пятствия, которые их разделяли.
Однако был один особый, острый момент, о котором молодой человек так никогда и не узнал. На исходе этого затянувшегося увлечения Виктория осознала вдруг, что ей уже двадцать семь лет, не девочка, скоро тридцать, страшный, как ей тогда казалось, переломный возраст для женщины, не пора ли всерьез подумать о том, о чем думалось украдкой, втайне ото всех, даже от Алексея Ивановича: о втором ребенке. Алексею Ивановичу было сорок шесть, возраст серьезный, но проблема была не в возрасте: несколько лет назад, ухаживая за больной Танюшкой, он заразился от нее свинкой - и в результате хоть и не утратил свои мужские способности, но отцом быть уже не мог.
Ах, как плакала Виктория, как просила она Алексея Ивановича разрешить ей родить ребенка от этого молодого человека. Она уверяла мужа, что у нее никогда с ним ничего не было - и ничего не будет, кроме одного-единственного раза, которого вполне достаточно, потому что ее природный механизм работает как часы, сбоев не бывает, достаточно посчитать дни и не пользоваться презервативом, и все, ребенок обеспечен, ведь так было уже, ведь бегала она пару раз на аборты от него, Алексея Ивановича, когда они с ним были слишком беспечны...
Виктория так и не поняла, почему Алексей Иванович был непреклонен. Мысль о том, что ее влюбленность в мальчика (так они между собой его называли) беспокоит его куда больше, чем ее мимолетные связи, не приходила ей в голову. Не думала она и о том, что Алексей Иванович чувствовал себя слишком пожилым, почти старым рядом с еще молодой Викторией - и единственное, что прочно связывало их, был их общий, несмотря на сгинувшего физического отца, ребенок. Родив же ребенка от другого мужчины, в которого к тому же она была влюблена и который тоже был к ней неравнодушен, Виктория вполне могла задуматься о создании новой семьи, семьи, скрепленной на сей раз уже не только духовными, но и кровными узами.
Виктория же предполагала иное. Она думала, что ее избранник показался мужу слишком привлекательным - особенно в сравнении с ним, почти пятидесятилетним, бородатым и не совсем здоровым. Или напротив - его несколько конфетная красота вызывала в нем отвращение и он не мог себе представить, что его сын будет похож на этого хлыща. А может, причина была в явной несхожести молодого человека с Алексеем Ивановичем - настолько явной, что вряд ли потом удастся убедить окружающих, что отцом ребенка является все же он. Сам он на эту тему говорить не хотел, но ясно дал понять Виктории, что если она пройдет против его воли, между ними будет все кончено. И Виктория отступилась.
А молодой человек вдруг раздумал становиться пианистом и прекратил уроки словно только для того и появлялся, чтобы сыграть свою мелодраматическую роль, а сыграв - перестал быть нужным.
14
Алексей Михайлович возник в жизни Виктории после молодого человека, и она часто думала, как ему тогда повезло, как удачно выбрал он время. Появись он в то время, когда она была влюблена в молодого пианиста, - она бы не обратила на Алексея Михайловича внимания, и уж во всяком случае не позвонила бы ему сама. Появись он много позже того, как молодой человек сошел со сцены, - и вряд ли нашел бы Викторию свободной. Отказ мужа настроил ее на какой-то азартный лад, ей хотелось махнуть на себя рукой и пуститься во все тяжкие - и она пустилась бы с первым, кто подвернулся под руку. Но подвернулся Алексей Михайлович стало быть, повезло ему.
Однако чувства, которые испытывала Виктория к молодому человеку, чувства эти были затрачены и не могли восполниться мгновенно, посредством волевого усилия - и потому Алексею Михайловичу этих чувств не досталось. Ему приходилось довольствоваться тем, что с ним встречались, с ним ложились в постель, его ласкали и целовали, ему отдавались - но ведь ласкали, и целовали, и отдавались с удовольствием, а не из-под палки, что само по себе много. Доставить женщине удовольствие - благое дело, и мужчина, способный на это, не должен считать, что его просто используют. Ну и что с того, что на этот раз ему выпала страсть, а не любовь? Страсть - это все-таки лучше, чем ничего, может быть, даже лучше, чем чистая влюбленность, без которой человек его возраста уже может обходиться. По крайней мере должен обходиться, считала Виктория.
- Нам с тобой хорошо, - говорила она Алексею Михайловичу, обнимая его, с удовольствием прижимаясь грудью к его горячей худой спине. - Хорошо нам с тобой или нет? Отвечай, когда женщина спрашивает!
- Нам - хорошо, - отвечал Алексей Михайлович.
- Вот и будь доволен. В жизни так часто бывает мерзко, что когда тебе просто никак - уже спасибо скажи, а когда хорошо - так это просто подарок. Я ведь подарок для тебя, Алеша?
- Подарок, милая.
- Что еще за "милая" такая! - возмущалась Виктория. - Нечего меня погонять этим затасканным словом. Ты ведь журналист как-никак, человек пишущий, подбери что-нибудь особенное для меня, исключительное. Не можешь подобрать - по имени зови. А эти твои "милые" и "родные" прибереги для будущей жены.
