Лэннинг обнаружил холм, на вершине которого возвышалась башня эбонитового цвета. Здание было обширным, но приземистым, окруженным бесчисленными колоннадами из мощных колонн квадратной формы. Из самого его центра вырастал столб самой черноты, густой и отчетливой тьмы, широко расползавшийся в небе, словно дымный хвост невиданного торнадо.
– Башня тиран, где правит Гларат, – поспешил объяснить Уил. Он снова работал с кнопками. – А теперь смотри сюда!
Поселение, состоящее из неуклюжих строений, приблизилось. Марширующие колонны гигантских антропоидов быстро окружали деревню, сгоняя поселян – с простодушными лицами, крепких и грубоватых на вид, хотя при этом оборванных и явно голодающих – с их полей.
– Это жестокое мероприятие имело место, когда я находился в тюрьме, – прошелестел старик. – Вина людей состояла в том, что они не уплатили налоги Сорэйнье и десятину для тиран. И причина такова – не было зерна для уплаты налогов, ибо Сорэйнья и ее лорды просто так, из спортивного интереса, растоптали и уничтожили большую часть полей.
Вооруженные золотыми топорами и короткоствольными ружьями из малинового металла (из него же были их собственные устрашающие челюсти), шестиногие воины закончили окружать деревню. А затем из красной цитадели выехала бронированная повозка, разорвавшая круг гигантов. Из нее вырвался яркий белый луч, и жалкие домишки разом вспыхнули. Ветер погнал стену огня через деревню.
Полностью человеческая фигура в алых доспехах и шлеме с черным плюмажем спрыгнула с повозки и присоединилась к огромным черным людям-муравьям. Тонкая золоченая шпага так и мелькала, безжалостно разя мужчин, и женщин, и детей, выбегавших из пламени, пока, наконец, чудовищная резня не была окончена. Затем человек отвернулся от выжженного места, поднял шпагу в триумфальном жесте, и снял шлем. Волна золотистых волос рассыпалась по плечам, покрытым алой кольчугой. У Лэннинга кровь прилила к голове, острая боль пронзила сердце.
– Послушай, так это же… – выпалил он. – Это Сорэйнья!
– Сорэйнья, – прошептал Мак-Лэн. – Прекрасная королева Гирончи.
Он повернул переключатель, и Сорэйнья исчезла, вместе со своим черным воинством, в переливающейся прозрачности хрустального блока. Он поднял безжизненные глаза на Лэннинга; в глазах колыхалась жгучая ненависть и боль. Его искалеченные руки сжались, потом расслабились и вновь поднялись к груди, чтобы прикоснуться к маленькому цилиндру серебристого металла, свисающему с шеи.
– Так уж случилось, что Гирончи стал первым миром будущего, среди других возможных, обнаруженных хроноскопом, – заговорил он. – Случилось так, что я узрел Сорэйнью, прекрасную в своих доспехах, сражавшуюся на шпагах с одним из людей-муравьев.
Ты знаешь, какая она – ну, в общем, привлекательная. В первый раз направление прибора было ограничено ее юностью; тогда варварские сцены были редкостью. Не забывай, Денни, я был тридцатью годами моложе, чем сейчас, когда впервые увидел ее в 1945-м. Ее великолепие, воинская доблесть ее империи – я был покорен.
И, отказавшись от всех других возможных миров, я стал следить за ней месяцами – даже годами. Я тогда еще не знал, какой вред может нанести временной поисковый луч, – он склонил свою белую голову и умолк на мгновение. – Но не существует такого процесса, который обнаружил бы состояние электрона без изменения этого состояния. Кванты моего сканирующего луча были поглощены атомами, которые его отразили. Результатом стал рост вероятностного фактора Гирончи – и в этом-то и состоит корень всей трагедии.
Лицо в шрамах исказила гримаса боли.
– Это целиком моя вина. Ибо до того, как я осознал это, абсорбция отрезала возможности для всех других миров, и Гирончи стал единственным миром, который достигала ограниченная сила моего прибора. И это ослепило меня, я не понимал, что совершаю преступление. И, боюсь, тебе не понять моей страсти по отношению к Сорэйнье!
– Я понимаю, – беззвучно, одними губами, отозвался Лэннинг.
В глазах старого ученого вновь вспыхнул огонь, и он прикоснулся к серебряной трубочке.
– Я наблюдал за ней в хроноскоп, – звучали его слова. – Иногда я просто приходил в отчаяние из-за того, как она далеко от меня во времени и вероятности, а иногда делал отчаянные усилия. Потому что решил покорить время и соединиться с ней в Гирончи.
В 1952 году, после семи лет бесплодных попыток, я стал способен наладить коммуникацию. При помощи увеличения мощности и фокальной резкости темпорального излучения я смог спроецировать говорящий образ себя самого в крепость Сорэйньи.
Лицо Мак-Лэна исказило страдание. Над челюстями заходили желваки, дыхание стало неровным, сбивчивым; лишь через пару минут он смог заговорить снова:
– Так что я обратился к Сорэйнье. Вначале она казалась удивленной и встревоженной. Но затем, после нескольких моих визитов в ее апартаменты, ее отношение внезапно переменилось: скорее всего, без совета Гларата не обошлось.
Он с хрустом сцепил пальцы.
