Он вновь пристально посмотрел на нее и тоже усмехнулся, покачал головой.
- А вы злая, выходит? На затворника, значит, не похож? Про меня в окрестностях разное говорят: кто-то – что монах-затворник, а кто поглупей да почувствительней - что сам Савелий с того света вернулся. Савелия же при Государыне Анне Иоанновне изловили, на Москву свезли, да и сожгли на костре. Да. Не только разбойник был лютый, но и колдун, так что людишки болтают, будто ваш слуга покорный и есть Савелий, из пепла возродившийся. А находимся мы сейчас с вами, сударыня, как раз в его жилище. Не бойтесь, здесь все святой водой окроплено. А мне такая молва ох как неприятна... ну да заслужил. Так что там с вашей ножкой?
У Натальи на глаза навернулись слезы – терпеть боль она не привыкла.
Павел Дмитриевич присел рядом и заговорил с ней как с ребенком.
- Болит ведь, да? Да и жар у вас, кажется, не спадает... Что ж приключилось-то с вами, Наталья Алексеевна? Но потерпите уж...
Ей ничего не оставалась делать, она полностью покорилась всему. Но слез сдержать так и не смогла: боль обожгла невыносимо, девушка дернулась, и слезы уже потоком потекли из глаз. Словно издалека она услышала голос хозяина:
- Слава Богу, кости целы, а вывих я вправил. Осталась опухоль. Пройдет. Есть у меня одна мазь... Пару дней придется вам все же у меня погостить.
Наталья откинулась на свернутую овчину, служившую ей подушкой.
«Что теперь с Наденькой? - мелькнуло в мыслях. – Неужели она не догадалась убежать, ведь я говорила ей, что Сенька ждет?»
Неожиданно потянуло в сон. Павел Дмитриевич укрыл ее тулупом.
- Хотите что-нибудь съесть?
Вельяминова отрицательно покачала головой, глаза слипались.
- А пить?
- Да.
- Ага, жар-то и впрямь не спадает... Бедная девочка. Сейчас...
Он принес ей чего-то в деревянной кружке, на вкус «что-то» оказалось горьковатым и свежим.
- Отвар травяной, - определила Наталья.
- Да. Полезные травы. А это вот...
Мазь была густой и сильно пахучей. Намазав больную ногу и перевязав ее, Наталья почти сразу же почувствовала облегчение.
- А может вы и впрямь колдун, - пробормотала она, поворачиваясь на бок, и положив руку под щеку. Через пару минут она уже спала. Павел Дмитриевич постоял над ней в задумчивости, покачал головой и отечески перекрестил.
Проснулась Наталья поздно. Несколько секунд пребывала в недоумении, потом мгновенно вспомнила все, что приключилось с нею. И таким это показалось странным, что спросила себя: может, сон наяву продолжается? Да нет, ничего не продолжается, все ясно, как день. И девушка была недовольна собой – она вела себя глупо, не помогла Наде, да и сама едва не пропала. А хвалилась... Почувствовала, как стыд заливает щеки. К стыду примешивалась сильная досада. И страх...
- Ну и пусть! – выкрикнула она. – Я – Вельяминова. Хватит, не буду прятаться. Пусть берут в Тайную канцелярию! А там...
«Там» было, мягко сказать, безрадостно.
- Ну и пусть, - еще раз со злостью повторила она и попыталась встать. Нога уже почти не болела.
«Где же мой хозяин?» – думала Наталья, с минуты на минуту ожидая его прихода. Но он не показывался. Придерживаясь за стену, девушка дохромала до окна, выглянула в него. Солнце, такое ослепительное, щедрым потоком проливало свет на кусочек леса, который сейчас, в этом солнечном великолепии, уже не казался столь уж странным и страшным. И тут Наталья увидела хозяина. По пояс раздетый, он зачерпывал воду из бурнотекущего пенистого ручейка и поливал себе на лицо и шею. И на обнаженной спине его явно просматривались следы от ударов кнутом...
«Он никакой не монастырский послушник! – завертелось в голове побледневшей Натальи. – Он самый настоящий разбойник! Он был пойман, бит кнутом, сбежал, а теперь скрывается под этим подрясником, отшельника из себя строит... Боже мой, что же теперь со мной будет?!»
Павел Дмитриевич вошел, кинул взгляд с порога на лавку, и, никого не увидев, произнес, обводя взглядом помещение:
- Проснулись, красавица?
И осекся, потому что из темного угла избушки глядело на него дуло пистолета.
- Что такое? – он удивился, нахмурился.
- Отойдите в сторону, сударь, - голос Натальи срывался от волнения.
- Э, нет! Прошу вас объясниться...
- Еще шаг - и я стреляю! – закричала девушка.
- Странно, однако, - Павел Дмитриевич все-таки остановился, хотя ни тени испуга на его помрачневшем лице не увидела Наталья. – Я чем-то не угодил вам?
- Не мне. Уйдите с дороги...
Он усмехнулся.
- Хорошо! – и отступил в сторону. Наталья, косясь на него, все еще держа его под прицелом, принялась, опираясь за стену, пробираться к двери.
- Идите, идите, – провожал ее насмешливый голос. – До первого оврага... с вашей-то ножкой... их здесь очень много, оврагов. Потом, когда сломаете себе все, что возможно, я, услышав ваш вопль, несомненно прибегу к вам на помощь, но смогу ли уже помочь…
Наталья, казалось, не слышала... Прохромав к порогу, распахнула дверь. Лесная чащоба кругом, со всех сторон... Лес вновь уже пугал, словно ждал ее, дабы навсегда поглотить в своих темных таинственных недрах...
Наталья остановилась и опустила голову. И тут же почувствовала, что мягким, но сильным движением у нее вытянули из опустившейся руки пистолет.
- Ну, что с вами, Наталья Алексеевна? – послышался ласковый голос, который, вопреки всей ее подозрениям, невольно успокаивал. – Что это вам, матушка, простите, в голову стукнуло?
В волны мягкого голоса вдруг захотелось нырнуть и успокоить в них сердце...
- Я увидела вас... случайно... – пробормотала Наталья, ничего уже не понимая, чувствуя, что кровь приливает к щекам, - вы умывались... и эти следы на спине...
- Ах, вот оно что! – воскликнул Павел Дмитриевич. – Что ж... А если вы правы, и я действительно... разбойник, беглый...
Она дернулась, но…
- ...но ведь я не спрашиваю вас, как вы оказались в моем «страшном» леске, в мужской одежде, вооруженная... я не спрашиваю, почему вчера во сне, в бреду, вы разговаривали с самим генералом Ушаковым!
Наконец-то все, что ледяной глыбой лежало на сердце, растаяло и выплеснулось неудержимыми рыданиями.
Павел Дмитриевич довел ее, уже совсем обессилившую, до импровизированной кровати, принес воды.
- Ну-ну, - бормотал, - простите меня...
- Эт-то вы... – заикаясь, выдавила Наталья сквозь рыдания, - пр.. простите...
Он меж тем исследовал пистолет.
- Ого! Так он и не заряжен? Смелая вы, однако... Возьмите.
И протянул ей пистолет, от которого Наталья отшатнулась, как от кобры.
- В меня вчера стреляли, - сообщила она.
- В вас?! Ужасно. Если это то, что я предполагаю… Но... мы поговорим, а пока, вот в окно вижу, идет отец Василий. Ну, госпожа амазонка, вытрите ваши прекрасные глаза... Сейчас вы увидите...
А увидела она входящего в избу худого иеромонаха в заплатанной и потертой ряске, не менее потертой, чем подрясник Павла Дмитриевича. Движения священника были мягкие и тихие, держал он себя так, словно готов был раствориться в любую секунду, если почувствует, что доставляет кому-то неудобство. Но хозяину он неудобства явно не доставлял, напротив, Павел с искренней радостью подошел под благословение. Наталья хотела сделать то же, но от слабости не смогла двинуться с места. Опять начинался жар. Батюшка сам приблизился к ней, благословил, а потом поклонился. Разглядывая его, Наталья безошибочно определила, что иеромонах этот из крестьян.
- Моя гостья, - представил Павел Дмитриевич. – Больше ничего, отец Василий, сказать не могу.
Батюшка рассеянно кивнул, он ничему не удивился.
- Благословение тебе, Павлуша, от отца игумена. Вот, огурцов просил передать, вот еще – рыбки, ну и на субботнее разговение, наливочки нашей, монастырской.
Павел сотворил метание.
- Спаси Бог отца игумена и всю братию. Садись, отец Василий, потрапезничаем. Эх, жаль, пост у вас вечный... я вот дичи настрелял.
- Это уж сам, не обессудь.
- А наливочки вашей, монастырской, подарок отца игумена?
- Да нет.
- Ну, чуток.
- Ну, чуток, ладно.
Павел обернулся к Наталье, она сделала отрицательный жест.
- Вы же и вчера ничего не ели.
- Не хочу, - прошептала она, - благодарю вас...
Когда иеромонах с Павлом уже сидели за столом, последний спросил:
- Ну как житие ваше монастырское, святые отцы? Каково спасаетесь?
- Святыми твоими молитвами, Паша. Живем, слава Богу, потихоньку, - голос отца Василия был негромким и таким же мягким, как и движения. – Передает тебе... – метнул взгляд на Наталью.
- При ней, батюшка, все можно говорить, - сказал Павел Дмитриевич, закусывая наливку репкой. Наталью его слова удивили, но батюшка спокойно кивнул, и уже больше не обращал на барышню внимания.
- Так вот, не благословляет тебя больше отец Иона здесь жить. Соблазн от тебя большой идет – трепа много пустого, смущающего. Да место такое, спаси Господи... Логово Савелия-разбойника! Место ли тебе тут, Павлуша? Из монастыря ушел, к мирским не прибился.
- Ни Богу свечка, ни черту кочерга! – усмехнулся Павел Дмитриевич.
Отец Василий поморщился и перекрестился
- Ну, Паш, не надо лукавого... Да еще здесь.
- Прости, - Павел Дмитриевич тоже перекрестился. – Господи, помилуй нас, грешных.
- А вообще-то ты прав, конечно. Ни то, ни се... Лукавство это перед Богом. Отец игумен долго ждал. Не понимает он тебя, Павлуша. Возвращайся к нам, или в столицу поезжай, отец игумен денег даст... Добивайся, чтобы именье вернули.
Павел Дмитриевич присвистнул.
- Ну, братия... Нет, не пойдет. Именье не вернут, у меня мошна пустая, и заслуг никаких, только что – фамилия, да и «руки» в столице нет. Без этого... - Он сделал жест, означающий – «гиблое дело». - Да и хозяин там новый давно, ты ж знаешь.
- Ну... оно так. Так может чего другое выйдет. Отец Иона денег не пожалеет.
- Да вы сами перебиваетесь еле-еле!