- А может, я как раз тебя и представляю в роли будущей жены?
- Об этом, Алеша, даже думать забудь. Со мной ничего у тебя не выйдет. Я своего мужа не на помойке нашла, он мне самый близкий и родной человек и я его ни на кого не променяю. И вообще, Алеша, не обижайся, но ты против моего Лешего слаб в коленках. Он хоть и постарше тебя, но куда крепче.
- Я понимаю...
- Вот и замечательно, что понимаешь. Раз понимаешь - ищи другую жену. Вон сколько девок непристроенных бегает. Слушай, Алеша! - Виктория даже села в постели, удивленная собственной мыслью. - А почему бы тебе на Катюшке не жениться?
- Спасибо! Она, между прочим, уже замужем.
- Да какой там "замужем"! Только потому и цепляется за своего урода, что никто за ней всерьез не ухаживает. То есть ухаживают, конечно, но все женатые. А ты мужик холостой, из себя видный, профессия солидная, зарабатываешь неплохо - чем не жених? Нет, правда! Ну, не женишься, так хоть поухаживаешь, доставишь девке удовольствие. А за меня не бойся, я в претензии не буду.
Виктория и впрямь была готова уступить Кате Алексея Михайловича безо всякого сожаления, как уступила бы приглянувшуюся ей вещь из своего богатого гардероба, - и даже нащупывала почву, намекала Кате, что вот, мол, есть один человек, который был бы не прочь... А после и намекать перестала, а сказала прямо:
- Да знаешь ты его прекрасно, чего уж там! Видела его со мной не один раз. И в театр с нами ходила, и в филармонию. Еще осуждала, что я с ним встречаюсь. И правильно осуждала: я без него вполне могу обойтись, а вот тебе бы он очень даже подошел.
- Да что вы такое говорите, сударыня? - отмахнулась Катя в обычной своей манере.
- А то и говорю, что хватит на своего ненаглядного молиться, пора, наверное, о жизни всерьез подумать. Не молоденькая уже, тридцать стукнуло. Еще лет пять - и кто на тебя посмотрит? И рожать поздно будет. А Алексей Михайлович, между прочим, хочет не просто так - сделал свое дело и убежал. Ему жена нужна, дети... Да и вообще, подходите вы друг другу, вот что я тебе скажу!
- Ну, не знаю я, не знаю, - чуточку плаксивым тоном сказала Катя. - Но в общем, если бы он захотел, если бы попробовал - я была бы не прочь...
- Если я захочу - попробует, - заявила Виктория самонадеянно.
Она тут же передала Алексею Михайловичу Катины слова, добавив от себя, что девушка вполне созрела - если не для развода, то хотя бы для увлечения на стороне.
- Ты справишься, - сказала Виктория. - Легкая добыча - это я тебе точно говорю...
Позже он припомнит ей эти слова.
15
Интересно было бы выяснить, на самом деле передала Виктория Алексею Михайловичу слова Кати или нет. Сама Виктория впоследствии категорически утверждала, что передала и притом дословно.
- Так в точности и сказала тебе: "Если бы он захотел, если бы попробовал я была бы не прочь..."
Но Алексей Михайлович столь же категорично утверждал, что именно этих Катиных слов в передаче Виктории он и не слышал. Ему крепко запомнилось, долго потом отзывалось памятным звоном словосочетание "легкая добыча" - стало быть, разговор на эту тему у них с Викторией был. Но про то, что Катя была бы не прочь - нет, нет и еще раз нет.
- Потому что такие слова я бы уж точно запомнил!
- Это ты сейчас так говоришь, а тогда...
Я все-таки склонен верить больше Алексею Михайловичу. Во-первых, слова Кати были слишком лестными для него, чтобы он пропустил их мимо ушей. Ни один мужчина не останется равнодушным к таким словам, даже если женщина, которая их сказала, ему не нравится. А во-вторых, мне кажется, что Виктория инстинктивно опустила эти слова, утаила их от Алексея Михайловича, потому что в ту пору Алексей Михайлович принадлежал ей, был ее собственностью, и слова Кати она воспринимала как попытку покушения на ее собственность. И сколько бы она ни утверждала, что сама хотела свести Алексея Михайловича с Катей, утверждение это кажется мне сомнительным. Умом, может быть, и хотела, понимала, что их отношения с Алексеем Михайловичем лишены перспективы, что не променяет она на него своего драгоценного Лешего, и Катю жалела искренне и брак ее считала безнадежным, - но все это умом. А женское скупое сердце говорило ей: не отдавай, оставь его себе, он тебе еще может пригодиться... да и вообще, зачем расставаться с человеком, пока тебе с ним хорошо?
И не она, а сердце сделало купюру в рассказе, выступило в роли бдительного цензора. И лишь много лет спустя, когда Алексей Михайлович уже почти не занимал места в сердце Виктории, а только значился там, как значится в каталожной карточке давно утраченная книга, цензура была отменена, пропущенное место восстановлено, и бывший цензор, желающий теперь выступить в роли защитника свободы слова, начал яростно утверждать, что никогда, никогда, никогда этой фразы не вычеркивал...
16
Мне нравится мысль насчет каталожных карточек вместо книг.