохнула.
— Это не единственные духи, которые меня преследуют, Лидс, — прошептала она. — Если ад существует, я давно заработала в нем местечко.