– Ха! – сказал Макс. – А на кого работает купец?
Тави пожал плечами:
– Я дал кое-кому взятку. Возможно, сегодня вечером удастся узнать что-то новое. – Он искоса посмотрел на Макса. – Я слышал, где-то рядом есть нелегальный работорговец. Вроде бы ему удалось захватить нескольких человек из тех, кто сопровождает легион. Однако кто-то избил его до потери сознания, привязал к дереву, пробрался мимо его охраны и освободил рабов.
Макс приподнял свой защитный экран, встал и закричал:
– Да заберут тебя во́роны, Кардер, подними щит, или я врежу по твоей тупой башке, чтобы ты больше не забывал! Если копье Валиара Маркуса одержит победу над моими лучшими бойцами, ты будешь бегать кругами целую неделю!
Рекруты бросали в сторону Макса косые мрачные взгляды, пока Шульц не рявкнул, чтобы они приняли боевые стойки.
– Да? – сказал Макс Тави, снова усаживаясь на стул. – До меня тоже дошли слухи. Рад за того, кто это сделал. Никогда не любил работорговцев.
Тави нахмурился:
– Значит, не ты?
Макс нахмурился в ответ:
– И не ты?
– Нет, не я, – ответил Тави.
Макс прикусил губу и пожал плечами:
– Это не я. Здесь полно фригийцев. Они ненавидят работорговцев. Во́роны, их многие ненавидят. Я слышал, что в Церере есть большой отряд, они по ночам разгуливают в масках по улицам и вешают работорговцев, которые попадают к ним в руки, и тем приходится нанимать целую армию телохранителей, чтобы не погибнуть. Наверное, мне бы понравился город Церера.
Тави нахмурился и посмотрел на восток.
– Ладно, – пробормотал Макс. – Извини. Встреча твоей семьи.
Тави пожал плечами:
– Мы планировали пробыть там всего месяц или около того. Наверное, они уже уехали.
Макс продолжал наблюдать за упражнениями рекрутов, но его лицо заметно помрачнело.
– Ну и как оно?
– О чем ты?
– Как оно: иметь семью?
Тави выпил еще один ковш воды.
– Иногда кажется, что они меня душат. Я знаю, что они тревожатся, но меня это бесит. Их беспокоит, что я не могу управлять фуриями. И все же я рад, что они есть. Я всегда знал, что они мне помогут, если возникнет проблема. Иногда по ночам, когда мне снились плохие сны или я не мог заснуть, я жалел себя. И тогда я вставал, подходил к их комнатам и видел: они здесь, рядом. Я возвращался в свою постель и засыпал.
Выражение лица Макса не изменилось.
– А какой была твоя семья? – спросил Тави.
Макс секунду молчал.
– Боюсь, я недостаточно пьян, чтобы ответить на этот вопрос.
Однако разговор о семье первым начал Макс. Возможно, он хотел поговорить, и сейчас его следовало подтолкнуть.
– Ты попытайся, – сказал Тави.
Повисло долгое молчание.
– Обычно их не было рядом, – наконец заговорил Макс. – Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Она была рабыней из Родиса, ты знаешь.
– Да, я знаю.
Макс кивнул:
– Я плохо ее помню. Мой отец почти все время проводил на Стене. Он возвращался в Антиллу только летом, и за целый год у него накапливалась куча работы. Он спал три или четыре часа в день и ненавидел, когда ему мешали. Один раз он обедал со мной. А еще он дал мне один или два урока магии. Иногда я ездил вместе с ним посмотреть на рекрутов. Но мы почти не разговаривали. – Его голос зазвучал совсем тихо. – Бо́льшую часть времени я проводил с Крассом и мачехой.
Тави кивнул:
– А это было паршиво.
– Красс не так уж плох. Я был старше и крупнее, поэтому он ничего не мог со мной поделать. Он часто ходил за мной, и если ему на глаза попадалась какая-то моя вещь, которая ему нравилась, Красс ее забирал. Мачеха ему позволяла. Если я открывал рот, меня секли. – Он оскалил зубы в застывшей улыбке. – Конечно, если я совершал какой-то проступок, меня опять секли. – (Тави подумал о шрамах на спине друга и стиснул зубы.) – Так продолжалось, пока я не овладел своими фуриями. – Макс прищурился. – Когда я понял, насколько силен, я спалил дверь ее покоев, вошел и сказал, что, если она попробует меня высечь, я ее убью.
– И с тех пор начались несчастные случаи, – догадался Тави.
– Да.
– Что произошло?
– Впервые это случилось, когда я учился летать, – ответил Макс. – Я парил в паре футов от городских стен, на высоте тридцати футов. Кувшин с каменной солью выпал из окна башни, ударился о стену, и его осколки помешали моим фуриям ветра. Я потерял контроль. И рухнул на землю.
Тави поморщился.
– В следующий раз это было зимой. Кто-то разлил воду на верху длинной лестницы, и она обледенела. Я поскользнулся и упал. – Макс глубоко вздохнул. – Именно тогда я сбежал и вступил в легион в Пласиде.
– Макс… – начал Тави.
Неожиданно Макс вскочил на ноги.
– Что-то меня тошнит, – сказал он. – Наверное, из-за того, что ты весь пропитался кошмарными запахами.
Тави хотел что-нибудь сказать другу. Помочь ему. Но он хорошо знал Макса, гордость мешала ему смириться с сочувствием кого-либо, даже друга. Старые раны открылись, когда он заговорил о своей семье, и теперь ему не хотелось, чтобы кто-то видел его боль. Тави жалел Макса, но понимал, что тот не готов принять его помощь. Для одного дня было достаточно и того, что он рассказал.