– Она улыбалась, – продолжал старик. – Радушно принимала меня и приглашала навещать ее снова. И еще – начала расспрашивать меня о моих открытиях – сказав, что, возможно, жрецы гиран, будучи учеными, смогут разрешить стоящие передо мной проблемы. И если я смогу прибыть в Гирончи, то разделю с ней трон.
Лэннинг закусил губу, сдержав тяжелый вздох. Память о визитах Сорэйньи язвила его душу. Но он не стал прерывать рассказчика.
– Недостаточное доверие к жрецам спасло меня от того, чтобы зайти слишком далеко, – рассказывал Мак-Лэн. – Зато поощрение Сорэйньи удвоило мои усилия. Существует громадное сопротивление перемещению любого тела во времени. Ибо пересечения линий имеют якоря как в прошлом, так и в будущем. Исчезновение живого человека, могущего исказить все будущее, попросту невозможно. И даже перемещение инертной массы требует огромной энергии.
И вскоре я понял, что лишь сила, не меньшая, чем атомная энергия, способна преодолеть сопротивление. И вот я, при помощи поискового луча моего хроноскопа, настроился на изучение атомной энергетики будущего. Но здесь мне пришлось столкнуться с некоторыми трудностями.
Прибор, помимо всего прочего, мог лишь выяснить вероятности, а детали, особенно в письменных и печатных документах, остаются неясными. И Лос-Аламос, и Кремль были полностью доступны для изучения. Я ознакомился с трудами многих ученых будущего: Джона Барра, Ивора Гироса и многих других. Но самые важные работы оставались в тени.
Наконец, я обнаружил существующий в природе закон соответствия и последовательности, работающий скорее в пятом измерении, нежели во временном. И он накладывает ограничения на изучение чего-либо. И его влияние на последующие события создает реальность из вероятностей. Именно этот высший закон сводит на нет все банальные глупости, встречающиеся в старых взглядах на путешествия во времени, наподобие таких: путешественник возвращается в другое время и убивает сам себя. Знакомая логика причинно-следственной связи не исключается; только распространяется на высшее измерение.
При помощи поискового луча я смог заглянуть за завесу военной секретности. Изучал урановые и водородные бомбы, нашел их для себя бесполезными. Первые, довольно грубые атомные реакторы были не лучше.
Лишь мой независимый поиск в области атомной энергетики помог мне вызывать и контролировать взрыв водорода с превращением последнего в более тяжелые элементы. Первый водородный реактор я построил в 1958-м. Он вырабатывал восемь тысяч лошадиных сил, умещаясь при этом у меня на ладони. Но слушай дальше!
Он сделал паузу, позволив Лэннингу послушать тихую вибрацию приборов на уровне пола. Вид у него при этом был торжествующий.
– Мощь трехсот Ниагар! – прошептал он. – Заключенная в одной ложке воды. Энергия, которая может разрушить целую стену времени! И я нашел нужную кнопку – само поглощение темпорального луча, так беспокоившее меня, вызывается полем сопротивления, на которое реагируют наши двигатели. В течение двух лет я безвылазно сидел над «Хронионом». Предназначенный исключительно для путешествий во времени – не в качестве боевой машины, – он был закончен в июне 1960-го. И я немедленно покинул свою уединенную лабораторию в Скалистых горах Колорадо и отправился в Гирончи. – Шепот ученого превратился в горестный стон. – Я был идиотом. Я надеялся заполучить Сорэйнью и разделить с ней ее алмазный трон.
И сильнейший спазм агонии искривил его бледное лицо.
Глава 7Командир легиона
Скрежещущий шепот прекратился. Старый Уил Мак-Лэн проворно ковылял по помещению, изучая показания приборов, проверяя клапаны. Его скрюченные пальцы, испещренные шрамами, ловко бегали по кнопкам, крутили сияющий штурвал. Слушая звук монотонного гудения реактора внизу, Лэннинг понимал, что «Хронион» снова в пути, двигаясь сквозь синюю мерцающую дымку. Но куда? Сквозь время?
– Я отправился гуда один, так как «Хронион», несмотря на миллионы лошадиных сил, не мог переместить команду из живых людей из их места во времени – в иное, – Мак-Лэн вновь вел свой рассказ, не сводя глаз с Денниса. – Но даже в одиночку мне было очень трудно. Перегруженную цепь замкнуло, произошел взрыв. Лаборатория загорелась, я был серьезно ранен. И сам несчастный случай настолько ослабил мои будущие перекрестные линии, что путешествие просто могло вывести меня из игры. В тот самый момент, когда горящее здание разрушилось, мы вырвались и ушли во временной поток.
Темные потухшие глаза смотрели теперь в сторону, в сверкающую бездну на экране.
– Ты уже видел Гирончи, при помощи хроноскопа, – старый ученый вздрогнул. – И одного взгляда на мое тело достаточно, чтобы понять, какого рода прием мне устроила Сорэйнья, когда я, наконец, прибыл в ее цитадель.
По склоненному лицу Уила вновь пробежала дрожь ненависти. Из глаз вдруг брызнули слезы. Изломанные, бескровные клешни рук опять, как будто бессознательно, стали перебирать серебряную трубочку на шее. Лэннинг быстро отвел взгляд, а Мак-Лэн продолжал: