- Но я, кажется, не служу в Тайной канцелярии! – парировала Наталья.
Ушаков склонился к ней через стол, тихо и серьезно вопросил:
- А хотите?
Ответная тишина была весьма красноречива. Степан бросил вести записи и философски-задумчиво разглядывал начальника.
- Думаете, я смеюсь? – спросил генерал, хотя был уверен, что Наталья так не думает. – Отнюдь. Уверен, вы станете со времени одним из лучших моих агентов, на это у меня чутье. Только подучить чуть-чуть...
Наталье показалось, что горло ее безжалостно сдавили.
- Мне только что пришла в голову эта мысль, - продолжал Андрей Иванович. - До того, признаюсь, я хотел просто отправить вас на дыбу, ежели начнете упрямствовать. Не дрожите – уже не хочу. Но объясниться все-таки следует.
Он оглянулся на Степана, тот почтительно кивнул: понимаю, мол, пока ничего не записываю.
- Кто вам растолковал про Лестока? Наверняка, ваш дражайший братец? Где он, кстати?
Наталья молчала.
- Впрочем, - изрек Андрей Иванович, подумав, - ход ваших мыслей я понимаю. Вице-канцлер и лейб-медик – непримиримые враги, Анна Бестужева – родственница вице-канцлера... Граф Лесток придумал заговор с одной целью: через сих дам добраться до самого Алексея Петровича, а навела его на эту мысль их болтливость, которой, впрочем, почти все женщины страдают... Вот что промелькнула в вашей хорошенькой головке, не так ли?
Ответа вновь не было.
- Так что вам известно?
Наталья дерзко вскинула подбородок.
- То же, что, полагаю, было известно до сих пор всей столице! Но никто из моей семьи не имеет ни к каким заговорам ни малейшего отношения.
- Прекрасно, - сказал Ушаков. – Тогда вам нечего опасаться. Скажите, где ваш брат? Ведь это так любопытно – он исчезает из Петербурга, вы затворяетесь дома, а вашего дядю арестовывают – и все в одно время! Прибавьте показания против полковника Вельяминова, свидетелей – множество. Ну же?
Наталья подняла глаза на генерал-аншефа. В них он прочел жгучую ненависть к себе.
- Хорошо. Положение ваше нынче, сударыня, прямо скажем, незавидное. Но вам есть из чего выбирать. Сейчас вы отправляетесь в крепость, потом – в застенок, оттуда... уж как здоровье позволит. Или же полковник Вельяминов немедленно будет отпущен на свободу и мы прекратим розыски вашего брата Александра.
- В обмен на что? – тихо спросила Наталья.
- В обмен на согласие с моим предложением. Мне выгоднее заполучить на службу еще одного ловкого человечка, нежели оправить на дыбу несколько обвиняемых бестолочей. У нас ныне с лопухинским делом и так застенки ломятся. Одним больше, одним меньше...
- Нет.
- Вы понимаете, - медленно проговорил Ушаков, - что вам нельзя отказываться? Наталья Алексеевна, не стоит делать такой выбор сгоряча. Подумайте о себе, о брате, о дяде...
- Я вам уже ответила.
Ушаков хотел еще что-то прибавить, но ему помешали – явились со срочным посланием от самой Государыни. Пробежав его глазами, Андрей Иванович нахмурился. Как-то странно и почти с ответной ненавистью посмотрел на Наталью, потом спокойно спрятал бумагу под сукно.
- Степа, - позвал, не оборачиваясь, своего подчиненного, - давай сюда допросные листы. Подписывайте, - протянул бумаги Наталье. – И можете быть свободны. Покамест...
Наталья была ошеломлена – что это значит?
- Не тяните, сударыня, - проворчал генерал. – У нас еще дел по горло...
Когда девушка вышла, слегка пошатываясь, Ушаков резко повернулся к подчиненному.
- Вот так, Степан Иванович, человек, как говорится, предполагает...
Степан Иванович Шешковский, самый понятливый и скромный из всех подчиненных грозного генерала, ничего не спрашивал, зная, что уж ему-то Ушаков сам все непременно разъяснит.
- Так говоришь, полковник тоже ни в чем не сознается? – переспросил генерал, раздумывая о том, что сказал ему на ухо Степан во время допроса Натальи.
- Как доложено было, Андрей Иванович.
- Придется и его отпустить.
Шешковский склонил голову и по-прежнему молчал. Как он и предполагал, генерал-аншеф через пару минут, нюхнув табаку, вновь обернулся к нему.
- Распоряжение об освобождении из-под стражи полковника Вельяминова – бумага за подписью самой Государыни! – почти выкрикнул он. – А, каково? И тут же просьбица собственноручная от графа Разумовского – не трогать семейство Вельяминовых. Понял?
- Как не понять, - Степан Иванович позволил себе усмешку.
- Нет, ты подумай, Степушка, чьих это рук дело, а? – начальник разгневался не на шутку. - У самого рыльце в пуху, благодаря дружбе с тем же Разумовским и не тронули только, а он... Не умел родственницам своим рты позаткнуть, так сидел бы тише воды, пока самого не потянули.
- Осмелюсь предположить, ваше превосходительство, что Бестужев боится показаний Вельяминовых, потому и просил его сиятельство графа Разумовского, дражайшего друга своего, ходатайствовать за них перед Ее Величеством.
- Мне не нравится, что вице-канцлер так хорошо осведомлен о наших делах, - пробормотал Ушаков. – Надо выяснить, кто из наших поставляет ему сведения. Займись этим, Степан.
- Слушаюсь, ваше превосходительство.
- Нет, все-таки, каково? – не мог прийти в себя генерал. – Какова дерзость! И Государыня послушала...
- Как же Ее Величеству, - с тихой усмешкой изрек Шешковский, - не послушаться графа Разумовского...
- Конечно, - проскрежетал Андрей Иванович. - Добренький слишком, граф из пастухов! Из казаков полутемных, небось по складам читает, а все туда ж – в политику... Ну, ничего, господа, Ушакова вам под себя не прогнуть.
Приходилось-таки подручным грозного генерала производить внушение слишком болтливым поданным Ее Величества, любившим языки почесать относительно семейной жизни Государыни, но сейчас сам Ушаков вслух прошелся по тайному супругу Елизаветы - ему самому на него же никто не донесет. Степан Иванович с отсутствующим видом глядел в окно, выражая всей своей позой: ничего я не слушаю, мне это вовсе не интересно.
- Ладно, - махнул рукой начальник. – Со временем и до Бестужева доберемся. А от девчонки Вельяминовой нельзя так просто отстать.
- Ваше превосходительство, а вы и впрямь бы сделали, что обещали, кабы она согласилась? – полюбопытствовал Степан Иванович.
- Полковника бы отпустил – бестолковый он, хоть и храбрый, ничего от него путного не жди. Я лично его, помнится, один раз сам допрашивал, ни в чем, кроме длинноты языка, он не повинен. А вот Сашенька... Тесно мальчишка с вице-канцлером связан. Да я сейчас же повелю его из-под земли достать!
- Но... господин генерал, ходатайство графа Разумовского…
- Да, Разумовский... чтоб его! Так просто со счетов не скинешь. Я знаю, отец молодых Вельяминовых был лично знаком Государю Петру Алексеевичу, жаловал его Царь, потому и дочь Петрова, Елизавета, склонна была выслушать просьбу за них, - предполагал генерал. – Что ж... Тайно, значит, надо действовать. Все равно будет так, как я нужным нахожу для пользы дела! А уж если что выяснится за ним... О, вот тут мы всем нос утрем! Что думаешь на сей счет, Степан?
Шешковский развел руками.
- Может быть, вице-канцлер просто желает преданного сотрудника сохранить?
- И сие может быть, - задумчиво подтвердил Ушаков.
Сказать, что Наталья была просто ошеломлена всем случившимся – значит ничего не сказать. Какой-то ужасный сон, из которого не вырваться... Что делать, с кем посоветоваться? Страх, прочно поселившийся в сердце после беседы с начальником Тайной канцелярии, вытеснил даже отчаяние по поводу измены Петруши и невыносимую обиду отвергнутой женщины. Наталья не помнила, как добралась домой. Мысли путались... Она начала молиться.
Слуги были страшно перепуганы, женщины тихонько всхлипывали. Наталья узнала, что после того, как ее увели, в дом явились чиновники из Тайной канцелярии и принялись снимать показания с челяди.
Если бы она могла расплакаться, стало бы легче... Но слезы почему-то не шли, как не шли и молитвы, кроме одной, за которую Наталья отчаянно зацепилась, как утопающий за протянутую руку:
- Царице моя Преблагая, Надеждо моя Богородице...
Она произносила это молитвенное обращение по нескольку раз, сбивалась, начинала сначала…
Принесли письмо. Прочитав его, Наталья вдруг нервно расхохоталась – значит, сюрпризы не закончились. В письме ее приглашал на беседу тет-а-тет сам вице-канцлер...
Вельяминова знала, где живет Бестужев, и дорогой удивлялась, что ее везут в карете его сиятельства так долго. Много петляли. Наконец – приехали.
Хмурый человек в коротком парике, худой, сосредоточенный, сидел за столом в своем кабинете и даже не встал при появлении девушки.
- Где ваш брат? – были его первые слова.
- Не знаю, ваше сиятельство.
- Милостивая сударыня, вы не в Тайной канцелярии! – прогремел Бестужев. – Мне не нужен ответ «не знаю».
- Но я не знаю, клянусь вам! Почему брат должен посвящать меня во все свои дела?!
- Не должен, верно. Кое-кому, однако, может весьма странным показаться, что юноша сбежал из столицы накануне столь странных и тяжких событий, накануне ареста родного дяди. Или кому-то так уже кажется? А? Андрей Иванович не полюбопытствовал?
Наталья молчала.
- Понятно, - усмехнулся вице-канцлер. – Давали расписку: «Обязуюсь молчать, о чем была допрашиваема...»
- Я не смогу продолжить разговор с вашим сиятельством, пока не пойму, что вашей милости от меня угодно.
- Хорошо. Прежде всего, – спасти вас от слишком навязчивого интереса Тайной розыскных дел канцелярии. Второе. Ответите ли вы любезностью на любезность, не отказав мне в выполнении некоторых поручений?
- Каких поручений? – растерялась девушка.
- Секретных.
Наталья возмутилась:
- Простите, господин вице-канцлер! Второй раз за сегодняшний день меня вынуждают становиться агенткой! За кого меня принимают?! Я – из старинного боярского рода и...
- Ваш братец, надо полагать, из того же рода, сударыня, однако он, видимо, не считает для себя зазорным быть моим агентом, понимая, что, служа Бестужеву, служит прежде всего Государыне и России! Вы не согласились служить Ушакову? Да, я все знаю, ибо не только у Андрея Ивановича есть повсюду свои людишки. У меня тоже есть. И в Тайной канцелярии в том числе.