– Да, пожалуй, дело в вони, – тихо согласился Тави.
– Мне нужно работать, – сказал Макс. – У моих головастиков сегодня будет тренировочная схватка с копьем ветеранов Валиара Маркуса.
– Думаешь, они победят?
– Вряд ли, если только у Маркуса и его людей не случатся сердечные приступы, причем одновременно, и они не умрут во время схватки. – Макс оглянулся через плечо и на мгновение встретился взглядом с Тави. – Головастик не может победить. Но дело не в этом. Им просто нужно достойно сражаться.
За словами Макса стояло нечто большее, и Тави кивнул другу.
– Еще рано считать головастиков, Макс, – спокойно сказал он. – Никто не знает, как все обернется.
– Может быть, – сказал Макс. – Может быть. – Он отдал Тави салют, убрал защитный экран и зашагал к тренировочному полю. – Во́роны, Сципио! – сказал он, отойдя на тридцать шагов. – Я даже отсюда чувствую вонь. Тебе нужно помыться!
Тави захотелось отыскать палатку Макса и немного поваляться на его койке. Он отбросил эту мысль как непрофессиональную, хотя она и казалась ему весьма привлекательной. Он посмотрел на закатное солнце и направился к лагерю обслуги.
Люди, сопровождавшие легион, являлись такой же его неотъемлемой частью, как доспехи и шлемы. Шесть тысяч профессиональных солдат нуждались в обустройстве жизни, а эти люди его обеспечивали.
В основном это были незамужние и бездетные молодые женщины, которые служили обязательный срок в легионе. Они занимались ежедневными потребностями легионеров, главным образом приготовлением пищи и стиркой белья. Другие помогали чинить форму, приводить в порядок оружие и доспехи, доставляли пакеты и письма, а также выполняли другие мелкие работы.
И хотя закон ничего не требовал, кроме труда, такое большое количество молодых женщин, оказавшихся в опасной близости к еще большему количеству молодых мужчин, неизбежно приводило к возникновению отношений между ними и зачатию детей – а это уже имело прямое отношение к закону, подозревал Тави. Мир представлял собой место, окруженное смертельно опасными врагами, и народ Алеры нуждался во всех дополнительных руках, которые мог получить. Мать Тави и его тетя Исана отслужили трехгодичный срок в легионе, когда он родился – незаконный сын солдата и женщины из сопровождения легиона.
Среди этих женщин встречались и те, кто решил остаться здесь на постоянной основе, часто в качестве жены легионера – во всех смыслах, кроме закона. В то время как легионерам запрещалось официально вступать в брак, многие из них имели гражданских жен в лагере сопровождения, в ближайшем городке или в деревне.
Еще одна группа людей искала выгоду рядом с легионом. Купцы и мелкие торговцы, артисты, ремесленники, шлюхи сопровождали легион, продавали свои товары и услуги сравнительно богатым легионерам. Были и те, кто просто болтался неподалеку, рассчитывая дождаться окончания сражения, чтобы поучаствовать в грабеже мертвецов.
В результате вокруг деревянного частокола, окружавшего лагерь, вырастали целые поселения, образуя второе кольцо. Дома были самыми разными, начиная от старых и рваных палаток легиона и кончая примитивными хижинами, построенными из подручных материалов. Появляться здесь после наступления темноты молодым легионерам, в том числе офицерам, не рекомендовалось.
Тави знал самые безопасные маршруты через лагерь, где собирались семьи легионеров, чтобы поддерживать друг друга и защищать. Цель его короткого путешествия находилась неподалеку от невидимой границы, отделявшей приличную часть лагеря от всех остальных.
Тави направлялся в Павильон госпожи Кимнеи – к кольцу больших, ярко раскрашенных палаток, стоявших вместе, и попасть внутрь можно было только одним способом: пройти по узкому проходу между ними. До Тави доносились звуки музыки, в основном свирелей и барабанов, смех и громкие голоса. Он проскользнул внутрь и оказался посреди утоптанной площадки, в центре которой горел костер.
Как только Тави вошел, со своего места тут же поднялся мужчина размером с небольшого быка, с красной, прокаленной солнцем и ветром кожей, совершенно безволосый, даже без бровей и ресниц, зато шея могла поспорить по ширине с грудью Тави. Он был одет лишь в кожаные штаны, мощный торс украшали многочисленные шрамы. Тяжелая цепь на шее указывала, что он раб, но в выражении лица не стоило искать кротость или покорность. Он принюхался, скорчил недовольную гримасу и одарил Тави мрачным взглядом.
– Борс, – вежливо сказал Тави, – могу я поговорить с госпожой Кимнеей?
– Деньги, – пророкотал Борс.
Тави уже приготовил несколько медных и серебряных монет, которые показал великану.
Борс посмотрел на монеты и вежливо кивнул.
– Подожди, – сказал он и направился к самой маленькой палатке в круге.
Тави терпеливо ждал. В тени, рядом с одной из палаток, сидела бродяжка Герта, которую госпожа Кимнея взяла в качестве непременного атрибута своей жизни. Она была в платье, больше похожем на бесформенный мешок, чем одежду, да и пахло от нее не слишком хорошо, темные волосы неровными свалявшимися прядями торчали во все стороны, частично закрывая лицо. Она носила повязку, закрывающую глаза и нос, а под грязью на коже Тави видел красные оспины, оставшиеся после тяжелой болезни, от которой страдало население Алеры. Тави никогда не слыш