– Не знаю. Мой папа говорит, что зарабатывать деньги не стыдно.
Она остановилась перед ухоженным особняком, обнесенным аккуратным заборчиком.
– Я здесь живу. Ровно пятнадцать минут ходьбы до Ивана Дмитриевича. Мама уже ждет меня.
– Кристина, а мы сможем увидеться еще где-нибудь?
– Не знаю. Я все время дома. Ты приходи к Ивану Дмитриевичу и в среду…
На почте Женька дал телеграмму в Новосибирск: «Ваша мать тяжело больна. Евгений».
Он вышел на улицу и вытащил из кармана конверт, который лежал там уже третий день.
Потом вспомнил, как радовалась мать поступлению сына в институт, и опять засунул конверт обратно.
7
Прошел месяц, и Женька не мог думать ни о чем, кроме Кристины.
Он забросил физику с математикой, не мечтал уже о Ленинграде, где ждала его кипучая, интересная жизнь, полная значительных событий. Он лежал на диване и думал, как хорошо было бы им с Кристиной в том белом особняке, окруженном цветущими вишнями и абрикосами.
Оживал он лишь по средам и субботам. Женька вдруг обнаружил, что у него очень мало одежды, да и та была не новой и казалась ему безобразной. Собираться к Ивану Дмитриевичу было теперь для Женьки сущей пыткой. Он долго утюжил старые брюки, вдевал в них новый ремень, тщательно маскировал трещины на туфлях, надевал недавно купленную рубашку и долго не отходил от зеркала.
Однажды он прибежал к Ильиничне и рухнул перед ней на колени.
– Бабушка, выручай. Костюм… импортный…90 рублей… Разберут ведь за пару часов.
– Вставай, бездельник. Знаешь, где у меня деньги лежат? Там сто рублей. Бери.
– А как же вы?
– До пенсии дотяну. Пить не буду.
Кристину Женька поджидал теперь недалеко от ее дома. Они старались всячески растянуть дорогу к Ивану Дмитриевичу, поэтому почти всегда опаздывали. Строгий учитель всматривался в их виноватые лица и почему-то не делал им замечаний.
Домой Кристина возвращалась вовремя.
8
Женька в новом костюме, к которому еще не успел привыкнуть, нетерпеливо топтался почти рядом с домом Кристины.
Он не сразу обратил внимание, что Кристина вышла без сумки, в которой обычно лежали ее тетрадки. Она взяла его под руку, и они пошли прямо, не сворачивая в переулок к Ивану Дмитриевичу. Женька сообразил это, когда они подходили к парку. Тогда же он заметил, что у Кристины нет с собой сумки. Он вопросительно посмотрел на нее.
– Мы можем быть с тобой сегодня весь день. Иван Дмитриевич не обидится за один раз, как ты думаешь?
– Конечно, не обидится.
В парке они сразу же взялись за руки. Далеко за парком виднелись сиреневые горы.
– Кем ты будешь, Женя? Физиком?
– Не знаю. Мне что-то уже не очень хочется в Ленинград.
– Нет, нет, тебе надо учиться. Ты «красиво» решаешь задачи. А я – так себе…
– А кем ты хочешь быть?
– О-о, я просто женщина. Я цветы люблю. Тюльпаны. У меня дома их целая грядка. Вместо помидор, – засмеялась Кристина. – Но самые красивые тюльпаны – с гор. Вон с тех. Да?
– Как-то не замечал.
– Красивые только задачки, да?
– Нет. Кристина…
– Тсс… – она приложила палец к его губам. Потом развернулась и уткнулась головой ему в грудь.
Женька испытывал не восторг и не упоение. Он, непонятно почему, ощутил страх. Крепко прижал он Кристину к себе и долго не отпускал. Потом стал целовать ее мокрое от слез лицо. Он что-то шептал ей, гладил ее по голове, но Кристина все никак не могла успокоиться. Она цеплялась за Женьку, обнимала его за шею, а потом обессиленно затихла в его руках.
Они долго молчали. Потом Женька сказал:
– Кристина, ради тебя я готов на все.
– Я тебе верю, Женька. Пойдем на речку?
И подняла глаза, в которых сияла любовь.
К дому Кристины они подошли, когда уже стемнело. Во всех окнах большого особняка горел свет.
– До свидания, Кристина.
– Ich liebe dich… Ich liebe dich…
– Я английский учил. И то – на тройку, – сказал Женька.
9
В субботу Женька поднялся очень рано.
– Куда это ты? – спросила Ильинична, которая уже бойко передвигалась на костылях.
– День рождения у знакомой. Надо бы за цветами сходить.
– На базар, что ль? Пойдем-ка, я тебе такие тюльпаны покажу, каких ты в жизни не видывал. Штук пять с клумбы сорвать можно.
– Да нет. Мне побольше надо.
Через час Женька был уже у подножия гор. Вблизи горы казались серыми и неприступными. Он немного поднялся, прыгая по валунам, и на зеленых островках увидел тюльпаны. Но он решил нарвать их на вершине.
Женька долго карабкался наверх, огибая скалистые выступы и увязая в мелком каменном крошеве, сползающем вниз. То, что снизу казалось ему вершиной горы, было всего лишь плоским изрытым ущельями холмом. Горы только начинались. Их скалистые сизые громады утопали в тумане.
– Эге-гей! – заорал Женька.
Он взглянул на городок, сжавшийся у подножия гор. Нашел глазами парк, в котором был с Кристиной. Вот Сыр-Дарья, вот то место, где они укрылись вчера. А вот дом ее разглядеть было уже невозможно.
Тюльпанов вокруг не было видно. Женька сначала упорно облазил все укромные места за скалами. Потом двинулся дальше, к ущельям. И увидел целую долину тюльпанов на солнечной стороне холма.
Он нагнулся, переломил тугой мясистый стебелек и долго рассматривал на ладони плотные грациозно изогнутые листья и гордо посаженный бутон, слегка тронутый матовым налетом снаружи и горящий раскаленной краснотой внутри.
10
Оберегая охапку тюльпанов от солнца, Женька долго ждал Кристину на обычном месте. Потом, не скрываясь, подошел к ее дому и оцепенел, глядя на оголенные, без занавесок окна. Он подбежал к двери веранды и изо всей силы рванул огромный замок.
– Кристина! – закричал Женька. Сокращая дорогу, он побежал к Ивану Дмитриевичу.
Тот один сидел за столом, уронив голову на грудь и опустив плечи. Женька остановился перед ним в распахнутом новом костюме, с охапкой начавших вянуть тюльпанов, тяжело дыша и не говоря ни слова. Иван Дмитриевич протянул ему сложенный тетрадный листок и, с трудом поднявшись, вышел из комнаты.
Женька развернул листок и прочитал:
«Милый мой Женька.
Я тебя очень люблю. Я все время думаю о тебе. Но я ничего не могу поделать. Мои папа и мама хотят уехать в ФРГ. Там наша родина. А я бы осталась с тобой, Женька. Прости меня. Я все время плачу.
Твоя К.Р.»
Прошло не меньше часа. Когда Иван Дмитриевич вернулся в комнату, Женька сидел на своем месте и смотрел на стул напротив.
– Когда она уехала? – спросил он.
– Вчера.
– Я пойду.
– Иди, Женя.
Когда Женька был у порога, Иван Дмитриевич сказал:
– А Буку с Горынычем милиционер отравил.
– Ага, – сказал Женька и вышел.
11
Всю ночь Женька не шелохнувшись лежал на неразобранной постели, глядя в темноту.
И только под утро, когда боль в груди стала совсем невыносимой, он намертво вцепился зубами в одеяло и из закрытых глаз его выкатилось несколько горячих слез.
12
– Ты, Женька не убивайся так-то, – говорила ему по утрам пьяная Ильинична, глядя на его осунувшееся лицо. – Я всю жизнь горе мыкаю, да… Моего ведь расстреляли как врага народа. Меня – сюда. И я, беременная, одна осталась. Да… Но сына вырастила, – стучала она костылем. – Он по космосу главный. Видишь, двести рублей мне прислал. Вот и ты учись…
Женька брал авоську и уходил в магазин за молоком.
Однажды Женька притащил в квартиру лохматого щенка.
– Нечисть всякую в дом тащишь, – начала ворчать Ильинична. Женька грустно улыбнулся и погладил щенка.
А утром, вернувшись с дежурства, он увидел, что в самом центре комнаты щенок, мелко дрожа, жадно лакал молоко из блюдца.
– Ильинична, вы тетрадей моих не видели? – с порога спросил Женька.
– Где деньги лежат, знаешь? Там все тетрадки твои.
Женька подошел и поцеловал Ильиничну.
– Иди, иди к своему профессору, бездельник, прости господи, – сказала старуха, вытирая глаза.
13
Женька не торопясь шел по той же узкой улочке, держа под мышкой щенка. По обеим сторонам шумели на ветру молодые деревья с редкими кронами. Зыбкая тень от них танцевала у Женьки под ногами.
Он открыл калиточку, прошел возле окон свежевыбеленного домика. За столом на его месте, обложившись книгами, сидел какой-то серьезный юноша.
– Вам нужен…
– Да, мне нужен Иван Дмитриевич.
– Он сейчас придет.
– Он пошел на почту?
– Да, – сказал юноша и посмотрел на Женьку.
– А куда вы поступать собираетесь? – спросил Женька.
– В Москву хочу. В физтех.
– В космонавтику метите?
– Да, хочется чего-то интересного. А тут у нас… Рутина.
Он махнул рукой и опять склонился над задачей.
– Не получается? – спросил Женька.
– Получится.
– Ну-ка, милостивый государь, – Женька повернул к себе тетрадь. – Все пока верно. Но неинтересно.
– Главное, чтобы верно.
– Нет, – сказал Женька. – Нет. Это не главное.
Он повернулся. За его спиной стоял Иван Дмитриевич с кипой журналов в руке и смотрел на щенка.
– На Буку похож, – сказал Женька.
Иван Дмитриевич взял щенка и поцеловал в мокрый нос. Щенок звонко залаял и завилял хвостом.
– Я тут тетрадь принес с заданием…
– Посмотрим, – сказал Иван Дмитриевич, надевая очки и не выпуская щенка из рук. Он склонился над тетрадью. Потом снял очки и хрипло сказал:
– Красота. Вот тут – неправильно, но очень красиво.
Серьезный юноша смотрел на них, широко раскрыв глаза. Щенок еще раз звонко тявкнул.
– Так, Евгений Николаевич, я буду ждать тебя в понедельник и четверг.
– И в субботу, – сказал Женька. – Но сначала мне надо съездить к маме.
– Хорошо. Впредь прошу не опаздывать. Что у вас тут, милостивый государь? – повернулся он к юноше за столом. – Верно, верно…
Эпилог
Когда Женька был уже студентом третьего курса Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, в общежитие на его имя пришло толстое заказное письмо. Среди бумаг с гербовыми печатями он обнаружил листок, исписанный почерком Ивана Дмитриевича.