— Амо Эел! — прошептал Жиль Хабибула. — Словно и не было этих сорока лет. Он не изменился. У него были самые быстрые руки на свете, не считая моих собственных! — Его бледные глаза замигали. — Что он здесь делает, Ханнас? Тебе не следовало его сюда пускать. Он знает твои штучки не хуже меня.
Тот улыбнулся.
— Брелекко был здесь еще до того, как построили Новую Луну, — сказал Ханнас. — Я предлагал ему десять тысяч долларов в день, чтобы он играл на заведение. Он отказался, сказал, что предпочитает брать эти деньги со стола. Так он и делает, но он гораздо скромнее тебя, Хабибула; ограничивает свой выигрыш десятью тысячами долларов в день. Я не жалуюсь на его присутствие. Он хорошо действует на публику.
— Ты прав. Он совсем неплох, — кивнул Жиль Хабибула. — Когда я его узнал, он был совсем мальчишкой, но весьма многообещающим.
— Брелекко — одаренный человек, — согласился Гаспар Ханнас. — Он просто волшебник, и это восхищает наших гостей. Он изобрел сверхшахматы, и никто не может его обыграть.
— Я никогда не пытался, — пробормотал Жиль Хабибула.
— Его квартира оборудована, как астрофизическая лаборатория, — продолжал Ханнас, — он талантливый ученый, а не только величайший игрок в Системе.
Глаза Хабибулы замерцали.
— Не считая, конечно, тебя, — торопливо добавил Ханнас.
Он сделал приглашающий жест белой рукой, и Амо Брелекко подошел к ним. Взглянув на старика в сером, он застыл на месте. Сверкающие драгоценности совершили дугу в воздухе вместе с его рукой.
Но толстая трость уже уперлась в тощее тело Брелекко. Пухлая ладонь сжала набалдашник.
— Не двигаться, Брелекко! — угрожающе зазвенел тонкий голос.
Рука в драгоценностях опустилась.
— Ах, Брелекко, — просипел Жиль. — За сорок лет ты меня не забыл.
— И никогда не забуду, Хабибула. — Голос Брелекко напоминал скрежет металла.
— В таком случае, Амо, тебе следует держать себя в руках, — мрачно посоветовал Жиль Хабибула. — По крайней мере, до полуночи.
Бесплотное, как у кадавра, лицо игрока исказилось неприятной гримасой.
— Выходит, ты охотишься на Василиска, Хабибула? — спросил он скрежещущим шепотом. — Есть древняя земная поговорка. Посылай вора ловить вора… Но я думаю, что даже это не поможет. Василиск — лучший вор, чем даже ты, Хабибула.
У Жиля перехватило дыхание, и трость взлетела. Но Амо Брелекко, насмешливо махнув тонкой рукой, повернулся к дальнему столику, за которым возникла суета.
— Мы скоро узнаем, — прошептал он. — Похоже, выигравший в опасности. И полночь вот-вот наступит.
Он пошел, словно желтый скелет, к столику. Следом поспешили трое легионеров и Гаспар Ханнас. Большинство игроков, когда они приблизились к столику, расступились. Очевидно, они испытывали страх перед зловещим Василиском, так что за столиком оставались лишь несколько человек. Вокруг них сомкнулся круг перешептывающихся зрителей.
Большинство из немногих, что остались, были легионерами в штатском. Но рослый бледный человек, представившийся как Чарльз Даррел, протолкался и подошел к столу вместе с высокой блондинкой. Брелекко встал возле крупье, глядя сквозь монокль на рулетку. Инженер Джон Комэйн склонился над своим загадочным устройством; наушники были у него на голове, и он чем-то щелкал на приборной панели. За столом остался лишь один игрок, и все внимание зрителей было сосредоточено на нем — маленьком, потрепанном человечке — Абеле Дэйвиане. Он выигрывал и дрожал от возбуждения. Толстые очки запотели, сморщенная кожа была покрыта потом. Поношенный пиджак расстегнут. Он с лихорадочной торопливостью выставлял жетоны и щелкал калькулятором. Жиль Хабибула остановился, озабоченно сопя. Но трое его спутников протолкались к столику, и маленький игрок посмотрел на них. Его возбужденные глаза заморгали. Он узнал их.
— Спасибо, мистер Ханнас, — насмешливо протянул он. — Моя система дала мне двадцать миллионов долларов. По-моему, неплохая награда за годы мытья посуды, за то время, когда я перебивался с хлеба на воду и берег каждый цент, чтобы проиграть за вашим столом. Но сейчас я хочу вас удивить.
Он нервно и алчно стал сгребать выигрыш.
— Вы издевались, мистер Ханнас, когда я приходил и просил у вас немного денег в долг. Вы говорили, что я пристрастился и что такие, как я, не выигрывают. Но сейчас я намерен увезти выигрыш домой, — пронзительный голос задрожал. — Прощайте, мистер Ханнас.
Он попросил у крупье мешок для денег. Синие жетоны, синтетические банкноты, сертификаты Зеленого Холла — все перекочевало туда.
Джей Калам бросил взгляд на Хала Самду и сделал властный жест столпившимся вокруг легионерам:
— Стерегите этого человека!
Маленький Абель Дэйвиан взял мешок, калькулятор и блокнот и устало поплелся прочь от стола. Он остановился.
— Нет, мистер Ханнас, — пробормотал он. — Я не вернусь.
Джей Калам напрягся и затаил дыхание. Он услышал необычный звук. Глубокий, вибрирующий гул, похожий на урчание огромного тигра, — зловещий и безжалостный. Звук был пронизывающим.
