– Не болтай глупостей, Скавр. Сенпат и я всегда рады помочь тебе чем можем.
Марк нахмурился: впервые за весь вечер она упомянула о своем муже. А безумные надежды уже начинали тлеть… Марк вспомнил анекдот, который слышал от Итзалина. Зная, что у Неврат хорошее чувство юмора, он рассказал его, причем гораздо лучше, чем чиновник.
– Забавная история, – засмеялась она. – Как там? «…Чтоб его взял Скотос»?
Марк повторил заключительную фразу анекдота, и Неврат снова засмеялась. Ее черные глаза сияли, улыбка была широкой и счастливой. Неврат – одна из тех редких женщин, которые становятся краше, когда оживляются, подумал Марк.
Светильник погас. Марк поднялся и, взяв бутылочку с маслом, заправил светильник. Ему пришлось пройти совсем близко от Неврат. Внезапно он протянул руку и коснулся ее вьющихся черных волос. На ощупь они оказались жестче, чем он предполагал.
Неврат тоже встала и посмотрела ему прямо в лицо. Марк шагнул вперед, желая обнять ее.
– Марк, – сказала она.
Она произнесла его имя так, словно держала в руках голову Горгоны. Марк застыл, будто превратился в каменную статую. Мгновение назад он был готов сжать Неврат в объятиях…
Неврат глядела на него с нежностью и острым состраданием, но на ее лице Марк не прочел ни следа того желания, которое сжигало сейчас его.
– Это ведь нехорошо? – тупо спросил он, заранее зная ответ.
– Прости, но это так.
Она хотела положить руку ему на плечо, но остановилась. Это было даже хуже слов.
– Я должен был знать заранее… – Он отвел взгляд в сторону, иначе не смог бы договорить до конца. – Ты всегда так тепло относилась ко мне, так сочувственно… Я надеялся… Я думал… Я разрешил себе поверить, что…
– Что за дружеским теплом скрывается нечто большее, – заключила она. Марк кивнул, все еще избегая ее взгляда. – Я видела, – сказала Неврат. – Я все видела. Я не знала, что делать. Но в конце концов решила просто поговорить. Я не хочу никого, кроме моего Сенпата. Правда, Марк.
– Вы оба такие счастливые, – сказал Марк. – Я думал об этом много раз.
Он пытался удержать дрожь в голосе, но это оказалось не легче, чем сражаться, получив смертельную рану.
– Я знаю, что мы счастливы, – отозвалась она тихо. – Поэтому я пришла к тебе сегодня, чтобы сказать то, что должна сказать. А не просто по-дружески поболтать, как обычно. Эта смешная история о богаче, который хотел стать актером… – Она мимолетно улыбнулась. – Я просто хотела бы оставить все, как прежде. Но тогда, в таверне…
– Я все испортил.
– Нет! – В первый раз Неврат рассердилась. – Я не обвиняю тебя. Какое я имею право?.. Что удивительного в том, что ты пытался найти новое счастье? У тебя была любовь, но ты потерял ее. Нет дурного в том, чтобы искать ее вновь. Мне так жаль, что я причинила тебе боль. Особенно сейчас. Поверь, это последнее, чего бы я хотела…
– Неважно. Я сам во всем виноват.
– Важно. Может быть, мы все-таки сможем остаться друзьями? – Она, должно быть, хорошо чувствовала его настроение, потому что быстро добавила: – Подумай, прежде чем сказать «нет». Кроме того, как мы объясним это Сенпату?
Трибун вдруг, словно со стороны, услышал свой голос. Кажется, он обещал не разрывать дружбу. К своему удивлению, он обнаружил, что верит в это. Друзей у него было не много. И он слишком дорожил теми немногими, которые у него все-таки были. Не имеет значения, какие чувства он испытывает к Неврат сейчас. Не первый год они берегут друг друга.
– Вот и хорошо, – сказала она оживленно. – В таком случае наша следующая встреча не отменяется?
– Нет.
– Через три дня?
Марк кивнул.
– Тогда до встречи. Я буду очень рада увидеть тебя. Верь этому! Всегда.
Неврат улыбнулась – немного более осторожно, чем раньше. Но не слишком. Марк смотрел, как она закрывает дверь, слушал, как затихают ее шаги.
Скавр положил кувшин обратно в сундучок. Пожалуй, все к лучшему. Сенпат – хороший человек, близкий друг трибуна. Какое Марк имеет право наставлять ему рога? В глубине души он и сам хорошо все знал.
Выпрямившись, Марк с силой пнул сундучок. Вывихнутый палец пронзила боль. Глиняный кувшин разбился. Проклиная судьбу, вино и больную ногу, Марк взял тряпку и принялся вытирать большую лужу. К счастью, вина в кувшине оставалось совсем немного. Марк потушил лампу и забрался в постель. Его сотрясал горький смех. Ему следовало знать заранее!.. И нечего воображать, будто у него сегодня был хороший день. С тех пор как Хелвис оставила его, у него не могло больше быть хороших дней.
Большой палец правой ноги распух и стал в два раза больше, чем следовало бы. Кроме того, он приобрел фиолетово-желтую окраску. В первый же день один из чиновников вежливо поинтересовался, почему господин эпаптэс хромает.
– Я дал хорошего пинка своему гардеробу, – ответствовал Скавр, пожимая плечами и предоставляя бюрократу гадать, что имеется в виду. Иногда правда бывает куда лучше самой замысловатой лжи.
Двумя днями позднее, видя, что мысли эпаптэса чем-то отвлечены, один из писцов довольно неловко попытался покрыть мелкую кражу хитроумными расчетами. Марк легко обнаружил уловку, подхватил пачку нужных счетов и с шумом, поднимая пыль, обрушил их на стол несчастного чиновника.
– Жулик, – презрительно сказал он. – Прошлой зимой Пикридий Гуделин прибегал к этому фокусу, чтобы нацепить себе на палец кольцо с изумрудом, который был достаточно велик, чтобы им можно было подавиться. А ты пытаешься сделать то же самое, чтобы спереть какие-то два золотых.
– Что… что ты теперь со мной сделаешь, высокочтимый господин? – задрожал бюрократ.
– За два золотых? Если они тебе так нужны, можешь их взять на бедность. Но если в следующий раз я обнаружу в твоих документах пропажу хотя бы одного медяка, ты на своей шкуре изведаешь, как тепло и уютно в тюряге, что под государственными архивами на Срединной улице. Относится ко всем, – добавил Марк. Чиновники напряженно прислушивались к этому разговору, хотя виду не подавали.
– Благодарю, благодарю тебя, великодушный господин, – лепетал воришка, все еще не веря в свое спасение.
Марк коротко кивнул ему и направился к своему столу. Проходя мимо Итзалина, он задержался:
– Ты подготовил ведомости для выплаты жалованья римлянам в Гарсавре?
– Мне необходимо… э-э… проверить некоторые данные, чтобы быть уверенным… – осторожно ответил Итзалин.
«Не подготовил», – без труда перевел эти слова Марк. Он глубоко вздохнул.
– Итзалин, друг мой. Я был с тобой терпелив. Если ты выведешь из себя Гая Филиппа, вряд ли он проявит столь же великую кротость. Я знаю этого человека, ты – нет. Прими эти слова как предостережение, друже, ибо я желаю тебе добра.
– Разумеется. Будет выполнено немедленно.
– Я проверю.
Трибун скрестил руки на груди и стал ждать. Когда Итзалин уяснил, что римлянин не собирается уходить, он отложил в сторону документы, над которыми работал, и снял с полки книгу, где были перечислены все расходы на войска в западных провинциях. Окунув перо в чернильницу, Итзалин .g%-l медленно начал выводить, буква за буквой, разрешение на выплату денег. Марк наконец отошел.
Град забарабанил по стеклу. От неожиданности трибун вздрогнул. Больная нога тут же напомнила о себе и заставила пожалеть о резком движении.
Зима уже близко, подумал Марк. Газоны у дворца покрыты легким снежным одеялом. А Марк так надеялся, что плохая погода продержится еще немного. Несмотря на то что он дал обещание Неврат, он чувствовал, что не готов встретиться с ней так быстро – то есть уже завтра. Может быть, снегопад заставит васпуракан отложить встречу.
Комната, где жил Марк, была теплой. Да, хорошо, что чиновники так жарко топят в своем крыле Большой Тронной Палаты. Марк невольно посочувствовал своим друзьям, затерянным в необъятной степи. И – эгоист! – еще больше порадовался тому, что сидит в тепле и уюте.
Глава четырнадцатая
Глухо завывая бешеным псом, ветер бросал комья снега в лицо Батбайяна, превращал густые усы Виридовикса в сосульки. Борода покрывала подбородок и щеки кельта – он не брился уже много дней и не знал, удастся ли сделать это когда-нибудь снова. Ледяной ветер пробрался под меховую куртку, холодной струей погладил спину. Виридовикс выругался. Эта куртка была ему маловата. Она принадлежала одному из всадников Варатеша, но вряд ли когда-либо потребуется этому негодяю теперь. Виридовикс шумно вздохнул. Дыхание белым паром вырвалось у него изо рта. Поневоле он вспомнил «пуховой шатер» Тартигая.
Сам Таргитай, шатер вождя – все шатры его клана – все уже превратилось в пепел… Безжалостный и точный, Варатеш дал клану ровно три дня, чтобы хаморы могли позаботиться о тысяче ослепленных, беспомощных людей. Люди обезумели от горя. Племя Таргитая, потерявшее вождя, обремененное слепцами, не успело уйти. И Варатеш нанес ему окончательный удар, уничтожив клан до последнего человека.
Виридовикс и Батбайян пасли овец далеко от шатров, иначе они, несомненно, погибли бы вместе с остальными. Вечером, когда они вернулись, их встретило ужасное зрелище, от которого кровь стыла в жилах и душа переворачивалась. Да, Варатеш в своем роде талант, прирожденный вождь. Он умудрился добиться железной дисциплины среди своих отщепенцев и убийц. Клан Волка был вырезан за несколько часов. Когда двое уцелевших возвратились к шатрам, бандиты уже исчезли. Все было кончено. Кончено навсегда.
Виридовикс и Батбайян медленно ехали сквозь мертвящую, неправдоподобную тишину. Негромкие слова отдавались в этой пустыне страшным эхом. Перебиты были все – даже маленькие собачки, что перебегали от шатра к шатру, подбирая объедки.
Виридовикс странно притих и замолчал. Лицо Батбайяна исказилось от муки. Горе было слишком глубоко для слов. То и дело один безмолвно кивал другому, когда видел труп кого-нибудь из близких.
У шатра вождя лежал Рамбехишт со стрелой под лопаткой. Рядом валялись три мертвых бандита – молчаливые свидетели того, что суровый хамор дорого продал свою жизнь. Может быть, он действительно хотел какнибудь отплатить Виридовиксу за то давнее поражение в кулачном бою? Никогда уже Рамбехишт не сможет сквитаться с верзилой-кельтом…