– Значит, они окажутся наблюдательнее, чем ты, алеранец, – фыркнула Китаи.
– Ты должна находиться в Церере, на сборе всей семьи.
– Ты тоже.
Тави поморщился. Теперь, когда он знал, кто такая Герта на самом деле, маскировка Китаи казалась ему очевидной. Она выкрасила чудесные серебристые волосы в черный цвет и сознательно позволила им сваляться и перепутаться. Оспины на лице она наверняка нарисовала, а повязка скрывала экзотические миндалевидные глаза.
– Не могу поверить, что Первый консул позволил тебе уехать.
Она улыбнулась, показав очень белые зубы:
– Никто и никогда не говорил мне, куда я могу поехать, а куда – нет. Даже мой отец. И Первый консул. И ты.
– Все равно. Ты должна уехать отсюда.
– Нет, – ответила Китаи. – Тебе нужно узнать, кому отправляет свои донесения купец из Парсии.
Тави заморгал:
– Но откуда ты…
– Если ты еще не забыл, – с улыбкой сказала она, – у меня очень хорошие уши, алеранец. И пока я здесь сижу, мне многое удается узнать. Мало кто обдумывает свои слова рядом с безумной женщиной.
– И ты здесь все время сидишь?
– Ночью я могу перемещаться более свободно и узнавать больше.
– Почему? – спросил Тави.
Она изогнула брови:
– Я делаю то, чем занималась много лет, алеранец, наблюдаю за тобой и твоим народом. Я вас изучаю.
Тави вздохнул и прикоснулся к ее плечу:
– Я рад тебя видеть.
Она сжала его ладонь, тихонько застонала, и он ощутил исходящий от пальцев Китаи лихорадочный жар.
– Я не получала удовольствия от твоего отсутствия, чала, – тихо сказала она.
Раздался пронзительный крик, и ошеломленный пьяный легионер вылетел из шатра, где подавали вино. Через секунду оттуда появился Борс и принялся колотить пьяницу тяжелыми башмаками, пока тот не сбежал.
Китаи убрала руку, и пальцы Тави ощутили прохладу в том месте, где к ним прикасалась ее разгоряченная кожа.
– А теперь, Сципио Руфус, уходи. Будет странно, если кто-нибудь увидит, как ты разговариваешь с дурочкой. Ты распугаешь всю дичь.
– Нам нужно поговорить, – заявил Тави. – И очень скоро.
На губах Китаи появилась чувственная усмешка.
– Нам нужно многое сделать, алеранец. И очень скоро. Зачем портить хорошие вещи разговорами?
Тави покраснел, но в этот вечер закат был особенно алым и, возможно, скрыл его румянец. Китаи вновь поднесла к губам тростниковую дудочку, возвращаясь к своей роли. Борс занял пост возле костра. А Тави направился обратно к шатру, чтобы дождаться, когда ему вернут выстиранную и высушенную одежду.
Он закрыл глаза, стал слушать дудочку Китаи и очень скоро понял, что улыбается.
Глава 12
Заводь Ворелло с кристально чистой водой, одно из самых красивых мест, где Исане довелось побывать, находилась у основания скалистого грота, и казалось, будто ресторан построили из деревьев и виноградных лоз, посаженных внутри и ставших живыми стенами и занавесками, мостиками и лестницами. Столы установили на каменных карнизах, расположенных вокруг заводи на разной высоте. Несколько столов стояли на камнях, поднимавшихся прямо из воды, и клиентов отвозили туда на изящных лодочках, которые приводили в движение фурии водоема.
Заговоренные светильники на каждом столе медленно меняли свои цвета. Со стороны казалось, будто облако светлячков парит над поверхностью воды. Внутри заводи также находились источники света, меняющие цвета, и по стенам грота и столам танцевали разноцветные тени.
Певцы, в основном молодые женщины, стояли на окружающих грот скалистых уступах или сидели на склоненных ветках деревьев. Они пели красивые и печальные песни тихими, призрачными и прелестными голосами. Их пение сопровождали музыкальные инструменты, но оркестра было не видно.
Официантка отвела Исану к столику на карнизе над заводью, окруженному длинными сильными корнями дерева, чья крона возвышалась над ним. Она едва успела сесть, как появились Бернард и Амара, за ними следовал Джиральди.
Исана встала и тут же оказалась в медвежьих объятиях младшего брата, но сразу поняла: что-то случилось. Бернарда переполняли возбуждение и веселье, которого Исана не замечала в нем с тех пор, как… Исана вздохнула. С тех пор, как он женился. Она мгновение смотрела на него, и счастье брата вызвало на ее лице улыбку. Затем Исана искоса взглянула на Амару.
Графиня выглядела, как всегда, отстраненной и закрытой. У нее была теплая золотистая медовая кожа, как у всех выходцев из солнечной южной Парсии, и прямые великолепные волосы такого же оттенка. Если Амара застывала в неподвижности, то напоминала статую охотницы, стройной, гибкой и опасной. Исана знала, что это лишь часть ее личности. Красота Амары становилась очевидной в движении, когда она шла или летела.
Амара отвела глаза и покраснела, и ее обычно застывшее лицо изменилось, став юным и счастливым. Она переминалась с ноги на ногу, потом ее рука, словно по собственной воле, нашла руку Бернарда, и их пальцы переплелись. Амара вновь обрела неподвижность.
– Ну, – сказала Исана, повернувшись к брату, – мне следует заказать бутылку чего-нибудь особенного?
– С какой стати? – спросил Бернард довольным голосом.
– Потому что она совсем не глупа, – прорычал Джиральди. Старый центурион, седой и крепкий, несмотря на хромоту, обошел Бернарда, чтобы вежливо поклониться Исане. Она рассмеялась и с нежностью его обняла. Довольный Джиральди улыбнулся и добавил: – Только не покупайте на мою долю ничего особенного. Мне вполне сойдет вино, которое сделает еду вкуснее, если я выпью достаточное количество.
– Тогда вино тебе не потребуется, – заявила Амара. – Здесь кормят замечательно, хотя гурманы из моего родного города относятся к этому месту с презрением. Они ненавидят, когда повар заставляет их съесть слишком много.
Джиральди крякнул и огляделся:
– Даже не знаю. Здесь полно патрициев. – Он кивнул в сторону стола, располагавшегося над ними. – Сиятельная госпожа Парсия обедает с дочерью сиятельной госпожи Аттики. А вон там пара сенаторов. И патриций Мандус из Родиса. Он морской трибун их флота. Такие люди не едят приличную пищу.
Амара рассмеялась:
– Если тебе не понравится угощение, я заплачу, чтобы кто-нибудь принес бифштекс и кувшин эля.
Джиральди усмехнулся и сдался:
– Договорились.
Исана продолжала смотреть на Амару. В ее голосе и манерах появилась теплота, которой она прежде не замечала. Исана и раньше относилась к ней с уважением, но сейчас, когда увидела, что Амара и Бернард счастливы, не могла не разделить часть любви брата к молодой женщине. Амара надела платье, что делала крайне редко. Кроме того, Исана обратила внимание на то, что платье было темно-зеленых и коричневых тонов, а не мрачных оттенков красного и синего, которые предпочитали курсоры и все, кто служил Короне.
Исана всегда сохраняла дистанцию с курсором, молодой женщиной, хранившей верность Гаю Секстусу. Негативное отношение Исаны к Первому консулу распространилось и на Амару. Исана понимала, что это несправедливо, и все же не давала Амаре шанса сблизиться.
Быть может, пришло время это изменить. Бернард явно обожал молодую графиню, и она дарила ее младшему брату истинное счастье. Если подозрения Исаны окажутся верными, то Амара будет долго оставаться рядом с Бернардом. Что ж, это достаточная причина, чтобы заключить мир с курсором.
Исана поклонилась графине:
– Вы сегодня чудесно выглядите, Амара.
Та снова покраснела, улыбнулась и посмотрела Исане в глаза:
– Благодарю вас.
Исана улыбнулась, повернулась и села – Джиральди отодвинул для нее стул.
– Спасибо, центурион.
– Сударыня, – сказал старый солдат.
Он подождал, пока Амара сядет, и опустился на свой стул, опершись на трость и слегка поморщившись от боли.
– Нога до сих пор тебя беспокоит? – спросила Исана.
– Не слишком.
Исана нахмурилась:
– Ты не против, если я ее посмотрю?
– Граф приглашал известного целителя из Ривы, и он долго возился с моей ногой. Проблема не в ранении. Просто я уже старый, – сказал Джиральди, скупо улыбнувшись. – Я использовал ее по полной программе, Исана. И все еще могу маршировать. Так что этот срок я отслужу, не беспокойся.
Исана уловила легкое разочарование и огорчение в голосе Джиральди, но это были мелочи по сравнению с его решимостью и гордостью – или, точнее, с его способностью жить в мире с самим собой. Джиральди был тяжело ранен в битве с вордом, но всегда исполнял свой долг, неизменно вставая на защиту страны. Он всю жизнь прослужил в разных легионах, принося пользу стране. И это знание играло роль краеугольного камня в жизни старого солдата.
– Как прошло ваше выступление? – спросила она, посмотрев на Джиральди, а потом на Бернарда.
– Нормально, – проворчал Бернард.
– Вполне нормально для солдат, – уточнил Джиральди. – Сенаторы уверены, что бедным сельским жителям заморочили голову мараты и что из-за ворда не стоит беспокоиться.
Исана нахмурилась:
– Звучит не слишком вдохновляюще.
Бернард покачал головой:
– Сенаторы не станут воевать. Это делают легионеры.
Исане показалось, что Бернард пытается в чем-то себя убедить.
– Но разве не Сенат определяет военный бюджет Алеры?
– Ну да, – хмуро проворчал Бернард.
– Мы сделали все, что могли, – сказала Амара и накрыла ладонью руку Бернарда. – Нет никаких причин винить себя из-за реакции Сената.
– Верно, – поддержал ее Джиральди. – Он все решил еще до того, как ты обещал вырвать ему язык.
Исана уставилась на Джиральди, потом вопросительно посмотрела на Бернарда. Ее брат откашлялся и покраснел.
– Ну ничего себе, – сказала Исана.
Появился слуга, который принес легкое вино, фрукты, хлеб и обещал, что вскоре подадут остальное.
– А как ваши дела, домина? – спросила Амара, как только слуга отошел. – Каков результат встречи Лиги со сторонниками ликвидации рабства?
– Полный успех, – ответила Исана. – Сегодня утром сенатор Пармос обратился к ассамблее. Он собирается поддержать предложение госпожи Аквитейн.