Абель Дзйвиан замерцал, словно его отгородил прозрачный занавес. Маленькое сутулое тельце, казалось, застыло на мгновение, как кадр киноленты при остановке проектора. Затем Абель Дэйвиан исчез.
В эту самую минуту Джей Калам услышал треск электрических разрядов и покалывание на коже. Он понимал, что какая-то сила тянет его к тому месту, где только что был Абель Дэйвиан, а затем его оттолкнуло назад. Джей Калам чувствовал головокружение, тошноту и не верил собственным глазам, ибо на том месте, откуда только что столь загадочно исчез маленький человек, стояло нечто чудовищное.
Глава IXТварь из ниоткуда
Когда блондинка приветствовала Чана Деррона по имени в казино, он остановился, пораженный и испуганный. Затем, глядя в ее сияющие глаза, заставил себя ответить на улыбку и пожал ее теплую ладонь.
— Не могли бы мы поговорить? — спросила она и кивнула, указывая в сторону. — Пойдем со мной. Я заказала столик на двоих в гриле возле Алмазного Зала. Мы сможем поговорить за обедом. А потом… Голос ее звучал, как музыка, и в черной глубине ее глаз светилось нечто страшное и холодное., как межгалактическое пространство.
— Затем, — тихо сказала она, и вновь ее лучистая улыбка заставила его сердце болезненно сжаться, — мы будем играть.
— Подождите, пожалуйста. — У Чана Деррона перехватило дыхание, и он попытался справиться с собой. Он отвел глаза и постарался придать своему лицу спокойное выражение. — Извините, — сказал он. — Вы самая красивая женщина на свете. Но я думаю, вы обознались. Я доктор Чарльз Даррел. Я прибыл сюда с Венеры. Очень сожалею, но прежде мы никогда не встречались. И я не знаю этого… Чана Деррона…
Красивая гордая голова качнулась из стороны в сторону, и роскошные платиновые волосы сверкнули в свете огромных алмазоподобных колонн казино. В черных глазах была насмешка, и Чан впервые заметил, что они слегка косят.
— Я не обозналась, — тихо сказала она. — А если вы не знаете Чана Деррона, я освежу вашу память. — Она быстро открыла сумочку, и он бросил взгляд на собственный портрет, над которым кричащий заголовок предлагал четверть миллиона долларов. Сумочка защелкнулась. — Итак, Чарльз, будете обедать?
В ее голосе, в светлой приглашающей музыке речи было что-то твердое. Чан Деррон попытался сдержать дрожь.
— Как скажете, дорогая, — сказал он наконец.
Возле массивного, окаймленного золотом портала они предъявили свои билеты. Чан бросил украдкой взгляд на билет девушки. На нем было имя Вани Элоян. Резиденция на Тула. Но это был такой же временный пропуск, как и у него.
В ресторане, занимавшем треугольное пространство между тремя круглыми залами, Чан усадил девушку за столик среди папоротников. Она заказала шампанское, он тоже.
— Вани Элоян, — тихо сказал он. — Но я думаю, Вани, что на самом деле вы — землянка. Я никогда не встречал каллистянку с такими манерами, хотя акцент позволяет предположить, что вы обучались в университете на Марсе. Думаю, что вы занимались наукой и музыкой. Я прав?
Белое лицо девушки вдруг застыло, и выражение на нем было серьезным, почти трагическим. У Чана в горле появился комок.
— Предпочитаю не говорить о себе. — Голос ее при всей музыкальности был холоден, как солнце на Нептуне. Черные глаза обожгли его ярким и страшным огнем. — Я пришла, чтобы встретиться с вами здесь, Чан Деррон, и задать вопрос. Что вы сделали с изобретением доктора Элероида?
Кровь отхлынула от лица Чана, оставив только серо-зеленую краску грима. Ледяные пальцы страха сжали сердце. Силы покинули его.
В тюрьме, на Эброне, он слышал этот вопрос десять тысяч раз, и сейчас один лишь этот звук вернул назад годы мучений. Два года он пытался совершить побег. Поэтому прежде, чем он смог заговорить, прошло некоторое время.
— Я не убивал доктора Элероида, — сказал он. — Я не похищал его изобретение. Обвинения лживы. Я — жертва чудовищного заговора. Поверьте мне, Вани…
Глаза ее сверкали холодом.
— Я вам не верю, Чан Деррон. — Ее голос звучал со смертоносной решительностью. — И вы не сможете бежать, пока я не узнаю, что вы сделали с секретом доктора Элероида.
Отчаянная сила ее голоса и горящие глаза заставили Чана испытать страх. Вдруг он заметил в этом лице, в этих глазах что-то знакомое.
— Вспомните, Чан Деррон, — предупредил его холодный голос. — Достаточно двух слов, чтобы оборвалась ваша жизнь, а также замечательная карьера Василиска.
Чан Деррон тяжело вздохнул и уселся в кресле поудобнее. Он смотрел, не отрываясь, на белокурую красавицу.
Он смотрел на нее, пока безмолвный официант не принес обед и не удалился. И то, что он увидел в ней, было гораздо более опасным, чем ее ледяной голос.
Грим на ее лице, казалось, исчез; платиновое сияние волос сменилось огненным блеском красного дерева. Он узнал это лицо!
Он изучал каждую черточку его в течение одиноких часов, рассматривая портрет, вывешенный на стенке кабины «Атома-Фантома» рядом с его собственным портретом. Это прекрасное и смертельно опасное существо не было женщиной! Это была Леруа — последнее из синтетических чудовищ-андроидов Эльдо Арруни. Цена ее жизни была сравнима с наградой за его голову.